7. Отличие искусства от действия

По аналогичной причине искусство — не мораль или другая практическая деятельность (если какую-то из них должно отличать от моральной, которая, когда ее отличают от познания, кажется, противостоит ему в том, что познанная реальность предстает как точка отправления соответствующей духовной деятельности — тогда как реальность, желаемая как добро, кое должно совершить, напротив, является пунктом прибытия соответствующей деятельности). Добро творится, а если оно не творится, то его нет. Реальность существует, даже если она не познана, и ее нельзя было бы познать, если бы она не существовала. И все же как познание, так и воление движутся в реальности — в объективной универсальной реальности, в действительном мире, в котором человек может жить и действовать — и по отношению к которому он знает: все, что он делает, а также мыслит или говорит, следует судить. И знает: это мир не грез, но сурового бдения; а также не мир искусства (которое в силу этого называется областью фантазии, т.е. миром, сотворенным субъектом и освобожденным от контроля и сопоставления с той реальностью, к которой относят себя знание и воление и к которой они не могли бы относить себя без процесса опосредования, результат коего отличается от начала).

8. Отличие искусства от религии

Еще меньше искусство можно спутать с религией, которая ставит человеческий дух в присутствие Абсолюта, т.е. необусловленной и бесконечной реальности — так, что заставляет его ощущать собственную ничтожность и, стало быть, желание и потребность уподобиться этой реальности, вне которой для того, кто в нее погружает ум, более ничто не возможно. И каждый видит, что эта ситуация не свойственна искусству (в котором, как было сказано, субъект находится наедине с самим собой, не подозревая о другом — и, в силу этого, в наивном блаженстве первоначала и спонтанности, о котором повествовалось в мифе любой примитивной эпохи рода человеческого, и самого иррефлексивного детства каждого отдельно взятого человека, еще не ведающего мук и печалей жизни, которую ему надлежит прожить). Религия — это отрицание субъекта, т.е. абстрактное утверждение объекта; а искусство, напротив, полагает бесконечный субъект непосредственно — и не знает объекта, с которым должен как-то соизмеряться субъект.

9. ИСКУССТВО КАК ИНТУИЦИЯ

Искусство как чистую и абсолютную форму поэтому называли интуицией, желая с помощью этого имени обозначить изначальную и элементарную форму познания (в которой якобы без суждения созерцается неразличенная — и, в силу этого, еще не определенная реальность).

Понятие, имеющее изъян в двух отношениях:

1) потому, что познание, которое было бы чистым созерцанием без суждения, есть противоречие в терминах. Ведь познавать — значит судить; и, хотя и обедняется содержание интуиции, ей нельзя приписывать познавательный характер, не признавая за ней внутреннее и сущностное фундаментальное различение субъекта и объекта — и, стало быть, то наиболее простое полагание объекта, которое всегда является суждением, поскольку придает самому объекту универсальность (т.е. тот неизбывный предикат, который является основой всякой предикации и универсализации, — объективность);

2) потому, что интуиция в любом случае хочет быть отношением; и если был дан один из двух элементов отношения (субъект, дух художника), оставалось еще определить другой элемент, с которым устанавливается отношение в искусстве: интуиция — чего?

На данный вопрос, как водится, отвечают посредством теории лирического характера искусства (где теория, преодолевая предшествующие словесные увертки относительно объекта интуиции, указала себе в чувстве на содержание искусства, которое стали определять как интуицию чувства или как чистую интуицию, коль скоро чувство — не какое-то особое, а лишь возможное содержание, находимое духом в его диалектическом ритме как материя для интуитивного постижения). Поскольку чистое или чисто духовное искусство, как искусство, хочет быть понято по-современному свободным от всякого отношения или связи с внешней природой, оно может почерпнуть лишь из самой глубины духа материю, которой оно могло бы питаться. И это чувство, содержание эстетической интуиции, считалось главным образом связанным в априорном синтезе с интуицией, так что его нельзя было отрывать от нее и рассматривать как уже существующее в самом себе.

Это и вправду самое высокое представление об искусстве, обретенное современной эстетикой благодаря работам Бенедетто Кроче, учение которого, с избыточной полнотой развитое в специальных трактатах и в многочисленных полемических статьях в первой четверти нынешнего века, весьма эффективно способствовало прояснению в философском и критическом сознании любой страны фундаментальных понятий эстетики.

Однако остается необходимость углубить понятие интуиции (что возможно, лишь если более основательно исследовать природу чувства, которое есть не состояние или пассивность духа, как его обычно описывают, не смутное волнение страсти (как его фантастически представляли), в освещение которого будто бы вмешивается интуиция). Чувство не является (пусть именно интуиция сообщает о нем) неким процессом и отношением субъекта с самим собой — не является опосредованием. Чувство — это субъективный, непосредственный момент духа, но оно далеко от того, чтобы быть чем-то пассивным; оно — сама деятельность субъекта в его прорыве наружу, в его непосредственном бытии, т.е. в бесконечном богатстве всех энергий, при проявлении которых будут присутствовать в развитии жизни духа. И интуиция лежит в основе познания и всей жизни духа, поскольку она — его непосредственное бытие и абсолютное первоначало, тот пункт отправления, откуда исходит каждый человек, который действует, говорит или мыслит (и может действовать, говорить или мыслить лишь как тот, каков он есть, и поскольку, прежде всего, он как-то существует). Одним словом, интуиция — это чувство, и она тождественна с субъектом в его непосредственном положении; и, таким образом, она проясняется в обладании всеми позитивными качествами, которые ей были приписаны, но является свободной от вышеуказанного недостатка — желания быть познанием (поскольку ей недостает главного атрибута познания, т.е. опосредования).