IV Chteniya pamyati VSNersesyanca

ко второй половине XIX-го столетия, когда уже назревал кризис парла- ментаризма32. Напротив, в более ранних по времени текстах идея дис-

куссии воспринимается как естественная по отношению к народному представительству и поэтому реже упоминается Ш.-Л. Монтескье, Дж. Мэдисоном и Э. Берком, чем Ф. Гизо, И. Бентамом или Дж. Ст. Миллем. Признаваемый сторонниками и противниками трех революций естест-

венный характер политической дискуссии препятствовал ее адекватному пониманию и установлению взаимосвязи между дебатами и репрезента- цией. Активно используя понятие дискуссии, они раскрывали ее содер-

жание через описание механизма достижения согласия в собрании путем обмена рациональными аргументами между представителями народа, свободными в высказываниях. Предполагалось, что публичное обсужде-

ние вопросов послужит демистификации власти и обеспечит тождество между представителями и представляемыми, т.е. разрешит задачу демо- кратизации политического поля. Тем не менее, на теоретическом уровне так и не было сформулировано четкого определения политической дис- куссии.

Причины интерпретации дискуссии как самоочевидного структур- ного элемента парламентаризма лежали в области политической теоло- гии и в сфере практических соображений. Дебаты легитимировали осо- бый статус законодательной власти, поскольку они, как считалось, по- зволяли установить истину и отразить ее в законе, укрепляя веру в прин- цип «правления истины». Вместе с тем, парламенты Нового времени, ос- таваясь, вопреки возможности установления антипарламентского цеза- ризма, коллективными субъектами, сохраняли преемственность с фео- дальными собраниями, представлявшими интересы сословий, которые следовало привести к согласию33. В процессе дискуссии, как утверждали Дж. Локк и аббат Сийес, имеют место не поиски истины, а достижение

32См.: Шмитт К. Политическая теология. М., 2000. С. 182-215.

33Кин Дж. Демократия и гражданское общество. М., 2001. С. 270-274.

61

согласия при готовности пересмотреть свою позицию. Сами по себе де- баты не являются принципом принятия решения. Они оттягивают этот момент для того, чтобы решение принималось в результате доброволь- ного согласия равнозначных индивидуальных воль34. В противном слу- чае одна воля навязывает себя другим, открывая путь диктатуре, не до- пускающей никаких публичных дискуссий.

Разумеется, что готовность изменить свою первоначальную пози- цию в ходе дискуссии предполагает способность представителя абстра- гироваться от личных интересов, конкретной ситуации, частностей и идентифицировать себя с представляемыми им субъектами в перспекти- ве общих задач и целей. Здесь проявляется рациональный и в то же вре- мя аристократический аспект парламентаризма, в контексте которого

правом на политически значимую и означающую дискуссию обладают избранные в самом широком смысле этого слова. Дискутируя, они идут на уступки своим оппонентам не бескорыстно, ожидая от них оговари- ваемых заранее выгод для представляемой социальной группы, что от- личает представительное правление от обычного торга, участники кото- рого рассчитывают извлечь выгоду исключительно для себя35. Результа-

тивность участия в заинтересованной коммуникации зависит от умения убеждать и договариваться, что обусловлено социальным статусом субъ- ектов, уровнем их образования и доступом к символическому капиталу, не отвечающим эгалитарным настроениям.

Нараставшее напряжение между демократической идеей публич- ной дискуссии и аристократической идеей репрезентации, дебатами и решением привело к кризису парламентаризма, когда на место автоном- ных от своих избирателей представителей, ведущих дискуссию ради дискуссии, пришли партии, подчинившие своих членов жесткой дисцип- лине. Дискуссия приняла вид внутрипартийных дебатов, оставшись не-

34Локк Дж. Сочинения в 3-х томах. Т. 3. М., 1988. С. 318.

35Манен Б. Указ. соч. С. 248.

62

обходимым условием принятия решения. Наконец, в эпоху «аудиторной демократии» права на обсуждение добиваются широкие слои населения, определяющие свою позицию накануне выборов. В настоящий период демократии угрожает не сама репрезентация, а техника формирования запросов представляемых субъектов, сохраняющая внешнюю форму свободной дискуссии.

Татьяна Андреевна Васильева (Tatiana Vasilyeva), кандидат юридических наук (Москва), посвятила свое выступление современным концепциям территориальной организации публичной власти. Для на- стоящего этапа развития конституционализма, подчеркнула она, харак- терно возрастание интереса к концептуальному осмыслению территори- альной организации публичной власти. В условиях кризиса государст- венности, добровольного ограничения государственного суверенитета и

развития наднациональных структур все большее значение придается разработке принципов государственно-территориального устройства, оптимизации территориальной структуры государства, повышению эф- фективности и оперативности решений, принимаемых органами публич- ной власти различного уровня.

По мнению специалистов, федеративная система в институцио- нальном плане в наибольшей степени соответствует многомерным поли- тическим, экономическим и социальным реалиям современного общест- ва. В юридической доктрине особый акцент делается на том, что прин- цип федерализма – это один из характерных признаков конституциона- лизма (территориальное разделение власти дополняет классическое функциональное разделение властей), а также демократической государ- ственности (будучи одним из проявлений принципа плюрализма)36.

36 De Vergottini G. Diritto costituzionale. Padova, 2000. P. 107.

63

Теоретики федерализма отмечают гибкость и вариативности тео- рий федерализма и форм его осуществления37. Как правило, для новых направлений исследования федерализма характерно признание осново-

полагающих принципов федеративной организации власти и выделение новых аспектов и форм их проявления. Это находит выражение в деск- риптивной терминологии (плюралистический, интегративный, органиче- ский, персоналистский, антагонистический, монистический и т.д. феде- рализм), используемой для обозначения современных теорий федера- лизма. Многие современные концепции территориальной организации публичной власти являются продуктом междисциплинарных исследова- ний. В частности, именно благодаря новейшим теориям публичного ме-

неджмента в современных концепциях функционального федерализма стало уделяться повышенное внимание принципам субсидиарности и пропорциональности.

Если взять в качестве критерия отбора многочисленных теоретиче- ских конструкций их практическую реализацию, то необходимо остано- виться более подробно на концепциях кооперативного и конкурирующе- го федерализма, а также регионального государства. Появление теории кооперативного федерализма (30-е гг. XX в.) связывают с переходом от либерального к социальному государству, усилением государственного вмешательства в экономику. Для данной разновидности федерализма ха- рактерна система многоуровнего управления, то есть совместное осуще- ствление полномочий для разрешения общих задач, которые ни один из уровней власти не может решить самостоятельно, и разделение ответст- венности между ними; создание разнообразных механизмов согласова- ния интересов регионального и горизонтального уровня; перераспреде-

ление доходов между уровнями власти с целью обеспечения единых стандартов качества жизни и поддержки наиболее слабых регионов,

37 Elazar D. The Ends of Federalism. Notes Toward a Theory of Federal Political Arrangements. Philadelphia, 1976. P. 20-21.

64

осуществление национальных программ, направленных на достижение специфических целей, путем совместных действий.

Концепция конкурирующего федерализма возникла на основании критического переосмысления опыта кооперативного федерализма в свя- зи с объективным изменением экономических условий. В эпоху новых

технологий и транснациональных корпораций особое значение стало придаваться обеспечению конкурентоспособности страны и регионов на международном уровне, поддержке наиболее сильных регионов, которые могут стимулировать развитие остальных. Сторонники этой концепции по аналогии со свободным рынком рассматривают федеративные отно-

шения как соперничество различных систем органов государственной власти, способствующее более качественному обеспечению граждан различными видами услуг и снижению их себестоимости.

В настоящее время федерация является не единственной сложной формой территориальной организации публичной власти. Помимо этого в конституционно-правовой доктрине выделяют также и региональные государства. Концепция регионального государства разрабатывалась в итальянской и испанской литературе с 30-х гг. XX в. Такое государство

может рассматриваться либо как крайняя форма децентрализованного унитарного государства, либо как разновидность государства, находяще- гося на полпути от унитаризма к федерализму. Отличительной чертой регионального государства является конституционная гарантирован- ность автономии регионов38. Для данного государства характерны сле- дующие признаки: деволюционный способ образования39; разграниче- ние компетенции между центром и регионами с закреплением остаточ-

38Cressati C. Federalism and Regionalism in Italy: Historical and Constitutional aspects // Federal Conceptions in EU Member States: Traditions and Perspectives. Baden-Baden, 1994. P. 96.

39Деволюция – передача территориально локализованных полномочий от центра к регионам. В отличие от децентрализации, при которой центральная власть сохраняет за собой возможность возвращения передан- ных полномочий, деволюция предполагает более кардинальную трансформацию территориальной системы управления, передачу региональным органам не только исполнительных, но и определенных законодатель- ных полномочий, предоставление широкой автономии регионам и установление гарантий сохранения за ними переданных полномочий.

65

ной компетенции за центральной властью; осуществление контроля за деятельностью регионов органами конституционного уровня (конститу- ционный суд, правительство, счетная палата); наделение регионов пра- вом принятия законов без предоставления им учредительных полномо- чий; различная степень самостоятельности регионов; непредоставление регионам возможности участия в осуществлении государственных пол- номочий (пересмотр конституции страны, представительство в верхней палате парламента, полномочия в сфере судоустройства).

Обращение к данным теориям показывает, что создание федера- тивного или регионального государства связано в большей мере с исто- рико-политическими традициями конкретной страны, чем с серьезными различиями в концептуальных подходах.

Людмила Евгеньевна Лаптева (Lyudmila Lapteva), доктор юри-

дических наук (Москва), остановилась на развитии идеи разделения вла- стей в проектах русских консерваторов. К концу ХIХ в., подчеркнула она, идеи конституционализма получают в среде образованной россий- ской публики все большее распространение. Необходимость продолжить преобразования государственного строя, начатые Александром I и Алек- сандром II, осознается даже в достаточно консервативно настроенных кругах. Несомненный интерес в связи с этим представляет записка П.П.Шувалова, которая существует в двух редакциях, написанных до и после убийства Александра П.

П.П. Шувалов говорит о частичной выборности членов Государст- венного Совета и созыве совещательного народного представительства. Причем речь не идет об одной лишь сиюминутной целесообразности со- ответствующих шагов, он констатирует историческую неизбежность народного представительства, которое уже «проникло окончательно во все государства образованного мира». Не подвергая ни малейшему со- мнению необходимость соответствующих преобразований, Шувалов предлагает, однако, исследовать условия, «при которых это преобразо-

66

вание могло бы совершиться с наибольшею пользою или, по крайней мере, с наименьшею опасностью». Важнейшим из таких условий он считает правильное определение «пространства прав народного предста- вительства», то есть предполагается ли передача ему некоторых верхов- ных прав Государя. Решая этот вопрос в пользу совещательного пред- ставительства, Шувалов аргументирует это тем, что «идея самодержавия столь глубоко вкоренена в огромном большинстве русского населения,

что трудно себе представить возможность открытой борьбы с государем для захвата его верховных прав»40.

Задачу народного представительства Шувалов видит в том, чтобы усилить государственную власть. Именно поэтому он считал невозмож- ным ограничиться просто приглашением в старый Государственный со- вет некоторого количества выборных людей для совещания. Необходи- мо сделать так, чтобы «означенное представительство по своему составу и организации могло признаваться действительным выражением обще- ственного мнения страны».

Особое значение в проекте придается «будущему направлению и образу действий правительственной власти». По мнению Шувалова, «для власти, действующей гласно и открыто под нравственным кон-

тролем народного представительства, требуется степень самонаблюдения и безукоризненности, мало известная при других порядках… Здесь требуется… здравый смысл и политическая честность, то есть верность общественной пользе, данному слову и справедливости»41.

Ключевое значение для формирования новых принципов деятельности администрации он придавал гласности.

Надежда Николаевна Ефремова (Nadezhda Yefremova), канди-

дат юридических наук (Москва), посвятила свое выступление развитию

40Шувалов П.П. Записка (первая редакция) // Конституционализм: исторический путь России к либеральной демократии. М. 2000. С. 472-475.

41Там же. С. 481.

67

идей независимого правосудия в проектах судебной реформы в России в

XIX в.

ВРоссии реальное освоение ценностей конституционализма нача- лось с заметным отставанием от западных стран, однако отдельные кон- ституционные идеи и институты, хотя и в незрелой форме, были апро- бированы уже в XVIII в. В частности, структурное и функциональное

обособление судебных органов от административных было проведено в ходе судебных реформ Петра I и Екатерины II. Без организационной са- мостоятельности суда независимая реализация судебной власти невоз- можна, однако одной этой гарантии все же недостаточно.

Вначале XIX в. в период зарождения отечественного либерализма появились официальные и неофициальные конституционные проекты, в которых предусматривалось обособление независимой судебной власти,

без чего невозможно обеспечить беспристрастность, объективность и справедливость правосудия. Несостоятельность и ужасающее качество организации правосудия признавалось даже правительством, а подверга- лось критике и реформаторами, и консерваторами. Проекты реорганиза- ции суда представлялись как самостоятельные, так и в качестве состав- ляющей более масштабных планов государственных преобразований. Независимость суда в системе разделения государственной власти пре- дусматривалась в записках и законопроектах М.М. Сперанского, консти- туционных проектах декабристов, отдельных сановников и сенаторов, в частности Н.С. Мордвинова. Однако планам конституционных преобра- зований в рассматриваемый период, как известно, не было суждено сбыться.

Первый реальный шаг на пути трансформации российского абсо- лютизма в конституционную монархию был сделан в эпоху «Великих реформ» 60 – 70- гг. XIX в. Идеи независимости судебной власти от за-

конодательной и исполнительной нашли воплощение в законодательной

основе судебной реформы – Судебных уставах, утвержденных 20 ноября

68

1864 г. Так было положено начало реализации принципа разделения го-

сударственной власти и организационному обособлению одной из ее ветвей – судебной власти, вмешиваться в осуществление которой глава государства – император – уже не мог.

Отправление правосудия возлагалось теперь на новые судебные органы, причем соответствующие их подсудности округа не совпадали с административными. Последнее составляло особую гарантию независи- мости деятельности судей, которые объявлялись к тому же несменяемы- ми. «Отцы» судебной реформы, разрабатывая новые основы судебной организации, учитывали как зарубежные прогрессивные идеи и модели, так и отечественные, свидетельством чего являются «Дела по преобразо- ванию судебной власти в России», составляющие 74 тома, собранные С.И. Зарудным.

Вместе с тем провозглашенные цивилизованные, демократические, гуманистические принципы организации правосудия оказались не впол- не соответствовавшими политико-правовой системе самодержавной Рос- сии. В результате создание нового суда осуществлялось поэтапно (о за- вершении судебной реформы было официально заявлено в 1899 г.), при- чем с известной деформацией водимых институтов.

Ряд выступлений был посвящен особенностям советской и постсо-

ветской конституционной истории. Софья Николаевна Мореева (Sofya Moreeva), аспирант ИГПРАН, обратилась в своём выступлении к кон- ституционному опыту Советской России. В докладе отмечено, что при

разговоре о возможности воплощения на российской почве принципов и идей конституционализма о советском периоде истории страны обычно предпочитают умалчивать. Однако такое игнорирование советского кон- ституционного опыта представляется неоправданным и неубедительным.

Каждый государственный строй, каждый политический режим имеет свою структуру, внутреннее строение, свое распределение власти на разных уровнях и способы взаимодействия между ними, которые об-

69

разуют то, что можно назвать политической либо социально- политической конституцией. Кажется, у Прудона впервые появились термины политическая и социальная конституция, хотя и в несколько ином контексте. Такое видение вопроса восходит к Аристотелю, кото- рый в подобной манере разбирал устройство государства – полиса, - где граждане заняты теми или иными государственными заботами – созда- нием законов, управлением государством или участием в осуществлении судебной власти. Таким образом, мы, говоря о советском конституцион- ном опыте, не ограничиваемся изучением конституционных актов, но рассматриваем конституцию также и в указанном выше значении.

Кроме того, советский опыт настраивает на восприятие соци- ально-политической и политико-законодательной активности, по край- ней мере, в двух измерениях – идеальном и реальном (практическом, фактическом). Сегодня очевидна степень контрастности между условно социалистической идеологией и социалистической практикой, которые можно считать масштабным и, как оказалось, драматическим и трагиче- ским опытом. Однако расхождение между теорией и практикой являет- ся непременным атрибутом не только советского государства и режима - это черта практически всех существовавших и существующих режимов, только степень контрастности различна. С учетом сказанного можно воспринимать высказывание знаменитого французского мыслителя Р. Арона как универсальное: «ошибочно предположение, будто конститу- ционные фикции лишены смысла, что они всего лишь примитивные уловки или потемкинские деревни. Пока провозглашается во всеуслы- шание верность демократической конституции, есть надежда, что в ре- жиме могут произойти демократические перемены. Провозглашая вер- ность демократии, государство заявляет об одной из возможных конеч- ных целей своего развития»42.

42 Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1993, стр. 93.

70