- •Василий Аксенов
- •Коммунизм — светлое будущее всего человечества
- •Кальмар натуральный обезглавленный
- •Пятилетке качества — рабочую гарантию
- •Глава 2. Программа «Время»
- •Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи!
- •Глава 3. Жуемотина
- •Глава 4. Любопытный эпизод
- •Глава 5. Проклятые иностранцы
- •Глава 6. Декадентщина
- •«Русский Курьер» Полемика о декадансе (перепечатка с пленки)
- •Глава 7. Ок
- •Глава 8. В стеклянном вигваме
- •Ничтожество (к столетию и. В. Сталина)
- •Глава 9. Недопаренность
- •Глава 10. Земляки
- •Глава 11. Витая в сферах
- •Глава 12. Старая римсксая дорога
- •Глава 13. Третий Казенный Участок
- •Глава 14. Весна
Глава 10. Земляки
Однажды утром в пентхаузе «Курьера» зазвонил телефон, и Таня, кажется, впервые за все время, сняла трубку. Обычно в отсутствие Андрея она выключала всю систему связи с внешним миром, чем несколько раздражала своего возлюбленного: невозможно узнать, видите ли, как она там getting аlоng [5].
В это вот утро как раз забыла выключить систему, как раз и сняла трубочку машинально, словно в Москве, и как раз на сногсшибательный звоночек и нарвалась.
— Татьяна Никитична? — проговорил пугающе знакомый мужской голос. — Привет, привет!
— Господин Востоков, что ли? — буркнула чрезвычайно недружелюбно Таня.
— Ого, вы уже и с Востоковым познакомились? Поздравляю, — сказал голос. — Дельный работник.
— Кто звонит? — спросила грубо Таня, хотя уже поняла, кто звонит.
— Да это Сергей звонит, Танюша, — чрезвычайно дружески заговорил полковник Сергеев, который, как ни странно, так точно и именовался — Сергей Сергеев. — Совсем ты пропала, лапуля.
— Без лапуль, — прорычала Таня.
— Ох, что с тобой делать, — хохотнул Сергеев. — Такой же — ежик.
— Без ежиков, — рявкнула Таня.
— Ну, ладно, ладно, я ведь просто так звоню, просто узнать, как твое «ничего»? Я недавно, между прочим, в Цахкадзоре повстречал Глеба. Ну, я скажу, он дает! Стабильно толкает за «очко».
— За какое еще «очко»? — вырвалось у Тани.
— Ну, за 21. А ты-то как живешь? Весело?
— Я, кажется, не обязалась вам давать отчетов о личной жизни.
— Б-р-р, — произнес Сергеев. — Мороз от вашего тона пробирает. Как будто не в Крым звонишь, а на Шпицберген.
— А вы что же, из Москвы, что ли, звоните? — От этого предположения у Тани настроение слегка повысилось.
— Из нее, из белокаменной, — почему-то вздохнул Сергеев. — Автоматика, Танюша. Дорогое удовольствие, однако, на что только не пойдешь, чтобы напомнить о себе хорошему человеку.
— Вас забудешь, — сказала Таня.
— Ну вот и прекрасно, спасибо, что помнишь. — Сергеев говорил, словно увещевал, капризного ребенка. — Закругляюсь. Глебу привет передать?
— Передайте, — неожиданно для себя скромно и мило попросила Таня.
Отбой. В первую минуту она, как ни странно, только о Супе своем и думала. Одно только упоминание о нем вызвало сладостный спазм, охвативший чресла и волной прошедший по спине вверх. Взяла сигарету и села посреди опостылевшего стеклянного вигвама.
Востоков знает Сергеева и уважительно о нем отзывается. Сергеев знает Востокова и тоже хорошего о нем мнения. Однако Сергеев запросто говорит о Востокове по телефону из Москвы, а ведь он не может не думать, что ОСВАГ прослушивает лучниковские телефоны. Говоря так, он прямо «засвечивает» Таню, не оставляет ни малейшего сомнения у осваговцев в том, кто держит ее на крючке. Значит… впрочем, какие тут могут быть «значит»… может быть… вот это лучше… может быть, это вовсе и не Сергеев звонил, а осваговцы его так ловко имитировали? Или американцы? Или, может быть, Сергеев не боится Востокова? Может быть, он говорит открыто, потому что вся лучниковская информация попадает в Востокову, к своему человеку? А может быть, Сергееву для чего-то нужно выдать ее противоборствующей разведке? А может быть… Впрочем, все эти варианты не рассчитаешь, и стараться не надо. Нужно сегодня же вечером все рассказать Андрею. Ведь поймет же он, что она только ради него и «продалась дьяволу», только ради любимого человека и согласилась на эту дурацкую и опасную игру, только чтобы быть с ним рядом, чтобы разделить с ним опасность, чтобы отвести от него. Да почему же до сих пор ничего ему не рассказала? Почему с каждым днем откровенность эта кажется ей все больше — немыслимой. Тогда ей думалось — ничего, будет легче, все сразу выложу ему — и тяжесть рухнет. Неужели он не поймет, что это была лишь хитрость с ее стороны, просто финт? Не было никакого второго смысла в этом движении, никакого, ни малейшего; как ни копай себя, ничего другого не сыщешь.
Однако почему он сам меня ни о чем не спрашивает? Она испытала вдруг острую и как бы желанную неприязнь к Лучникову. Никогда ни о чем ее не спрашивал, думала она вдруг эту новую для себя мысль со смесью жалости к себе и злости к нему. Никогда не спрашивал о ее прошлом, о ее родителях, например, о ее спорте, о детях, даже о Саше, который вполне может быть его собственным сыном. Трахает ее только да отшучивается, ни одного серьезного слова, и так — всегда, он — никогда… Употребляя в уме эти окончательные слова, Таня понимала, что если говорить о прошлом, то они несправедливы — он спрашивал ее раньше о разном, это сейчас он ее ни о чем не спрашивает.
Вообще, как он себя ведет, этот самоуверенный «хозяин жизни», и все его друзья? Как они просто и легко все эти делишки свои делают, все делают такое, от чего у нормальных людей голова бы закружилась? Супермены и главный среди них супер — Андрей. Этот вообще чувствует себя непогрешимым, никогда ни в чем не сомневается, вроде не боится ничего, вроде и не думает ни минуты, что вокруг него плетут сети все эти так называемые разведки, что они слушают, быть может, каждое его слово и фотографируют, быть может, каждое движение, что они и любимую, может быть, к нему в постель подложили, что, может быть, даже вон тот вертолетик голубой, сливающийся с небом, каждый день таскающий мимо башни «Курьера» рекламу какого-то дурацкого мыла «Алфузов — а11 fusion», фотографирует какой-нибудь дикой оптикой все предметы в вигваме, все эти дурацкие бумажки на «деске», то есть на столе письменном, даже, может быть, и резинку, которую он сегодня утром так небрежно отбросил после употребления на кафель возле ванны, а ванна-то висит над головами; во всей этой «хавире» ни одной стенки, только какие-то сдвигающиеся и раздвигающиеся экраны, во всех этих кнопках сам черт не разберется, придет же фантазия поселиться в таком чудище, лишь бы поразить мир злодейством, ну и типы, ну и показушники!
Так, дав полную волю своему накопившемуся раздражению и испытав от этого даже некоторое удовлетворение, Таня докурила сигарету, показала кукиш невинному мыльному вертолетику и отправилась за покупками.
Вот эти дела в Симфи доставляли ей до сих пор еще острое удовольствие и на время примиряли с жизнью. Сверхъизобилие гастрономических аркад «Елисеев — Фошон»; легчайшее умиротворяющее движение с милейшим проволочным картингом мимо стен, уставленных ярчайшими упаковками всевозможнейших яств, начиная от ветчин полусотни сортов через немыслимые по свежести и остроте «дары моря» и кончая гавайским орехом «макадамия», а скорее всего только начиная им; движение под тихую и весьма приятнейшую музыку; Татьяна готова была тут ходить бесконечно. У любой московской хозяйки в этих аркадах, без всякого сомнения, случился бы обморок, о хозяйках периферийных страшно и подумать.
Татьяна много лет уже была «выездной», и для нее эти обморочные состояния в капиталистических «жральнях» давно пройденный этап. Раньше, в доандреевской жизни, супермаркеты эти восхищали, но раздражали недоступностью. Попробуй купи, к примеру, креветочный коктейль, если он стоит столько же, сколько тенниска «Лакост». Сейчас эти прогулки для нее — полный кайф! О деньгах просто не думаешь, даже, собственно говоря, их и нет у тебя вовсе. Протягиваешь кассирше, которая издали уже тебе улыбается, пластмассовую карточку «Симфи-карда» с какой-то перфорацией, та сует эту карточку в какой-то компьютер, и все дела! Оставляешь покупки и переходишь через улицу в кафе «Аничков Мост» волновать собирающихся там на аперитив крымских (или, как здесь говорят, русских) офицеров. Рядом помещался Главный штаб «форсиз», и офицеры, галантнейшие и ловкие джентльмены, совсем вроде бы нетронутые процветающим на Острове гомосексуализмом, любили собираться здесь. Покупки свои ты находишь уже дома — доставлены «коллбоем», то есть посыльным.
Кассирша вернула Тане карточку, еще раз широко улыбнулась — от бабешки этой всегда несло «Шанелью №5» — и сказала на своем немыслимом яки, который Таня начинала уже понимать.
— Ханам, самван ждет ю на «Аничков Мост».
— Что? Кто меня ждет? — растерялась Таня. — Никто там меня ждать не может.
Кассирша улыбнулась ей на этот раз каким-то особенным образом, как-то по-свойски, очень уж по-свойски, слишком по-свойски.
— Френда, — сказала она. — Бис — трабла, ханам. Френдага, кадерлер, яки, мэм…
Переходя улицу под слепящим солнцем, под падающими листьями платанов, Таня, конечно, связала утренний звонок с этим ожидающим ее в кафе неизвестным френдом; скорее всего Востоков, может быть, кто-то и из «наших», из «Фильмоэкспорта» или из ИПУ… Никак она не предполагала, однако, увидеть в углу под фотографией одного из коней Клодта самого полковника Сергеева.
Тот выглядел как самый обыкновенный бизнесмен средней руки: фланелевый костюм, рубашка в мелкую полосочку, одноцветный галстук, дорогие очки. Спокойно, явно чувствуя себя в своей тарелке, читал «Геральд», причем колонку биржевых индексов, а рядом на столе лежали «Курьер» и «Фигаро», дымилась тонкая голландская сигарка, стакан «кампари» со льдом и лимоном завершал картину наслаждающегося тишиной и покоем (Тане показалось, что Сергеев именно наслаждается) господина. Час аперитивов еще не начался, офицеров пока в кафе не было и только в дальнем от Сергеева углу нежно гугукались друг с другом живописный могучий негр и пухленький блондинчик. Кажется, оба были художниками, один американец, другой немец, и справляли на Острове что-то вроде медового месяца.
— Извини, Таня, что разыграл, — просто и сердечно сказал Сергеев. — Просто подумал, что нужно сначала перед этой встречей как бы напомнить о себе, как бы психологически тебя подготовить…
— Как всегда, психологически ошиблись, — холодно сказала Таня.
Хозяин кафе, не спрашивая, тут же принес Тане рюмку мартеля и кофе-бразиль. Дружески улыбнулся и исчез.
— Не боитесь здесь сидеть? — спросила Таня. — Здесь ведь рядом Главштаб.
Сергеев улыбнулся, показывая, что восхищен ее наивностью.
— Просто я люблю это кафе и всегда здесь посиживаю, когда прилетаю из своего Торонто.
— Из своего Торонто; — усмехнулась Таня, но тут как раз заметила атташе-кейс с не оторванным еще ярлычком «ТА, рейс такой-то, Торонто — Симфи».
Сергеев проследил ее взгляд и улыбнулся, совсем уже довольный.
— Ты не представляешь, как мы все за тебя волновались в секторе. — Он чуть понизил голос, хотя эта предосторожность была вроде бы излишней для господина, говорящего на чистом русском языке, который любит посиживать в кафе «Аничков Мост», прилетая из своего Торонто.
— Трогательно. Чуткие люди у вас там, в секторе, — сказала Таня.
— Коллектив, между прочим, неплохой, — кивнул Сергеев. — После нападения на тебя Иг-Игнатьева некоторые ребята предлагали даже решительные меры против этого ублюдка… Хорошо, что Востоков вел тебя в эту ночь. Молодец, отличная интуиция у парня. Успел предупредить Чернока, и тот послал свою спецгруппу. — Сергеев явно щеголял своей осведомленностью.
— А сам-то он куда пропал? — спросила Таня. — И почему Черноку звонил, а не своим осваговцам?
— Почему же ты сама его об этом не спросила? — В голосе Сергеева задрожали какие-то тайные струночки. — Ведь он же у вас бывает. Ведь он же тоже из «одноклассников».
— Он годом младше, — буркнула Таня.
— Вот как? — Сергеев даже прикрыл на секунду глаза. Таня поняла, что в этот момент от нее к нему перешла какая-то важная информация.
— Рады? — спросила она. — Получили информацию?
— Спасибо, Таня, — просто сказал он. — И прошу тебя, оставь этот ядовитый тон. Он, извини меня, не совсем как-то уместен, особенно здесь, за рубежом.
— Ах, значит, мы с вами здесь вроде как бы земляки. — «Яду» у Тани только прибавилось.
— Да, мы с тобой здесь земляки, — вдруг очень строго сказал Сергеев. — Настоящие земляки. Да, мне нужна от тебя кое-какая информация. В интересах общего дела.
— А какое у нас с вами общее дело?
— Безопасность Андрея — вот какое общее дело, — проговорил Сергеев. — Поверь мне, Таня, прошу, поверь. Конечно, у меня есть и другое дело, глупо было бы это от тебя скрывать, ведь ты же не дура — ох, какая не дурочка! — но в отношении Андрея наше дело, Таня, клянусь тебе, общее.
— Так что же вас интересует? — спросила Таня.
— Тебя интересует то, что меня интересует? — В голосе Сергеева появился металлический звучок. — Или ты поверила мне?
— Понимайте, как хотите, — небрежно бросила она и жестом попросила хозяина «Аничкова Моста» принести еще рюмочку.
Хозяин тут же появился с рюмочкой на подносике. Он приближался, но Сергеев как бы не замечал его. Он говорил спокойно, без всякой опаски.
— Меня интересует, о чем сейчас говорят между собой «одноклассники». Они собираются все чаще и чаще. Какое у них настроение? Что они планируют?
— Гонки, — сказала Татьяна. — Они готовятся к «Антика-ралли». Граф Новосильцев и Андрей собираются выступить, психи проклятые.
— Я говорю не об этом вздоре, — жестко сказал Сергеев.
— Но они говорят только об этом вздоре, — сказала Таня. — Все эти дни они только и талдычат о своих «питерах», «феррари», «мазаратти», а Новосильцев готовит, вообразите, «Жигули». Только и слышишь — цилиндры, клапана, тормоза, топливо…
— Ты дурочку-то тут не валяй. — Сергеев впервые заговорил с Таней угрожающим тоном. — Вспомни-ка получше, а перед этим и о себе получше подумай.
— Что же вы у Востокова не спросите? — Таня даже ощерилась, но, заметив свое лицо в зеркале, взяла себя в руки. — Он ведь у нас бывает. Они ведь его в друзьях держат.
Она уже понимала, что Сергеев потому и спрашивает у нее сейчас про все эти дела, про настроение и планы, ибо не надеется на информацию Востокова. Наверное, тогда и прилетел, когда понял, что Востоков не все знает об «одноклассниках», что он не всегда у них бывает, что он не совсем друг. Проникнув так глубоко, она даже возгордилась.
Сергеев вдруг расхохотался почти издевательски, во всяком случае, с явным превосходством.
— Востоков?! — хохотал он. — Да ты меня просто уморила, Татьяна! Востокова спрашивать? Ха-ха-ха! Да ведь Востоков же — это конкурирующая фирма! — Он оборвал хохот с той же великолепной профессиональной внезапностью. — Другое дело, что мы о нем все знаем. О тебе же, Таня, мы знаем больше, чем все, и ты это учти.
— Снимочки, что ли, востоковские имеете в виду? — Таня даже зашипела от злости.
В лице Сергеева ничто не дрогнуло, но до Тани вдруг дошло, что он, может быть, ошарашен, что он, возможно, ничего и не знает о «снимочках», о яхте «Элис».
— Да, снимочки, — сказал он бесстрастно.
— Ну так знайте на всякий случай, что я их вот настолько не боюсь. — Она показала на длинном своем ноте мизернейшую долю опаски. — Неужели вы думаете, Сергеев, что у нас с Андреем есть какие-нибудь тайны друг от друга?
Теперь уже он был явно ошеломлен, и взбешен, и шипел змеем-горынычем:
— Уж не хотите ли вы сказать, мадам, что и наши с вами отношения для господина Лучникова не секрет?
— Вот именно это и хочу сказать, — смело брякнула Татьяна.
— Ну, знаешь… — Сергееву нужно было выпустить тучу голландского дыма, чтобы хоть на миг скрыть растерянность. — Ну, знаешь… Перекидываешься? Перевертываешься? Да ты представляешь себе, на что идешь?..
Тут вдруг кафе «Аничков Мост» наполнилось шумом, смехом, веселыми голосами: вошла целая толпища офицеров Главштаба, пять летчиков и три моряка. Все они расселись вокруг круглой стойки. Все знали Таню. Оборачивались и салютовали ей бокальчиками.
— Татьяна Никитична, хотите новый анекдот из Москвы? — спросил кто-то.
Она забрала свою рюмку и подошла к стойке. В зеркале очень красиво отражалась блестящая леди в окружении блестящих офицеров. В зеркало уже увидела, как Сергеев расплатился за свои удовольствия, аккуратно спрятал «биль» в чемоданчик (для отчета) и покинул кафе. Военные тайны Крыма его, очевидно, не интересовали.