Беляев Е.А. Арабы, ислам и арабский халифат в раннее средневековье. 1966

животных. Такое представление, являющееся фантастическим, восприняли без критики и западные востоковеды. На самом же деле под выражением «общность жен» следует понимать устранение сословно-кастовых правил, запрещавших людям из податного населения вступать в брак с женщинами, принадлежавшими к высшим, привилегированным сословиям. Маздакиты же, пользуясь поражением и растерянностью многих представителей привилегированных сословий, вступали в браки с женщинами из этих сословий. Вот в чем заключалась эта пресловутая «общность жен».

Для представителей царствовавшей династии маздакиты могли быть подходящими союзниками только в их роли непримиримых противников аристократии и высшего жречества. Когда же в результате развития маздакитского движения этот верхний слой господствующего класса был ослаблен экономически и политически, сасанидская царская фамилия не считала более нужным делиться властью с маздакитскими руководителями и отказываться от возможных податных поступлений с подданных. Вполне закономерно наступила реакция, потопившая активных маздакитов в потоках крови.

Весьма активным соучастником Кавада в подавлении маздакитского движения и в разгроме маздакитских общин выступил его сын преемник Хосров I Ануширван (531—579). По некоторым сведениям, его мать была дочерью мелкого землевладельца, с которой Кавад случайно вступил в кратковременный брак.

Кровавую расправу с маздакитами проводил новый общественный класс — мелкие и средние землевладельцы, выступавшие носителями феодальных отношений. Они получили земельные пожалования от Хосрова и стали надежной социальной опорой шахиншаха. Верхний слой этого класса составил новую аристократию, преданную и послушную шахиншаху. Из старой аристократии сохранилось всего несколько родов, которые утратили свое прежнее политическое значение.

В целях укрепления власти шахиншаха был проведен ряд мероприятий, известных под названием реформ Хосрова I. Самой важной из них была податная реформа, в результате которой были установлены твердые ставки податей. Подати стали взимать не только в натуральном виде, но и деньгами (серебром). Основным источником

21

пополнения казны была поземельная подать — хараг, величина которой зависела от вида засеваемых культур, от размера обрабатываемой площади и д а ж е от сортов плодовых деревьев, злаков и кормовых трав. Так, с га-

ление в возрасте от 20 до 50 лет, за исключением землевладельцев, военнослужащих, духовенства и служащих государственного аппарата. Гезит взимался в размере 4, 6, 8 или 12 дирхемов с каждого налогоплательщика, в зависимости от его имущественного состояния. Как сообщают источники, при Хосрове I все земли были обмерены и все головы (налогоплательщики) пересчитаны. Это дало возможность составить роспись государственных доходов и расходов, т. е. государственный бюджет 1 0 . Определением сумм податей, налогов и таможенных сборов и взиманием их ведал довольно сложный бюрократический аппарат, обеспечивавший к тому же централизацию государственного управления. Но и после проведения реформ откупная система окончательно не была отменена.

При Хосрове I Иранское царство вступило в период раннего феодализма. Труд рабов продолжал использоваться главным образом в системе искусственного орошения и в ремеслах.

Ремесло в сасанидском Иране было тесно связано с внешней торговлей. Это обширное государство в силу своего географического положения было посредником в торговом обмене между Китаем и Индией, с одной сто-

морской транзитной торговли служил шелк. Из шелкасырца, поступавшего из Китая и Индии, искусные иранские ткачи выделывали высокосортные ткани, которые продавались в Византию.

1 0 Н. В. Пнгулевская, А. Ю. Якубовский, И. П. Петрушевский, Л. В. Строева, А. М. Беленнцкий, История Ирана с древнейших времен до конца XVIII века, сгр. 60, 61.

22

экспорта являлись изделия из льна и хлопка, дорогие ковры, золотая и серебряная художественная посуда. Эти изделия производились в мастерских при замках крупных феодалов зависимыми от них ремесленниками и в городах свободными ремесленниками. В таких больших городах, как Ктесифон, Гундишапур, Хамадан, Истахр, Нишапур и Рей, работало много ремесленников, производивших товары на внутренний и внешний рынок. Свободные ремесленники были организованы в корпорации, являвшиеся, видимо, зародышевой формой ремесленных цехов.

Развитию иранского ремесленного производства способствовало вынужденное переселение горожан из азиатских провинций Византии в Междуречье и иранские области Сасанидского царства. Среди переселенцев, которые покинули свои родные города, спасаясь от религиозных гонений, было немало опытных и искусных ремесленников. Кроме того, число ремесленников резко возрастало после походов иранских войск в Сирию. Вместе с военнопленными эти войска пригоняли ремесленников, благодаря которым ремесленное производство в Сасанидском царстве расширялось и улучшалось.

Внешняя политика раннефеодального государства Сасанидов, значительно усилившегося в экономическом и военном отношении при Хосрове I и его преемниках, ставила своей конечной целью распространение сасанидского господства на Закавказье и азиатские провинции Византии, выход к берегам Черного и Средиземного морей. В VI в. в борьбе с Византией сасанидские войска завоевали Йемен и Лазику, вторгались в Сирию. В начале VII в., при Хосрове II, самые широкие завоевательные планы, казалось, были осуществлены. Как мы видели,

византийской столице. Но успешное контрнаступление византийских войск Ираклия не только ликвидировало иранские завоевания, но и создало непосредственную угрозу сасанидской столице.

Затяжные и упорные войны Ирана с Византией привели эти государства к крайнему ослаблению. Поэтому они оказались совершенно бессильными в борьбе с новыми завоевателями — арабами.

23

Доисламская поэзия арабов была создана как раз в изучаемый нами период, и ее произведения, дошедшие до нас, подверглись, как можно полагать, только незначительным изменениям, внесенным в них собирателями и редакторами VIII—X вв.

При изучении этой поэзии как исторического источника, для которого характерна «насыщенность жизнью», исключительное значение приобретает вопрос о подлинности ее произведений. В основном этот вопрос сводится к следующему: действительно ли произведения доисламской поэзии созданы в V—VI вв. поэтами арабских племен (как утверждает арабская историко-литературная традиция) или же авторами этих произведений являются более поздние поэты и ученые-филологи, жившие в культурных центрах Халифата в VIII—IX вв.; другими словами, не являются ли эти произведения искусной литературной подделкой? Этот вопрос был поставлен в западноевропейской науке в 50—70-х годах прошлого столетия и впоследствии неоднократно поднимался применительно к отдельным доисламским поэтам и к целым антологиям. Европейские исследователи по-разному подходили к этому вопросу, но подлинность доисламской поэзии в целом оставалась неопороченной. Весьма остро этот вопрос был вновь поставлен в 20-х годах XX в. английским ориенталистом С. Марголиусом и египетским ученым Таха Хусейном. Оба этих ученых объявили всю доисламскую поэзию продуктом литературного творчества более позднего времени. Но такое крайнее утверждение осталось личным убеждением двух названных ученых, а наука по-прежнему признает доисламскую поэзию арабов подлинной в смысле времени и места

еепроисхождения, не отрицая в то же время под-

ложности некоторых ее произведений. В частности акад. И. Ю. Крачковский, крупнейший специалист по истории арабской поэзии, вполне определенно считает ее подлинной. Следовательно, при современном состоянии интересующего нас научного вопроса нет достаточных оснований для того, чтобы отказываться от использования доисламской поэзии арабов в качестве исторического источника при изучении периода, предшествовавшего возникновению ислама.

В обширных трудах многочисленных средневековых арабоязычных историков и географов, отличающихся,

26

как правило, обилием и разнообразием фактов политической, военной и религиозной жизни, мы не находим таких обильных и ярких материалов, какие содержатся в доисламской поэзии, отразившей социально-экономи- ческий строй и общественный быт арабов V—VI вв. Особое положение как источник для изучаемого нами периода занимает труд Шахрастани (ум. в 1153 г.). В этом труде — «Китаб ал-милал ва-н-нихал» («Книга религиозных сект и философских школ») имеется специальная глава, посвященная описанию религиозных верований, обрядов и обычаев доисламских арабов; в этой главе автор сообщает (что для нас представляет особый интерес) о пережиточных формах семьи и брака.

Другим трудом, заслуживающим особого внимания при изучении первобытнообщинного строя арабов, является «Мукаддима» Ибн Халдуна. В этом выдающемся произведении арабской феодальной историографии содержатся наряду с интересными познавательными материалами ценные обобщения и выводы. Великий автор «Мукаддимы» проявлял особый интерес к хозяйству и общественному быту арабских племен, видя в них наиболее типичных представителей кочевых народов.

В отличие от арабских источников сведения об арабах V—VI вв., содержащиеся в сочинениях писателей и в документах сопредельных с Аравией цивилизованных стран, имеют случайный характер и не всегда достоверны. Это объясняется тем, что для этих писателей и для их осведомителей внутренние области Аравии в то время оставались недоступными, а следовательно, и неведомыми. Некоторый интерес у историка арабов могут возбуждать только сирийские хроники и юридические материалы.

Литература. Из немногих трудов буржуазных востоковедов, специально занимавшихся исследованием общественного строя арабов V—VI вв., на первое место следует поставить монографию Робертсона Смита «Родство и брак в ранней Аравии»2 . Автор этого труда подверг суровой критике установившееся в западноевропейской науке представление о кровнородственных связях как основе социально-политической организации в арабском первобытнообщинном обществе. Он показал, что это

2 W. Robertson Smith, Kinship and marriage in early Arabia ambridge, 1885.

27

представление базируется на несостоятельных концепциях арабских генеалогов, составлявших родословия племен в раннем Халифате. Исходя из правильных предпосылок, Р. Смит увлекся гиперкритикой, а это привело его к снижению значения реальных кровнородственных отношений. Тем не менее богатое конкретное содержание его монографии, в которой в значительной мере использована и доисламская поэзия (главным образом «Китаб ал-агани»), до сих пор придает ей большую научную ценность. Не меньшее научное значение сохранили труды Юлиуса Вельхаузена, из которых для изучаемого нами периода особый интерес представляет работа «Остатки арабского язычества» 3 .

Третьим известным востоковедом, обращавшим особое внимание на изучение доисламской Аравии и развернувшим свою научно-литературную деятельность в первой четверти нашего столетия, был Анри Ламменс. Он обладал весьма широкой эрудицией, выражавшейся в очень хорошем знании произведений арабоязычной историографии и художественной литературы эпохи феодализма, равно как и европейской научной литературы. Но к его многочисленным печатным трудам следует проявлять настороженное отношение. Будучи активным членом ордена иезуитов, деятельным христианским миссионером на Арабском Востоке и профессором католического университета св. Иосифа в Бейруте (Ливан), он в своих научных трудах и в педагогической деятельности проявлял крайнюю религиозную нетерпимость к исламу и явно переоценивал историческую роль арабов-хри- стиан. В глазах современной мусульманской интеллигенции он является крайне одиозной фигурой.

Однако весьма разнообразный конкретный материал, почерпнутый им из обильных арабоязычных источников и европейской научной литературы, придает его трудам несомненную ценность при условии критического пользования ими. При изучении состояния Аравии в V—VI вв. мы ни в коем случае не можем пренебрегать его содержательной монографией «Колыбель ислама»4 , посвященной исторической географии Западной Аравии и общест-

3 J. Wcllhausen, Reste arabischen Heidentums gesammelt und erlafctert von J. Wellhausen, 2 Ausg., Berlin—Leipzig, 1927.

4 H. Lammens, Le berceau de I'islam, Rome, 1914.

28

венному быту ее населения. В этом труде Ламменс гораздо шире и глубже, чем предшествовавшие ему востоковеды, использовал содержание доисламской поэзии во всем ее объеме.

Гораздо меньшее значение представляет для нас труд Леоне Каэтани «Очерки восточной истории» 5 . Содержащиеся в первом томе этого труда очерки «Доисламская Аравия» и «Древние арабы» дают неполное и неточное представление о геолого-климатическом и социально-эко- номическом состоянии Аравийского полуострова в изучаемый нами период. Причиной искаженных представлений, изложенных в этом труде, является предвзятость суждений его автора, вызванная воспринятой им несостоятельной миграционной теорией.

При ограниченном количестве научной литературы, дающей представление о состоянии Аравии в V—VI вв., можно упомянуть и книгу известного арабского историка и романиста Джирджи Зейдапа «Арабы до ислама» 6 . Это рядовое произведение буржуазной научно-популяр- ной литературы, дающее довольно поверхностное представление о политической истории и культуре арабов в

в Аравии, Сирии и Ираке, устарела.

Еще более устарел труд Коссэн де Персеваля «История арабов до ислама», вышедший в 1847 г . 1 В нем много легенд и анекдотов, но не заметно попытки подойти к историческим явлениям с социологическим анализом.

Из новейшей научной литературы по интересующей нас теме заслуживает серьезного внимания сборник монографических статей нескольких специалистов — «Древнее бедуинское общество», изданный в 1959 г. Римским университетом, под редакцией проф. Ф. Габриэли8 .

В сборнике подвергнуты научному исследованию общественный строй, литература и религия доисламских бедуинов.

t islamisme pendant Vepoque de Mahomet et jusqu'a- la reduction de ioutes les tribus sous la loi musulmane, t. I, 1817.

8 «L'antica societa beduina», Studi... raccolti da F. Gabrieli, Roma

29

В общих трудах по «истории арабов», вышедших в Европе в XIX и XX вв., по установившемуся стандарту после географического описания Аравийского полуострова дается глава о «нравах и обычаях» и о родо-пле- менном строе его обитателей накануне возникновения ислама. Лучшими из таких глав, вполне заслуживающими нашего внимания, можно признать соответствующие главы в книгах К. Юара «История арабов» и Ф. Хитти «История арабов» 9 .

Глава «До Мухаммеда» в переведенной с немецкого «Истории ислама» А. Мюллера (СПб., 1895), будучи лишена какой бы то ни было попытки социологического анализа, вовсе не заслуживает внимания. Очень мало можно почерпнуть по изучаемому нами периоду и из «Истории арабов и арабской литературы» А. Е. Крымского (М., 1911).

8 советской научной литературе уделялось мало внимания истории Аравии в изучаемый нами период. Никто из советских историков-арабистов специально не занимался исследованием исторических явлений этого периода. Сущность исторического процесса, происходившего в Аравии в V—VI вв., кратко изложена во «Всемирной истории» (т. III).

Наконец, при существовании в Аравии остатков со- циально-экономических отношений, восходящих к очень отдаленному даже доклассовому прошлому, историк, изучающий это прошлое, не может оставить вне сферы своего внимания содержательную книгу А. И. Першица «Хозяйство и общественно-политический строй Северной Аравии в XIX — первой трети XX в.» (М., 1961). В этой монографии, в которой учтены сведения, содержащиеся в обширной западноевропейской литературе путешествий, обращено должное внимание на сохранившиеся вплоть до новейшего времени «значительные остатки патриархально-родового и патриархально-рабовладель- ческого строя». Серьезное внимание автора к «сильнейшим пережиткам дофеодальных отношений» придает его исследовательскому труду особую ценность, тем более что зарубежные и некоторые советские историки проявляют тенденцию к недооценке значения пережитков.

30