Alan_Karlson_-_Shvedskiy_experiment_v_demografi

Глава 1. Социальная и идеологическая обстановка

ними традициями консервативного антикапитализма и антисоциализма, также основательно смягчила свою позицию за время растянувшейся на все 1920-е годы сельскохозяйственной депрессии. От традиционализма ей пришлось перейти к политике защиты экономических интересов. В согласии с духом начала 1930-х годов, когда международная торговля сворачивалась, а интернационализм был и вовсе дискредитирован, аграрии и социал-демократы образовали союз в стиле народного фронта. Они приняли идею национальной автаркии и общего поворота к государственному управлению экономикой в интересах рабочих и крестьян. На более символическом уровне этот союз представлял собой амальгаму социализма и аграрного национализма, что было вполне обычным для того периода и оказалось сильнодействующим снадобьем даже для демократической Швеции79.

Развивая эти темы, Пер Альбин Ханссон начал созидать свое видение Folkhemmet («народного дома»), с помощью игры слов распространяя теплое отношение к домашнему очагу на страну в целом. Впервые Ханссон сумел выразить это в ходе бюджетных дебатов в риксдаге в 1928 г.: «Дом зиждется на общности и заботе. В хорошем доме не бывает привилегий и чувства отверженности, никаких любимчиков или пасынков… В хорошем доме царят равенство, уважительность, сотрудничество и предупредительность. Если же говорить о великом доме народа — и граждан, — это должно означать упразднение всех и всяческих социальных и экономических титулов, которые сейчас разделяют граждан на привилегированных и отверженных, на властвующих и подчиненных, на богатых и бедных, на имущих и неимущих, на эксплуататоров и эксплуатируемых»80.

Ханссон заявил, что если в сфере политических прав существует определенная форма равенства, то социальные отношения до сих пор несут на себе печать классовых различий. «Для того, чтобы шведское общество стало родным домом для всего

79См.: Sven Anders Soderpalm, “The Crisis Agreement and the Social Democratic Road to Power,” in Koblik, Sweden’s Development from Poverty to Affluence, pp. 258—277.

80Цит. по: Bo Sodersten, “Per Albin och den socialistiska reformismen,” in Gunnar Frederickson et al., Per Allen linjen (Stockholm: Bokförlaget PAN/Norstedts, 1970), p. 102.

61

Шведский эксперимент в демографической политике

народа, — продолжил он, — нужно расстаться с классовыми различиями, нужно развить социальное обеспечение, нужно обеспечить экономическое выравнивание, так чтобы рабочие получили свою долю участия в управлении экономикой, а демократия была реализована и в социальных, и в экономических отношениях»81.

При всей туманности формулировок предложенная Ханссоном идея «народного дома» оказалась оригинальной и политически удачной доктриной, которая обеспечила гибкую политическую ширму для строительства шведского государства благосостояния в 1930—1940-х годах. Весьма радикальному политическому замыслу риторика «народного дома» придала эмоциональную теплоту. Она легитимизировала национализм как фундамент шведского социального государства благосостояния. А самым важным было то, что она взяла буржуазную семью и превратила ее в метафору социализированного, централизованно управляемого государства. За этой ширмой после 1934 г. хватило места и демографической политике, отстаиваемой Альвой и Гуннаром Мюрдалями.

Мюрдали сумели развить две перспективные интеллектуальные тенденции, описанные в этой главе. Прежде всего их труд согласовывался с недавним ходом шведских демографических дебатов. В свете продолжавшегося на протяжении 1920-х годов спада рождаемости старых аргументов вдруг стало недостаточно. Соответственно социал-демократиче- ские теоретики, привыкшие к своей версии неомальтузианства, стали прислушиваться к доводам о новых подходах. Вовторых, предложенная Мюрдалями демографическая политика открывала свежую, убедительную, ориентированную на семью перспективу развития шведского государства благосостояния, построенного на национализме.

Шведские социал-демократы пришли к власти в составе функциональной коалиции именно тогда, когда демографический кризис достиг максимальной остроты. Мюрдали не смогли бы найти лучшего момента, чтобы предложить партии чрезвычайно популярный, политически эффективный и научно обоснованный ответ на то, что считалось неразрешимой проблемой, и они принялись переформатировать свой народ.

81Цит. по: Soldersten, “Per Albin och den socialistiska reformismen,” p. 103.

62

Глава 2 ИСТОЧНИКИ НОВОГО ПОДХОДА

Источники предложенного Мюрдалями социал-демократам нового подхода к решению демографического вопроса лежат в выработанном ими в 1929—1934 гг. новом понимании влияния науки на идеологию и политику. Вообще говоря, истоки такого подхода проистекают из раннего периода жизни этой необычайно влиятельной супружеской пары.

Карл Гуннар Мюрдаль родился 6 декабря 1898 г. в приходе Густафс в области Коппарберг и провел ранее детство в буколической бедности исторической провинции Даларна. Его отец Карл Адольф Петерссон работал на строительстве железнодорожных депо. Вскоре после этого семья перебралась в Стокгольм, где Петерсон тоже работал в строительстве.

Мюрдаль уже в раннем возрасте проявил выдающиеся умственные способности. Учась в гимназии, он попал под влияние учителя Джона Линдквиста, который требовал от своих учеников внимания к философии Просвещения. Мюрдаль прочел много трудов французских и английских социалистовутопистов, которые, «в отличие от Маркса, планировали будущее в великой традиции философии Просвещения». Их труды вселили в Мюрдаля веру в рациональный подход к проблемам и эгалитарную социальную политику. «В этой философии смогла возобладать общая вера в прогресс», — заметил он позднее. Он также рассказывал о раннем интересе к трудам Макса Вебера1. В 1918 г. Мюрдаль поступил в Стокгольмский университет, высшее учебное заведение «нового типа», известное новаторской ориентацией учебного процесса на научные исследования, и быстро приобрел репутацию превосходно-

1Цит. по Gunnar Myrdal, “A Worried America,” речь, обращенная

кДесятому ежегодному собранию Лютеранского совета в США, Филадельфия, шт. Пенсильвания, 11 марта 1976 г. См. также: Gunnar Myrdal, Against the Stream: Critical Essays on Economics

(New York: Pantheon, 1972); Current Biography (March 1975), pp. 29—30.

63

Шведский эксперимент в демографической политике

го студента. В 1923 г. он получил диплом юриста, а год спустя женился на студентке Альве Реймер, с которой познакомился за пять лет до этого, во время велосипедной поездки по стране.

Альва родилась в семье Альберта и Ловы Реймер в Упсале 31 января 1902 г. Ее отец был строительным подрядчиком, поддерживавшим тесные связи с профсоюзами и соци- ал-демократами, и эту идеологическую ориентацию унаследовала его дочь. Мать Альвы, домашняя хозяйка, была известна как мастерица делать шляпки. Несмотря на трудности, Альва, по инициативе своего отца, получила разностороннее образование, что было необычным для шведской девушки начала ХХ в. В 17 лет, когда гимназия в Эскильстуне закрыла свои двери для девушек, Альва пошла учиться на частные курсы, организованные родителями для десяти молодых женщин. В середине 1922 г. она поступила в Стокгольмский университет, а в 1924 г. получила степень кандидата философии по истории религии, скандинавских языков и истории литературы2.

Встреча Гуннара и Альвы положила начало длительному и очень необычному союзу. Прежде чем попытаться понять споры, трения и треволнения, сопутствовавшие их совместной работе, и влияние, которое каждый из них оказывал на другого, работая над независими проектами, нужно оценить силу возникшей между ними эмоциональной зависимости. Эгон Глесингер, американский исследователь экономики, впервые встретил Гуннара Мюрдаля в конце 1930 г. в Женеве,

вИнституте высших международных исследований (Institut Univesitaire de Haute Etudes internationales). Он сообщает, что тогда весь исследовательский институт был в напряжении, потому что Мюрдаль ждал новостей из больницы, куда его жену положили из-за выкидыша: «В эти недели… когда я еще не знал Гуннара, я почувствовал, какое место занимает Альва

вего жизни»3. В первые годы их брака казалось, что — в си-

2Annette Kullenberg, “Jag vill städa samhället,“ in Der gäller vårt liv (Stockholm: Folkhuset, 1976), pp. 10—11; также см.: “Några data i Alva Myrdals liv,” Der gäller vårt liv, pp. 44—45. Интервью

с Альвой и Гуннаром Мюрдалями. Стокгольм, 20 июля 1976.

3Egon Glesinger, “Gunnar Myrdal,” мимеографированная биография, подаренная Гуннару Мюрдалю в день пятидесятилетия,

64

Глава 2. Источники нового подхода

лу обстоятельств, но и вполне добровольно — Альва пожертвовала карьерой ради мужа. Но, хотя в конце 1920-х годов она вела себя как традиционная жена и мать, друзья рано поняли, что из них двоих она сильнее и напористее. Она оказала большое влияние на направление работы своего мужа, в том числе на его переход к междисциплинарным исследованиям4.

Получив диплом юриста, Гуннар Мюрдаль завел практику в живописном поселке Мариефред, но вскоре обнаружил, что эта деятельность его не удовлетворяет. По настоянию Альвы он вернулся в университет и начал изучать экономическую теорию под руководством видного шведского экономиста Густава Касселя5.

В 1920-е годы Кассель оказал сильное влияние на целое поколение начинающих шведских экономистов и политиков. Его учениками были Нильс Волин, Йёста Багге, Бертиль Улин и Мюрдаль, и со временем каждый из них стал лидером разных политических партий. Альва и Гуннар Мюрдали подружились с Касселем и его женой Йоханной. В письмах 1930-х годов Мюрдаль обращается к своим корреспондентам «Broder» (брат), лишь к одному он адресует письма строго формально — «профессору Касселю». В 1931 г. Мюрдаль отзывался о Касселе как о «чрезвычайно интеллигентном человеке, гении в своей области. Несмотря на поверхностное знакомство с современным институциональным и социологическим подходом, он, будучи настоящим ученым, щедро уделяет внимание любому виду честной и проницательной научной работы»6. Установившиеся между ними почти родственные, как между отцом и сыном, отношения пережили даже резкое столкновение в конце 1934 г. по демографическому вопросу7.

6 декабря 1948 г., с. 1, хранится в архиве Гуннара Мюрдаля, Arbetarrörelsens Arkiv, Stockholm (далее GMA).

4См.: Ulrich Herz, “Två livs öden i vår tid,“ I fredens tjänst (Stockholm: Rabén and Sjogren, 1971), p. 28; также см. интервью с Ричардом

Стернером, Стокгольм, 29 июня 1977 г.

5Uno Willers, “Alva och Gunnar Myrdal,” I fredens tjänst (Stockholm:

Rabén and Sjögren, 1971), p. 15.

6G. Myrdal to W. I. Thomas, 10 February 1931, Gunnar Myrdal

Archive Letter Collection, Arbetarrörelsens Arkiv, (далее GMAL).

7Bertil Ohlin, Memoarer: Urg man blir politiker (Stockholm: Bonniers Förlag, 1972), pp. 10—11; Glesinger, “Gunnar Myrdal,” p. 2.

65

Шведский эксперимент в демографической политике

Первым домом Мюрдалей в Стокгольме была квартира на Рослагстор. В середине 1920-х годов здесь каждую неделю встречалась небольшая группа друзей, в том числе Альф Йоханссон, в то время изучавший социальную историю, естествоиспытатель Фриц Торен, Пьер Гюнхард, изучавший экономику, и школьная учительница Марта Фредриксон. Они обсуждали, нередко до глубокой ночи, экономические и социаль- но-политические вопросы. Йоханссон позднее вспоминал, что высказывания Альвы Мюрдаль отличались особенной ясностью, оригинальностью и производили сильное впечатление8.

Вапреле 1927 г. Гуннар опубликовал свою диссертацию, озаглавленную «Prisbildningsproblemet och föranderligheten». Работа опиралась на классическую теорию цены экономистов Кнута Викселля и Касселя. Существенным вкладом Гуннара было то, что он дал новое «динамическое» выражение для изменений цен во времени9. Примечательно, что финансовую поддержку проекту оказал фонд Лауры Спелман-Рокфеллер,

иэто был первый из целого ряда исследовательских грантов, полученных молодыми Мюрдалями из этого источника. В том же году Гуннар получил назначение в Стокгольмский университет в качестве доцента политэкономии. Тогда же родился Ян, первый ребенок Мюрдалей.

Впоследний год обучения в университете Альва, заинтересовавшись психологическими исследованиями, занялась сравнительно новой областью — социальной психологией. В 1925 г. в ходе длительной поездки с научными целями в Англию она изучала литературно-критический аспект этого подхода, развивавшийся И. А. Ричардсом. Последний рассматривал литературу с точки зрения того, как она воспринимается читателем. Его теория эстетики изучает потребление искусства, а не художников или процесс создания искусства, стремится найти проявления того, что стоит за «художественным вкусом», и факторы, определяющие то, как представители разных социальных групп реагируют на художественные

8Alf Johansson, “Minnesbilder,” Det gäller várt liv (Stockholm: Folkhuset, 1976), p. 17; интервью с Альвой Мюрдаль, Стокгольм, 20 июля 1976 г.; а также интервью с Альфом Йохансоном

и Бриттой Окерман, Стокгольм, 26 июля 1976.

9Gunnar Myrdal, Prisbildningsproblemet och föranderligheten

(Uppsala: Almquist and Wiksell, 1927).

66

Глава 2. Источники нового подхода

импульсы. Осенью 1928 г. Альва также участвовала в семинаре, посвященном «психологии и образованию», который проводил в Стокгольмском университете проф. Бертиль Хаммер, где она подготовила статью о теории сновидений Фрейда10.

Весной 1928 г. Гуннар Мюрдаль прочитал в Стокгольмском университете ряд важных лекций о влиянии политики на развитие классической политэкономии. Позднее они были переработаны и опубликованы в 1929 г. под названием «Политический элемент в развитии экономичской теории»11. Эта книга оказала мощное воздействие на новое поколение шведских экономистов, заканчивавших тогда университет. Попытка Мюрдаля увидеть политическое содержание и заблуждения, стоявшие за классической либеральной экономической доктриной, пошатнула сложившиеся догмы и открыла путь к новым экономическим теориям и политическим экспериментам. Трудно переоценить влияние, оказанное этой книгой на все его последующие труды, в том числе на «Kris i befolkningsfrågan»12.

То, что началось как лобовая атака на экономические догмы «старшего поколения» экономистов — от Мальтуса, Рикардо

иМилля до Маршалла, Касселя и Кнута Викселля, — постепенно переросло в попытку понять экономические учения как согласованный, растущий корпус теорий, тесно связанный со всей совокупностью современных идей и устремлений. Мюрдаль предостерегал, что большинство современных экономических доктрин не следует воспринимать как плод науки, потому что эти теории сложились в те дни, когда частью экономической мысли еще были телеологическая перспектива

и«нормативные задачи». Он постулировал, что политиче-

10Письмо Бертиля Хаммера в фонд Рокфеллера, 1 марта 1929 г., не подшитое письмо в Alva Myrdal Archive Letter Collection, далее AMAL; интервью с Альвой и Гуннаром Мюрдаль, Стокгольм, 20 июля 1976 г.

11Gunnar Myrdal, “Vetenskap och politik” i nationalekonomi

(Stockholm: P. A. Norstedt and Söner, 1930). Первое английское издание: The Political Element in the Development of Economic Theory (London: Routledge and Kegan, 1953).

12Интервью с Ричардом Стернером, Стокгольм, 29 июня 1977 г.; “Förord till den nya svenska upplagan, 1972,” in Gunnar Myrdal,

“Vetenskap och politik” i nationalekonomi (Stockholm: Rabén and Sjögren, 1972).

67

Шведский эксперимент в демографической политике

ское умозрение, с пронизывавшее теории экономистов классической школы, с самого начала кристаллизовалось вокруг трех главных центров — вокруг идей ценности, свободы и общественного хозяйства: «Три эти идеи в тех или иных комбинациях дали экономическим учениям их политическое содержание».

В последующих главах Мюрдаль препарировал теории классической политэкономии и продемонстрировал скрытые ценностные предпосылки, социальные допущения и отсутствие научной объективности и логической последовательности. Он критиковал мнения экономистов не в качестве их личных политических убеждений, а только в меру их притязаний на научность. В последней главе он обсуждает вопрос о том, как экономическая теория вновь может стать полезной, не превращаясь при этом в теорию объективной политики. По сути дела, он воскресил концепцию «политической экономии», наметив ее связь с «современной, психологически ориентированной социологией».

Мюрдаль доказывал, что экономисты не должны маскировать нормативные принципы, представляя их в качестве «концепций». Все определения являются инструментами для анализа реальности; все они «инструментальны» и сами по себе не имеют обоснования. Он утверждал, что экономисты должны четко определять свои понятия и использовать их логически корректным образом: «В экономической науке вечная игра в прятки состоит в том, что нормы выдаются за понятия. В силу этого настоятельно необходимо искоренить не только явно сформулированные принципы, но, прежде всего, все оценки, молчаливо предполагаемые базовыми понятиями»13.

Мюрдаль отметил, что большинство вопросов экономической политики пронизано конфликтом интересов, чем пренебрегали экономисты классической школы, верившие в социальную гармонию. Такого рода конфликты не следует маскировать разговорами об априорных принципах, злоупотребляя при этом научным методом, чтобы их утаить или замаскировать. Он утверждал, что одна из главных задач прикладной экономической науки — анализ и препарирование «сложно-

13Gunnar Myrdal, The Political Element in the Development of Economic Theory, p. 192.

68

Глава 2. Источники нового подхода

го взаимодействия интересов», например, в таких вопросах, как цены.

Опираясь на свою, идущую от традиции Просвещения веру в будущее, автор обращается к политической борьбе и к институциональному устройству — к «правовому порядку и обычаям, привычкам и договоренностям, которые этот правовой порядок санкционирует или просто терпит», — в рамках которого и происходит эта борьба. Он обнаружил, что возможности выявления экономических интересов серьезно возрастают, если принять возможность институциональных изменений: «Все институциональные факторы, определяющие структуру рынка, вообще говоря, вся система экономики, включая налоговое и социальное законодательство, могут быть изменены, если те, кто заинтересован в изменениях, обладают достаточной политической силой». Он доказывал, что исследование экономических интересов требует трактовать

институциональные конструкции как переменные, а потому следует изучить вопрос о том, в какой мере группы были достаточно могущественны, чтобы осуществить эти изменения, и проследить последствия возможных изменений по всей системе цен. Говоря проще, социальная жизнь есть лишенный логики результат решений, принимаемых людьми, и мы в любой момент можем решить, сохранять ее или изменить14.

Проблема изолирования интересов выходит за пределы чистой экономической науки. Человеком движут не только экономические интересы. «Людей привлекают еще и социальные цели, — настаивал Мюрдаль. — Они верят в идеалы и хотят, чтобы общество им соответствовало». Он пришел к выводу, что «технология экономической науки» должна строиться не на экономических интересах, а на социальных установках. Анализ установок стал проблемой социальной психологии, а «поскольку нас интересуют социальные группы, это проблема социальной психологии характера групп. Технология экономической науки — это отрасль современной, психологически ориентированной социологии»15.

Мюрдаль сомневался, что эта активная новая социология в ближайшем будущем сможет дать твердое основание для «технологии экономической науки». А пока что он предложил две

14Ibid., pp. 193—199.

15Ibid., pp. 199—204.

69

Шведский эксперимент в демографической политике

нормы, гарантирующие, что экономическая наука не превратится в метафизику: 1) ценностные предпосылки следует всегда формулировать явным образом, конкретно и соотносить с действительными ценностными суждениями социальных групп; 2) формулируя значимые экономические установки, следует всегда уделять внимание отмеченным выше проблемам социальной психологии. Он приходит к выводу: «Только если экономисты будут скромны в своих притязаниях и откажутся от всех претензий на постулирование всеобщих законов и норм, они смогут эффективно продвигаться к своим практическим целям, а именно сохранять рациональность политических аргументов… базируя их на возможно полном и правильном знании фактов»16.

В первоначальном виде в лекциях, которые легли в основу книги Мюрдаля «Vetenskap och politik», содержалась критика теории «оптимальной численности населения»17. Шестая

16 Ibid., pp. 204—206. В 1933 г. Мюрдаль разъяснил это так: «Das Paradox liegt darin, dass die praktische Nationalökonomie nur dadurch Objektivität gewinnen kann, dass die politische Wollen umurhullt in allen seinen wichtigen Varianten beobachtet wird und dass diese dadurch direkt in die wissenschaftliche Analyses als ihre alternativen Wertprämissen eingefurt werden» (Gunnar Myrdal, “Das Zweck-Mittel-Denken in der Nationalökonomie,” Zeitschrift für nationalökonomie (4 March 1933): 329). Это понимание «проблемы ценностей» в экономической науке пронизывает все последующие работы Мюрдаля. Он пришел к пониманию того, что использование «ценностных предпосылок» необходимо для того, чтобы экономика опять стала моральной наукой. В 1972 г. он написал: «Когда впоследствии во многих сферах исследования я пытался применять это понимание и заботился о том, чтобы четко формулировать мои ценностные предпосылки и обосновывать их выбор, я вернул экономике характер моральной науки» (Gunnar Myrdal, Against the Stream, pp. vii—viii. См. также важное экономическое приложение к: Gunnar Myrdal, An American Dilemma — The Negro Problem and Modern Democracy (New York and London: Harper, 1944)).

17 Представленный Мюрдалем в университет учебный план на весну 1928 г. содержал следующий пункт: «Maj 10 — kritik av teorin om befolkningsoptimum» («10 мая — критика теории оптимума народонаселения»). См.: “Dagbok för Stockholms Högskola,” GMA 4.1.4. В письмах Мюрдаля начала 1928 г. также нашел отражение его интерес к вопросу об «оптимальной численности населения». См. письмо Гуннар Мюрдаль Хольгеру Коеду, 6 февраля 1928, GMAL.

70