Volkov_V_V_Filologia_v_sisteme_sovremennogo_gu

Субъективное шкалирование

Как известно, метод субъективного шкалирования в психолингвистике основывается на том, что Ии. предлагается оценить нечто (понятие, выражение, образ, целый текст и т.д.) по принципу «точка на шкале, наиболее точно соответствующая существу впечатления». В разных случаях используются разные шкалы: «хороший / плохой», «красивый / некрасивый», «радость / грусть» и т.п.; точки между полюсами шкалы обычно делятся на три зоны: 1) оценки –3, –2, –1 соответствуют впечатлениям ‘чрезвычайно плохой, некрасивый, грустный и т.п.’, ‘очень плохой…’ и ‘довольной плохой…’; 2) оценка «0» отражает «нейтральное» впечатление: ‘ни тот, ни другой’ или ‘и тот, и другой’; 3) оценки +3, +2, +1 соответствуют впечатлениям ‘довольно хороший, красивый, радостный и т.п.’, ‘очень хороший…’ и ‘чрезвычайно хороший…’.

Практика использования этого исследовательского метода показывает, что, хотя каждый из Ии. дает субъективную оценку собственного личного впечатления, обобщение данных о впечатлениях разных Ии. обычно позволяет получить достаточно отчетливое представление о существе типичной реакции на предъявленный в эксперименте материал (в нашем случае, о существе впечатления от художественного текста).

Постихотворениям, отражающимкрестьянскийбыт, былииспользованы следующиеоценочныешкалы:

Первые две шкалы связаны с оценкой «качества жизни» и «качества судьбы» обитателей дома («нужда / достаток» и «несчастливая / счастливая»), вторые две – с оценкой моральной атмосферы крестьянского дома и общего эмоционального впечатления, которое вызывают жизнь и быт его обитателей («тяжелая / легкая» и «грусть / радость»).

Усредненные оценки Ии. представлены в табл. 6; существо их интерпретации (на основе понятий, образующих полюса шкал) сводится к следующему.

51

Таблица 6

Усредненные оценки стихотворений, отражающих крестьянский быт

Оценки по каждому из предложенных параметров оказались существенно отличными от нуля («нуль» здесь – ‘ни то, ни другое’ или ‘и то, и другое’), причем оценки крестьянской жизни и быта «по Дрожжину» и «по Есенину» разместились на противоположных частях шкал.

Иными словами, крестьянский быт в восприятии Дрожжина трактуется информантами как связанный с чрезвычайной бедностью, судьба крестьян – как очень несчастливая, моральная атмосфера в доме – как очень тяжелая. Напротив, по оценкам информантов, крестьянский быт в восприятии Есенина связан с вполне приличным достатком, судьба крестьян – счастливая, моральная атмосфера в доме – легкая.

Едва ли жизнь крестьян Тверской и Рязанской губерний во времена Дрожжина и Есенина сколько-нибудь существенно различалась. А если так, то либо ранний Есенин смотрел на мир сквозь розовые очки, либо Дрожжин сквозь серые, либо то и другое.

Причины «серого» и «розового» взглядов поэтов на мир могут крыться в их взаимоотношениях с Музой.

Оценочные шкалы по стихотворениям, посвященным музе крестьянского поэта и образу самого поэта:

52

Первые две шкалы связаны с эмоциональной оценкой внутреннего состояния музы поэта и самого лирического героя: грустна или радостна муза, пессимистически или оптимистически смотрит на жизнь лирический герой: вторые две – с прагматической оценкой «неспособности / способности» музы помогать поэту и всем людям.

Усредненные оценки Ии. представлены в табл. 7, их смысл сводится к следующему.

Как видим, оценки по всем параметрам принадлежат правой, позитивной части шкалы. Однако есть и существенные различия. Если лирический герой и Дрожжина, и Есенина смотрит на жизнь вполне оптимистически, то муза Дрожжина оказывается как бы «вне эмоций» (оценка +0,1): она и не грустна, и не полна радости, – она деловита. Как крестьянка, идущая на утреннюю дойку.

Эта «деловитость» дрожжинской музы хорошо коррелирует с ее высокой способностью помогать людям (оценка +2,3). Наверное, удивляться не стоит: именно в сострадании и помощи простым людям и видел Дрожжин назначение поэзии.

Думается, не будет преувеличением сказать, что художественное сознание Дрожжина связано с преодолением трагедийности бытия через творчество, а художественное сознание раннего Есенина – с отображением в творчестве радости жизни.

Может быть, именно с этой особенностью восприятия творчества двух поэтов и связано то, что Есенина помнят и «поют», а Дрожжин, к сожалению, широкой читательской аудиторией полузабыт. Читатели (во всяком случае, молодые, как участвовавшие в эксперименты информанты – современные студенты) ждут от поэта умения радоваться, а не тосковать, верить в свою и общую счастливую судьбу и с благодарностью встречать каждый новый день.

53

Опыт гендерного психолингвистического исследования. А. Пушкин и И. Снегова (диалог поэтов в зеркале психолингвистического эксперимента)

Впоследние годы становится все яснее, что единственно «правильного» понимания художественного произведения не существует, как нет

и«единственно правильного» решения идеологических вопросов. Но подобно тому как в области идеологии освобождение массового сознания от плена только одного возможного мировоззрения привело к представлению, что «правы все», так и в толковании художественного текста стало распространенным мнение, что «всяк понимает текст по-своему и имеет на это полное право как на относительную истину». Действительно, право имеет. Неотъемлемое. Однако в понимании одного и того же текста «каждым по-своему» есть определенные закономерности, связанные как с различиями, так и со сходствами.

Вчем источники различий? В частном случае различия связаны с полом автора текста и его читателей, – с теми факторами, которые в последние годы оказываются объектом гендерных исследований (см., например, материалы обширного сайта «Гендерные исследования», режим доступа: <http://www.genderstudies.info/text.php>).

Вчем «одинаковость»? В ответе на этот вопрос – один из путей поиска объективного смысла художественного текста, в том числе и средствами психолингвистического эксперимента.

Выполняя экспериментальное исследование закономерностей читательского восприятия произведений того или иного автора, мы получаем сведения двоякого рода – о самом произведении и о читателе. Один из наиболее удобных объектов психолингвистического исследования – любовная лирика. Любовь – и вечная тема поэзии, и одна из самых важных частей жизни любого из нас. В любви каждый (во всяком случае, так ему думается) кое-что смыслит.

Поэтому, рассматривая закономерности читательского восприятия любовной лирики, мы узнаем нечто не столько о том, как относятся читатели к поэту, сколько о том, как они относятся к существу мотивов его лирики. Созвучны ли движения души Пушкина движениям души его читателей – наших современников? В чем движения наших душ созвучны Пушкину, в чем – отличны?

Общий ответ ясен заранее: в чем-то созвучны, в чем-то – нет. Поскольку весьма странно прозвучали бы адресованные информантам прямые вопросы типа «Что вы думаете о любви “по-пушкински”? Что принимаете в ней, что отвергаете? » – мы предложили информантам простыми способами «извлечь смысл», с одной стороны, из трех стихотворений Пушкина, написанных в 20-е годы прошлого столетия, с другой – из трех стихотворений И. Снеговой (1922–1975), написанных в 50–60-е

54

годы ХХ века. Каждое из стихотворений Снеговой находится с тем или иным пушкинским текстом в «диалогических отношениях». Три пары стихотворений образуют три условных диалога, каждый из которых отражает определенный этап любовных отношений мужчины и женщины. Выделение именно этих, а не каких-либо других этапов, равно как и выбор «диалогических» текстов, достаточно произвольны и обусловлены по преимуществу интуицией и вкусами экспериментатора.

Первый этап – «рождение любви» (тексты 1 и 2). Пушкинский – отрывок из «Евгения Онегина» (1824–1826):

Чем меньше женщину мы любим, Тем легче нравимся мы ей И тем ее вернее губим

Средь обольстительных сетей. Разврат, бывало, хладнокровный Наукой славился любовной, Сам о себе везде трубя И наслаждаясь не любя.

Стихотворение Снеговой (1964) откровенно полемично. Оно предваряется эпиграфом «Чем меньше женщину мы любим…», развивается как цепь энергичных афоризмов:

Опровергаю. Любим за любовь.

В ней пагуба. В любви. А не в притворстве. Любовь идет к любви. На трубный зов. Любовь разит любовь. В единоборстве.

А равнодушье – что игра его! — Для девочек опасно, не для женщин… Сквозь бедность равнодушья твоего

Косит любовь зрачком своим зловещим.

Второй этап – «конец любви» (тексты 3 и 4): пушкинское «Я вас любил…» (1829) и «Жив-здоров» (1959):

Жив-здоров. Не глядишь на другую. Вот и все. Остальное стерплю… Не грустишь? Но и я не тоскую. Разлюбил? Но и я не люблю.

Просто мне, чтоб по белому свету Подыматься дорогой крутой, Нужно верить, что дышишь ты где-то, Жив-здоров… И не любишь другой.

Третий этап – «воспоминание о любви» (тексты 5 и 6): пушкинское «На холмах Грузии…» (1829) и Снеговой «С глаз долой…» (1965):

С глаз долой – Из сердца – вон!

55

Злой, Но правильный Закон.

А когда б не он, не он, Уж давно бы Сердце – вон!

Понятие, лежащее в фундаменте исследования, – семантическая доминанта (базовый элемент внутреннего смысла), цель – установить, в чем состоит своеобразие в выделении и восприятии читателями семантических доминант стихотворений Пушкина и Снеговой. Использованы два метода – выделение читателями ключевых слов или словосочетаний (путем простого подчеркивания «того, что представляется главным») и метод семантического дифференциала (субъективного шкалирования). В качестве информантов (Ии.) выступили студенты разных курсов филологического факультета (50 человек).

Каждому информанту была предложена анкета, содержащая объединенные попарно тексты стихотворений Пушкина и Снеговой, и следующая инструкция:

1.Подчеркните в текстах всех стихотворений слова, которые вам представляютсянаиболееважными(такназываемые «ключевыеслова»).

2.Оцените свои впечатления от каждого из стихотворений по шести приводимым ниже шкалам (в каждой шкале обведите в кружок цифру, которая наиболее точно отражает существо впечатления).

Исследование методом ключевых слов

Использование метода ключевых слов (точнее было бы говорить о ключевых языковых единицах – словах, словосочетаниях или даже целых небольших предложениях) как исследовательского инструмента находит обоснование в следующих соображениях.

Основные свойства текста – цельность и связность. Несколько упрощая, можно сказать, что цельность соотносится со «смысловой парадигматикой», связность – с синтагматикой, цельность отображается в наборе ключевых слов, связность – в композиции (в «сюжете», «плане») текста. Естественно, если выстроить ключевые слова «в линию», мы получим набор смысловых вех, отображающих логику развития текста в его связности; однако привычнее рассматривать набор ключевых слов как «вертикальный», как отображение цельности внутреннего смысла.

В литературоведении понятие ключевое слово соотносится с лейтмотив, в информатике – с индексирование. И в том, и в другом случае набор ключевых слов текста определяет эксперт. Возможна ли «экспертная оценка» содержания лирики в психолингвистическом эксперименте, построенном на методе ключевых слов? Думается, не исключена. Если предъявить для индексирования текст некоторой группе Ии., то каждый

56

выделит свой набор ключевых слов – как результат смысловой компрессии текста. Упорядочение полученного сводного перечня по убывающей частоте позволяет выявить наиболее типичные реакции. Последующая интерпретация данных основывается на допущении, что наиболее частотные ключевые слова отражают наиболее значимые с точки зрения читателей семантические доминанты.

Рождение любви (тексты 1 и 2).

Наиболее частотные ключевые слова, выделенные Ии., представлены в таблице (цифра указывает количество Ии.). Легко заметить, что в обоих стихотворениях Ии. признают ключевыми как отдельные слова, так и целые высказывания (в частности, по причине афористичности исходного текста).

Ключевые слова в текстах 1 и 2

(цифра – количество Ии.)

Обобщая эти данные, мнение Ии. о смысле отрывка из «Евгения Онегина» можно охарактеризовать так: эгоистически-рациональная любовь – это не любовь вовсе, а холодный расчетливый разврат, губительный для души, а порой и для судьбы. Предполагаемая героиня воспринимается как жертва (ключевое слово губим), которая любит непритворно, но, в надежде на чувство, подобное своему собственному, оказывается обманутой и обреченной на «гибель».

Большинство Ии. солидарно со Снеговой в том, что любовь – чувство взаимное, что только в такой любви – «пагуба». Однако любовь – не только два полюса, устремленные друг к другу, но и борьба, ничего общего не имеющая с равнодушным обольщением. Героиня Снеговой, как истинная женщина, не верит в показное равнодушие; под ним, догадывается она, – жгучая страсть, из-за его спины «косит любовь зрачком своим зловещим».

Конец любви (тексты 3 и 4).

Пушкинское «Я вас любил…» – шедевр, внутренний смысл которого не вскрыть никакими прямыми вопросами, нацеленными на единственно возможный ответ. Любил… Прошедшее время. А сейчас? Наверное, и сейчас лирический герой любит. Отсюда и загадка последней

57

строки: «Как дай вам бог…» Скорее, это не столько воспоминание о любви, сколько признание. И желание уйти от любви, если она – без надежды на взаимность.

Ключевые слова в текстах 3 и 4

Слишком простое и глубокое чувство, чтобы говорить о нем в од- нозначно-ясных выражениях. И перечень выделенных Ии. ключевых слов – еще одно свидетельство, что текст Пушкина непереводим на язык обыденного понимания. В отличие от «переводимости» стихотворения Снеговой, где внутренняя позиция героини предельно ясна: «не глядишь на другую» – значит «стерплю», что разлюбил. Если ты «не грустишь» – и я «не тоскую» (у этих лексем даже и частота, пусть случайно, оказалась одинаковой).

В наиболее частотных ключевых выражениях: «как дай вам бог любимой быть другим» (19) и «и не любишь другой» (30) – отчетливо проявляются доминантные мотивы в диалоге поэтов, и эти мотивы совершено недвусмысленно воспринимаются Ии. как в контексте диалога противопоставленные.

На чьей стороне информанты? На этот вопрос может ответить только второй этап эксперимента (исследование методом семантического дифференциала), о котором речь пойдет далее.

Воспоминание о любви (тексты 5 и 6).

Как и в случае с двумя предыдущими текстами, наиболее частотные ключевые слова связаны с отчетливым противопоставлением доминантных мотивов: неизбывности любви у Пушкина и стремления избавиться от нее, раз уж она не взаимна, – у Снеговой. Лирическое переживание пушкинского героя сосредоточено вокруг «нее», в сильной позиции – местоимение ты: «печаль моя полна тобою» (15), «тобой, одной тобой» (4), «не любить… не может» (25) – тебя, «сердце… горит и любит» (16) – тебя. Переживание героини Снеговой эгоцентрично, в сильной позиции – местоимение я, мой: «из сердца – вон» (22) – из моего сердца; «с глаз долой» (17) – с моих глаз; «правильный закон» (6, 21) – потому что для меня он удобен.

58

Ключевые слова в текстах 5 и 6

«Векторы любви» совершенно разные. И было бы чрезвычайно интересно выяснить, «на чьей стороне» информанты?

В беседах после завершения анкетирования выявляются прямо противоположные мнения, причем большинство студентов склоняется ко второму, к позиции поэтессы Снеговой. чтобы жить дальше, чтобы складывалось будущее, от прошлого надо освободиться.

Слишком прямолинейно, но с точки зрения здравого смысла, казалось бы, верно. Проверка, соответствуют ли этим высказываниям глубинные особенности восприятия, была осуществлена в ходе интерпретации данных второго этапа исследования.

Субъективное шкалирование

Как известно, метод субъективного шкалирования (семантического дифференциала) основывается на использовании биполярных градуальных шкал, полюса которых задаются антонимичными понятиями типа «хороший» – «плохой», «красивый» – «некрасивый» и под. (подробнее см.: [Волков 1994]) Совокупность таких шкал формирует искусственное семантическое пространство как условный исследовательский конструкт, отображающий некоторые свойства языкового сознания, а наименования шкал используются как метаязык описания исследуемых языковых или речевых фактов.

Общее количество точек на шкале, по установившейся традиции, не должно превышать объема оперативной памяти человека, то есть «магической семерки» Дж. Миллера [Миллер 1964]. Содержание точек на шкале задается, а затем интерпретируется на основе введенных исследователем антонимичных понятий. Если используется несколько разных шкал для оценки одного и того же стимула (в нашем случае – текста), то предполагается, что оценки по отдельным шкалам коррелируют друг с другом.

59

Первые три оценочные шкалы («красивая/некрасивая», «желанная/нежеланная», «способная/неспособная любить») связаны с характеристикой предполагаемой героини, следующие две («желательно/нежелательно», «одобряю/осуждаю») – с оценкой самой ситуации, последняя – с оценкой общего эмоционального фона стихотворения.

Задача Ии. состояла в том, чтобы каждому предъявляемому в эксперименте тексту сопоставить определенную точку шкалы. Полученные от разных информантов оценки усреднялись, а средняя величина интерпретировалась на основе понятий, образующих полюса шкалы:

На фоне усредненных оценок рельефно выделяются данные отдельными Ии. оценки нетипичные, нестандартные. Так, если все оценки предполагаемой героини пушкинского отрывка «Чем меньше женщину мы любим…» принадлежат положительной части шкалы (первые три оценочных параметра), то оценки самой ситуации «любви как развлечения» охватывают все точки шкалы. На фоне большинства информантов, оценивающих эту ситуацию как «нежелательно», «осуждаю» или отно-

60