mah2

оказывается, что в большинстве случаев это отношение понимается весьма поверхностно и неполно. Обыкновенно рассматрицают как причину и действие только две особенно бросающиеся в глаза составные части процесса. Более точный анализ такого процесса почти всегда обнаруживает, что то, что называется причиной, есть лишь составная часть в целом комплексе условий, определяющем то, что называется действием. Поэтому эта составная часть оказывается весьма различной, смотря по тому, обращаем ли мы или не обращаем внимание на ту или на другую часть комплекса.

5. Раз предпосылка постоянства связи элементов укоренилась в нашем мышлении как инстинктивная привычка или как сознательная методологическая черта, то при каждом наступлении нового неожиданного изменения мы сейчас же спрашиваем о его причине. Почему то, что до сих пор наблюдалось, не существует более? Изменилось ли какое-нибудь упущенное из виду, не замеченное условие? Каждая перемена кажется нарушением устойчивости, распадением того, что до сих пор существовало вместе. Она прекращает привычную нам связь, беспокоит нас, ставит проблему, заставляет нас отыскивать новую связь, причину перемены4.

6. В естественных науках, достигших высокого развития, употребление понятий причины и действия все более ограничивается, становится все реже. Это имеет свое веское основание, ибо указанные понятия изображают дело лишь весьма приблизительно и неполно, им недостает определенности, как то уже было сказано выше. Как только удается охарактеризовать элементы событий измеримыми величинами -- что в случае элементов пространства и времени достигается непосредственно, а в случае других чувственных элементов, по крайней мере, косвенно — взаимная зависимость элементов друг от друга гораздо полнее и точнее выражается понятием функции5, чем столь мало определенными понятиями, как причина и действие. Это имеет место не только там, где в непосредственной зависимости нахо-

Ό V

дится больше, чем два элемента (пример газа ^— =Konst. см.

стр. 151), но еще более там, где рассматриваемые элементы находятся не в непосредственной, а в посредственной зависимости, через многократные звенья элементов. Физика своими уравнениями характеризует эти отношения гораздо яснее, чем то можно сделать словами.

Анализ ощущений, изд. С. Скирмунта.

Ibid. — Erhaltung der Arbeit, стр. 35 и след.

275

7. В случае непосредственной зависимости двух или нескольких элементов, причем все элементы, например, связаны одним уравнением, каждый элемент есть функция остальных. Пользуясь старыми выражениями, мы должны были бы сказать: в этом случае понятия причины и действия могут меняться местами. Если, например, две тяжелые массы одни только противопоставлены друг другу или если два теплопроводных тела одни только соприкасаются, то изменение скорости одной массы есть причина изменения скорости другой и наоборот, а изменение температуры одного тела есть причина изменения температуры другого тела и наоборот. Если горячее тело А сообщает теплоту другому телу N через посредство других тел Д Си т. д., то изменение состояния тела зависит уже не только от изменения состояния тела А, но здесь имеют известное влияние также все тела-посредники и расположение их. Конечно, и изменение состояния тела А не может уже здесь зависеть только от изменения состояния тела N. Обратимость здесь исчезла. Даже в том простом случае, когда можно рассматривать все тела как точки, можно будет составить столько совместных дифференциальных уравнений, сколько есть тел. Каждое уравнение содержит вообще переменные, имеющие отношение ко всем телам. Когда удается получить уравнение, содержащее только переменные одного тела, то это уравнение можно интегрировать. Это приводит и к остальным интегралам, в которых постоянные определяются начальным состоянием. Решения такого простейшего примера достаточно, чтобы почувствовать всю недостаточность обычных понятий причины и действия и ненужность их в сравнении с понятием функции6.

8. При точном и подробном рассмотрении физических процессов кажется, что можно все непосредственные зависимости

рассматривать как взаимные и одновременные. С обычными понятиями причины и действия дело обстоит как раз наоборот, ибо они прилагаются именно в случаях, совершенно не проанализированных, зависимости со многими посредствующими членами.

6Я где-то читал, что я веду «ожесточенную войну» с понятием причины. Это неверно, ибо я не основатель какой-нибудь религии. Для моих потребностей и целей я заменил это понятие понятием функции. Если кто-нибудь найдет, что это не приводит к большей определенности, к освобождению или объяснению, он спокойно останется при старых понятиях; у меня нет ни силы, ни также потребности каждого человека заставить принимать мое мнение. Рассказывают, что одного человека обвинили перед Фридрихом II в том, что он не верит в воскресение из мертвых, на что король положил резолюцию: «Если N не желает воскреснуть вместе со всеми, то, по-моему, пусть останется лежать». Это сочетание юмора и терпимости вообще весьма достойно подражания. Наши потомки когда-нибудь надивиться не смогут, о чем мы только спорили и еще более — как мы при этом раздражались друга на друга.

276

Действие «следует» за причиной и это отношение «необратимо». Примером может служить взрыв пороха в пушке и удар ядра или также светящийся объект и световое ощущение. В обоих случаях пред нами зависимость, образующаяся из целой цепи бесчисленного множества посредствующих членов. Поражаемое ядром тело не может восстановить работы пороха, ощущающая сетчатка не может сделать того же относительно света; оба они только звенья в целой цепи зависимостей, продолжающихся на других путях, чем начальный член их. Тело дает разлетающиеся от удара куски; воспринимающий световое ощущение схватывает, может быть, светящийся объект. Целый процесс вовсе не должен быть тоже мгновенным и обратимым, если он и основан на многочисленной цепи одновременных и обратимых зависимостей. Мы вернемся еще к этому пункту7.

9. Итак, понятие причинности не всегда оставалось одним и тем же, а изменялось в ходе истории и может еще измениться и в будущем. Тем более было бы неосновательно мнение, будто понятие это есть прирожденное рассудочное понятие. Проблему Юма и Канта я уже обсуждал в другом месте8. Здесь остается прибавить еще немного. Психологическая индивидуальность развивается через взаимодействие субъекта и окружающей его среды. Конечно, организм приносит уже кое-что прирожденное, может быть, даже гораздо большее, чем думал Кант. Прежде всего прирожденна рефлекторная возбудимость. Не только система ощущений пространства и времени прирожденна, но прирожденны и специфические энергии всех наших органов чувств вместе с их системами возможных ощущений9. Правда, показано, что физиологическое пространство и физиологическое время без помощи физического опыта не могут обосновать ни научной геометрии, ни научной математики. Вопрос «как возможна (а priori) чистая математика?» содержит таким образом несомненно

7К этим рассуждениям меня привело одно небольшое, поучительное для меня, психологическое переживание. Один человек, по-видимому, не естествоиспытатель, но философски и поэтически высокоодаренный, пришел к следующей мысли: подобно тому как изображение на сетчатке вызывает ощущение, так и, обратно, живое зрительное представление должно вызвать изображение на сетчатке, которое можно было бы какими-нибудь способами обнаружить. Придя к этой мысли, он обратился ко мне с предложением осуществить этот безнадежный опыт. Понятие функции вряд ли могло бы ввести его в столь большое заблуждение, в какое его ввело здесь понятие причины.

8Prinzipien der Wärmelehre. 2 изд., стр. 432 и след.

Vgl. F. /. Schmidt, Grundzüge der konstitutiven Erfahrungsphilosophie. Berlin,

1901.

277

зародыш важного исследования. Но он был бы еще важнее, если бы не заключал уже предположения, что математические знания получаются a priori. Ибо не философские декреты, а только положительные психофизиологические исследования могут установить, что именно прирождено. Что касается понимания причинности, то прирожденными могут быть -— самое большее — основы возможности ассоциации, органические соединения, ибо сами ассоциации, наверное, приобретаются индивидуально (см. стр. 64). Мысль о прирожденное™ понятия причинности довела такого выдающегося исследователя, как Уэвелл, до весьма странных уклонений, хотя его, собственно говоря, следует назвать весьма свободным кантианцем. Fries и его школа, в особенности Апелът, которым мы весьма многим обязаны в деле создания основ рациональной естественнонаучной методики, делают отчаянные усилия, чтобы освободиться из оков Канта, но это им вполне не удается (см. примеры на стр. 153—154). Среди немцев мы находим существенный шаг вперед впервые у Бенеке. Он говорит буквально следующее: «В предыдущем мы показали, что все понятия без исключения, также и категории Канта, возникают через соединение воззрений и на этом основании мы не можем в полной мере согласиться со взглядом Уэвелла»^. «Самое общее разделение наук с этой точки зрения есть деление на науки, предмет изучения которых есть все воспринятое чрез посредство внешних впечатлений, и науки, имеющие своим содержанием все внутренне предопределенное. Последние содержат, правда, в известной мере, познание того, что a priori опыта дано в нас. Но доныне ошибочно полагали, ближайшим образом определяя это отношение, что формы, выступающие в развитой душе, даны уже в ней до опыта или, точнее, до развития души (прирождены). Это ложно: формы, которые прежде всего даются нашему познанию, возникли лишь с развитием души, а до этого бывают только предопределены в прирожденных задатках и условиях, которые носят в себе совершенно иные формы»11. К этим превосходным общим замечаниям я ничего существенного не могу прибавить.

10. Итак, естественное развитие приводит к тому, что инстинктивное ожидание постоЗшств, развившееся взаимодействием субъекта и окружающей его среды, в конце концов привносится в исследование как намеренная, сознательная, с успехом испытанная

и обещающая дальнейший успех методологическая предпосылка,

10Beneke, System der Logik als Kunstlehre des Denkens, Berlin, 1842, стр. 23.

11Ibid. стр. 282.

278

как постулат. Действительно, намерение исследовать какую-ни- будь область возможно только при допущении, что эту область можно вообще исследовать12. Но такое допущение предполагает постоянства, ибо что же другое может быть установлено исследованием? А такие постоянства суть зависимости элементов данного друг от друга, функциональные отношения или уравнения между этими элементами. С решением такого уравнения достигается более широкое, более общее субстанциальное понимание, но также и более широко развитое, более определенное и ясное причинное понимание. Вообще говоря, неважно, видим ли мы в уравнениях физики выражение субстанций, законов или в особых случаях выражение сил; во всяком случае они выражают функциональные зависимости. В качестве простого, сразу понятного примера достаточно привести закон энергии, очень легко поддающийся различным толкованиям, которые мы поэтому и не можем считать столь различными в своей основе, какими они часто кажутся13.

11. Правильность позиций «детерминизма» или «индетерминизма» доказать нельзя. Только наука совершенная или доказанная невозможность всякой науки могли бы здесь решить вопрос. Ведь дело идет здесь именно о предпосылках, которые привносятся в рассмотрение вещей, смотря по тому, придается ли большее субъективное значение достигнутым доныне успехам исследования или его неудачам. Но во время исследования всякий мыслитель по необходимости теоретически детерминист. Это имеет место и тогда, когда он рассуждает лишь о вероятном. Принцип Якова Бернулли14, «закон больших чисел», может быть выведен только на основе детерминистических предпосылок. Когда такой убежденный детерминист, как Лаплас, который мечтал о мировой формуле, мог как-то выразиться, что из комбинации случайностей может получиться самая поразительная закономерность15, то этого не следует понимать в том смысле, будто, например, массовые явления статистики совместимы с волей, не подчиненной никакому закону. Правила теории вероятностей имеют силу только в том случае, если случайности суть скрытые усложнениями закономерности16. Только в этом случае средние

12См. Oelzelt-Newin, Kleinere philosophische Schriften. Wien, 1901. (Naturnotwendigkeit und Gleichförmigkeit des Naturgeschehens als Postulate, стр. 28-42). Мысли, которые проводит автор, очень близки к моему взгляду.

Prinzipien der Wärmelehre, стр. 423 и след.

14 Jac Bernoulli, Ars conjectandi. Basel, 1713.

Laplace, Essai philosophique sur les probabilités, 6-me éd., Paris, 1840.

16 Анализ ощущений, изд. С. Скирмунта.

279

числа, полученные для известных промежутков времени, могут иметь разумный смысл17.

12. Но допущение постоянств вообще вовсе не исключает допущения ошибочности такого допущения в частных случаях. Напротив, исследователь должен быть всегда готов к разочарованиям. Он никогда даже не знает, принял ли он во внимание уже все существующие в том или другом случае зависимости. Опыт его ограничен пространственно и временно, представляя ему лишь небольшой угол картины мировых событий. Ни один факт опыта не повторяется с полной точностью. Каждое новое открытие вскрывает пробелы в нашем понимании, обнаруживает незамеченный до тех пор остаток зависимостей. Таким образом и тот, который в теории является крайним детерминистом, на практике все же бывает вынужден оставаться индетерминистом и именно в том случае, если он не хочет отделаться умозрениями от важнейших открытий.,

13.Наука фактически существует. Наука невозможна без известной, хотя бы и не совершенной устойчивости фактов и соответствующей ей, полученной через приспособление устойчивости мыслей. Последняя устойчивость заставляет заключать к первой, предполагает первую, составляет часть ее. Возможно, что нет совершенной устойчивости. Во всяком случае существующая устойчивость настолько велика, что она достаточна, чтобы служить основой прогрессивного идеала науки18.

14.Когда мы достигли того, что мы обращаем внимание на взаимную зависимость элементов друг от друга и намеренно отыскиваем ее, то метод отыскания ее получается сам собой. То, что зависит друг от друга, в общем и изменяется друг с другом. Метод сопутствующих изменений является везде руководящей нитью исследования. Этот метод лежит в основе скудных указаний Аристотеля для исследователей, как и подробных правил Бэкона. J. F. Herschel, указав на неразрывную связь причины и действия и на то, что второе следует за первой, выяснив далее, что усиление, исчезновение, обращение первой вызывает такие же изменения и в последнем, выставляет руководящие правила исследования19. Многочисленные оговорки, к которым он прибегает, ясно показывают, ч'то, как опытный научный исследователь, он прекрасно чувствует всю недостаточность обоих понятий. Да и

17Fries, Kritik der Prinzipien der Wahrscheinlichkeitsrechnung. Braunschweig, 1842.

18Cp. Erhaltung der Arbeit, стр. 46. Petzoldt, Das Gesetz der Eindeutigkeit. Viertel], f. wissensch. Philosophie, XIX, стр. 146 и след. Анализ ощущений, изд. С. Скирмунта.

Preliminary Discourse etc., cffr 15l и Ш!ед.

280

как экспериментатору не знать того, что параллелизм изменения, который, в случае простых зависимостей, большей частью20 действительно имеет место, не может быть однако прямо принят и для случаев зависимостей более сложных и богатых посредствующими членами? Самым подробным образом изложил правила исследования в схематической форме Миллъ11. Если мыслить причину и действие измеримыми и способными принять все величины, то все методы Милля оказываются специальными случаями метода сопутствующих изменений. Если в комплексе ABCD А есть причина D, то D находится во всех комплексах, в которых содержится А (метод согласия). Если А = 0, то вместо комплекса ABCD мы имеем комплекс ЕС, в котором и D = О (метод различия). Специализацией других родов получаются и другие методы. Руководящие идеи, затруднения и усложнения у Herscherя и Милля в существенном одни и те же. Уэвелл22 дал удачную критику правил Милля и его примеров. Схематизация мыслительных процессов исследователя, приводящая к ясному сознанию их формы, — дело, без сомнения, не бесполезное; но большого облегчения исследования в случаях специальных от этого ожидать нельзя. Трудность заключается больше в отыскании руководящих элементов комплекса ABCD, чем в форме умозаключения. Но когда мы — с помощью схем Милля или без них — установили вообще зависимость элемента D от другого элемента А, то этим, как это знает всякий естествоиспытатель, достигнуто еще весьма немногое; ибо только теперь лишь начинается самая важная работа: отыскание рода существующей здесь зависимости. В большинстве случаев схема Милля получает правильный смысл лишь тогда, если и А и D рассматривать как целые комплексы элементов. В таких случаях исследователь, руководясь задачей и целью исследования, постарается подвергать исследованию по мере возможности такие комплексы АмВ, которые однозначно определяют друг друга. Ибо только зная такие комплексы, он бывает в состоянии дополнять в мыслях частично данные фак-

20Когда понятие причины заменяют понятием функции, становится тотчас же ясно,чтодвапеременных,связанныхфункциональнымотношением,недол-

жны становиться равными нулю одновременно, что вообще даже изменению одного вовсе не обязательно должно соответствовать изменение другого. Стоит подумать только о температуре и электродвигательной силе мест соприкосновениядвухметаллов:сповышениемтемпературыэтаэлектродвигательная сила сначала возрастает, потом уменьшается, становится равной нулю и, наконец, получает даже противоположное направление.

21Mill, System der deduktiven und induktiven Logik. Deutsch von Th. Gomperz. Leipzig, 1884. (Есть и рус. пер. Прим. Пер.)

22Whewell, On the Philosophy of Discovery. London, 1860, стр. 238-291.

281

ГЛАВА 17 ПРИМЕРЫ МЕТОДОВ ИССЛЕДОВАНИЯ

.

1. Если бы мы хотели в кратких и общих чертах правильно охарактеризовать стремление естествоиспытателя, его деятельность в каждом частном случае, цель, достижение которой его удовлетворяет, мы могли бы сказать: он стремится установить возможно большее согласие своих мыслей с фактами или мыслей друг с другом. Определения вроде «полное и наипростейшее описание» (Кирхгоф, 1874), «экономическое изображение действительного» (Мах, 1872), «согласие мышления с бытием и согласие процессов мышления между собой» (Грасман, 1844) выражают одну и ту же мысль с небольшими изменениями. Приспособление мыслей к фактам превращается при сообщении их другим людям в описание, в экономическое изображение действительного при полном и простейшем описании. Всякое устранимое несоответствие, всякая неполнота, всякое излишнее логическое разнообразие или изобилие служащих для описания мыслей, — означают некоторую потерю, не экономны. Как бы ни казалась слишком общей и мало определенной эта характеристика исследования, она больше может дать для понимания деятельности исследователя, чем более специальные, но зато и более односторонние описания этой деятельности. Поясним это на примерах.

2. Научные астрономические представления развились (как уже упомянуто на стр. 122—124) из наивных, обыденных взглядов. Вращение небесного свода, система неподвижных звезд вокруг земли есть непосредственное выражение наблюдения. Движения солнца и луны, как и планет, отличны от движения сферы неподвижных звезд. Гиппарх1 пытается впервые изобразить движение солнца и луны посредством эпициклов. Этим ему удается вывести неравенства движения из гораздо более простого геометрического представления. Метод эпициклов распространяется Птолемеем2- на движение планет. Гелиоцентрическое воззрение, подготовленное взглядами Филолая3, Архита4 и Арис-

Родился в 1600 г. до Р.Х.

2Производил свои наблюдения около 125-150 г. после Р. X.

3В 410 г. до Р. X.

4В 400 г. до Р.Х.

283

, „„ж, „«ivwritu,, икинчательное выражение у Коперника6. Как показал Кеплер1\ 11 движений геоцентрической системы становятся при этом излишними. Исходя из предположения, что планетная система определяется мистическими отношениями чисел и фигур, Кеплер пытается обосновать эти отношения посредством чрезвычайно фантастических построений из пяти правильных тел8. Но эти умозрения по истечении 22-х лет приводят его к открытию закона, что третья степень расстояния, разделенная на квадрат времени одного оборота, дает одно и то же число для всех планет (его третий закон). Он поясняет это свое открытие на примере земли и Сатурна9. Изучение движения Марса на основе наблюдений Тихо де Браге приводит его к закону секторов10, как к физической гипотезе, которая впоследствии подтверждается. Дело в том, что Кеплер представляет себе, что «motrices animae» (двигающие души), которые влекут небесные тела вокруг центрального тела, слабеют с расстоянием от этого последнего. Эта мысль приводит его и к третьему, как и ко второму закону (секторов)11. После многочисленных неудачных попыток он приходит к мысли об эллиптическом движении планет12

сфокусом в солнце. Эти три закона Кеплер затем распространяет

ина остальные планеты13. Заслуга Ньютона заключается в том, что он все эти все еще многочисленные отдельные описания выводит из одного допущения, а именно, что ускорения движе-

ния планет обратно пропорциональны квадрату расстояния от солнца. Эти ускорения он рассматривает как частные случаи одного общего взаимного ускорения масс, самым известным частным случаем которого является ускорение падения тяжелых тел на земле. Этим Ньютон превращает астрономические движения в задачу общей физической механики. Впрочем и этот шаг был уже подготовлен взглядами Коперника1* и в особен-

Жил в 310-250 г. до Р. X.

Copernicus, De revolutionibus orbium coelestium, 1543. Kepler, Mysterium cosmographicum, 1596. Cap, 1. Ibid.

9 Harmonice mundi, 1619. üb. V, стр. 189, 190.

10Astronomia nova. De Motibus stettae Martis. 1609, стр. 194.

11Mysterium cosmographicum. Cap. 20, 2 изд., стр. 75.

12Ibid., стр. 285 и след.

13Epitome astronomiae Copernicanae. 1619.

14ibid. Lib. I. Cap. 9. Тяжесть здесь уже приписывается всем небесным телам.

284