avtoref_koryakina

11

ся теоретическая и практическая значимость работы, демонстрируется соответствие диссертации паспорту научной специальности, описывается структура работы, указывается апробация результатов исследования.

Впервой главе «Постмодернистская парадигма: рассеяние структур и ветвление подлинного» рассматривается проблема подлинности в рамках постмодернистской парадигмы, основными принципами которой являются рассеяние структур и понимание подлинного в качестве чего-то неустойчивого.

Впервом параграфе «Кризис системы ценностей европейской цивили-

зации на рубеже XIX–XX веков как точка отсчета гибели Великого Наррати-

ва» анализируется кризис системы ценностей европейской цивилизации на рубеже XIX–XX веков в качестве отправной точки в деле гибели Великого Нарратива.

Автор рассматривает концепции О. Шпенглера, П. А. Сорокина и Г. Зиммеля и перечисляет те признаки кризиса системы ценностей европейской цивилизации, которые свидетельствуют о процессе гибели Великого Нарратива:

1.Распространение атеистических взглядов: рушится Великий Нарратив

вформе Бога.

2.Возникновение идей, связанных с пессимизмом по отношению к будущему европейской цивилизации: подтачивается Великий Нарратив в форме Прогресса.

3.Распространение иррациональных воззрений: разрушается Великого Нарратива в качестве наступления на Рациональность.

4.Появление особого типа антропоцентризма: означает гибель Великого Нарратива в качестве идеи Субъекта.

Далее, опираясь на работы Р. Гвардини и Э. Гуссерля, автор приходит к выводу, что кризис системы ценностей наступает вследствие двух комплексов причин: происходит изменение характера религиозности; нововременная вера в господство разума исчерпывает себя. Так создаются условия для возникновения постмодернистской парадигмы, которая приходит на смену проекту Модерн.

Во втором параграфе «Рассеяние и сингулярности: свобода от структу-

ры» рассматривается проблема рассеяния структур в ее связи с проблемой подлинности в контексте философии постмодернизма.

Кризис системы ценностей европейской цивилизации на рубеже XIX–XX веков касается и эпистемологических ценностей: идет становление неклассической и постнеклассической рациональности. Переход к неклассической рациональности приводит к новому типу философского мышления, отвергающего власть метанарративов и делающего акцент на бесконечное ветвление подлинности, что характерно для философии постмодернизма.

Философия постмодернизма вплотную приближается к рассеянию транс- ценденции-структуры и переходу к имманенции. Но если не существует структуры, то нет и единого смысла, так как смыслы вырабатываются единичностями в имманенции. При этом сингулярности нельзя отождествлять с субъектом, самосознанием или личностью: такое отождествление выбрасывает из имманенции. Развивая данное положение, автор обращается к концепции шизоанализа Ж. Делеза и Ф. Гваттари, к концепции смерти Автора и творчеству Ж. Деррида.

12

Таким образом, перед философией постмодернизма встает необходимость замены трансцендентной сущности-структуры беспредельной имманенцией, состоящей из сингулярностей, вырабатывающих собственные смыслы. Это приводит к особому пониманию подлинности, которое больше не связано с подлинностью трансценденции.

Втретьем параграфе «Поглощение времени пространством: разраста-

ние ризомы» рассмотрена проблема взаимоотношений времени и пространства в рамках философии постмодернизма.

Философия постмодернизма нацелена на свободное производство смыслов, которое возможно только в случае существования сингулярностей, независимых от трансцендентной инстанции, связанной с понятием времени. Но свобода в производстве смыслов невозможна и без признания текучести. Таким образом, возникает противоречие.

Анализируя это противоречие, автор обращается к концепции времени Ж. Делеза, которая предполагает наличие двух времен, не являющихся линейными: первое из них – Хронос, второе – Эон. Таким образом, философия постмодернизма отвергает линейное время, но признает время в других формах.

Философия постмодернизма понимает двояко не только время, но и пространство: пространство как упорядоченное вместилище вещей не принимается, так как в этом случае необходимо признать его трансцендентный характер. Новый же взгляд на пространство приводит к Ризоме: все ее плато равноценны и не подчиняются иерархическому порядку.

Следовательно, философия постмодернизма отвергает линейное понимание времени и иерархическое понимание пространства, принимая понимание времени как Хроноса и Эона, а пространства как ризомы-имманенции, что не приводит к противоречию между текучестью и пространственностью. Именно в этом контексте можно говорить о поглощении времени пространством, так как акцент здесь сделан не на линейное время, а на пространство, не способное существовать без процессов текучести.

Вчетвертом параграфе «Множественности и кочующие смыслы: побе-

да поверхности» изучена проблема множественностей и номадических смыслов в контексте философии постмодернизма.

Только при условии отсутствия трансценденции, имеющей свое выражение

влинейном времени и в пространстве как вместилище структурированных элементов, множественности избегают зависимости от принципа Единства. Автор говорит о том, что ризома уже предполагает рассеивание центра, в том числе и оппозиции Единое/Множественное.

Указанная оппозиция анализируется через сопоставление взглядов Ж. Делеза и А. Бадью. А. Бадью критикует концепцию Ж. Делеза, полагая, что в ней заключается обоснование Единства, но Бытие является Со-бытием множественностей, а Событие не есть воплощение принципа Единства. Таким образом, Единое Ж. Делеза и Единое, которое А. Бадью ему приписывает, не совместимы.

Далее в работе рассматривается рассеяние и других дихотомий: внешнее/внутреннее, поверхность/глубина, явление/сущность. Только переход к чистой поверхности может служить гарантией этого рассеяния. Такая поверхность

13

не скрывает объективную истину. Она является поверхностью ризомы, так как глубина исчезает только в ризоматичном пространстве. Поверхность – главное условие формирования смыслов.

Вдиссертации обращается внимание на концепцию номадизма. В рамках постмодернистской парадигмы номадическое распределение сингулярностей на поверхности вытесняет прикрепление элементов к определенным местам, что связано с освобождением множественностей от власти метанарративов.

Таким образом, выход глубины на поверхность приводит к исчезновению объективной истины, а это значит, что исчезает критерий, по которому смыслы могли бы быть распределены по степени своей подлинности, что приводит к утверждению равенства всех кочующих смыслов.

Впятом параграфе «Дихотомия норма/патология и логоцентризм в контексте рассмотрения проблемы подлинности» анализируется дихотомия норма/патология в ее взаимосвязи с логоцентризмом.

Логоцентризм как выражение трансценденции ограничивает свободу имманентного плана, поэтому философия постмодернизма предлагает произвести деконструкцию логоцентризма, ярко воплотившегося в оппозиции разум/безумие.

Опираясь на философские идеи М. Фуко, автор исследует два вопроса:

1.Может ли не патологическое сознание найти точки соприкосновения с сознанием патологическим?

2.Действительно ли сознание можно поделить на две части: сознание разумного (нормального) человека и сознание безумца (сумасшедшего)?

Вслед за М. Фуко, обращаясь к учениям Р. Декарта и И. Канта, автор делает вывод, что в классической эпохе действительно скрывается двойственность, так как имплицитно патологичность присутствует всегда.

Феноменологическая философия отходит от классики, поскольку принимает за сознание вообще единое поле сознания, включающее в себя как норму, так и патологию. Основываясь на феноменологическом подходе, можно дать ответ на второй из поставленных вопросов: не существует сознания патологического и не патологического, так как оно целостно, а его структуры одинаковы.

А обращение к экзистенциализму позволяет ответить на первый вопрос. Исходя из положений философии экзистенциализма, точку соприкосновения разума

ибезумия можно обнаружить на их границе: эта точка – Ужас. Говоря о понятии разума, автор подчеркивает недостаточность трактовки в рамках классической рациональности, сводящей, по сути, разум только к рассудочной деятельности.

Философия постмодернизма признает заслуги феноменологии и экзистенциализма, но «подозревает» их в связи с трансценденцией. Выявлением такого скрытого логоцентризма и занимается Ж. Деррида. Сопоставляя взгляды М. Фуко

иЖ. Деррида, автор говорит, что, по мнению Ж. Деррида, М. Фуко возвращается к метафизике, так как утверждает метанарратив в форме безумия и выражает безумие на языке разума.

Философия постмодернизма стремится к рассеянию трансценденций, что в данном параграфе рассматривается на примере дихотомии разум/безумие. Ее рассеяние приводит к утверждению равенства членов оппозиции без объединения

14

полем трансцендентного, а это наделяет норму и патологию одинаковой подлинностью.

Шестой параграф «Ветвление подлинного в хаосмосе» посвящен выяв-

лению особенностей феномена ветвления подлинного в хаосмосе.

В философии постмодернизма подчеркивается, что объективной истины не существует, так как критерий для отнесения к норме или патологии постоянно меняется. В результате на поверхность ризомы выходят смыслы, движущиеся во всех направлениях: происходит разветвление смыслов, их постоянное схождение и расхождение.

Философия постмодернизма рассеивает оппозицию космос/хаос в пользу хаосмоса, который одновременно находится и вне порядка, и вне энтропии. Хаосмос – это подлинное философии постмодернизма. Отдельные же смыслы являются подлинными по отношению друг к другу и к хаосмосу, а не по отношению к объективной истине. Обращение к метафорам книги, лабиринта, библиотеки и текста дает иллюстрацию процессу ветвления смыслов в хаосмосе.

Таким образом, все смыслы являются подлинными, а текучий хаосмос остается неизменным лишь в своей подлинности. Объективной истины, сокрытой в глубине, для философии постмодернизма не существует.

Вторая глава «Проблема подлинности и смена парадигмы: рождение псевдомодернизма» посвящена установлению взаимосвязи между постмодернистским пониманием проблемы подлинности и возникновением псевдомодернистской парадигмы, основанной на феномене виртуализации бытия.

Первый параграф «Трансформация понимания проблемы подлинности: от экзистенциализма к медиафилософии» посвящен изучению трансформации понимания проблемы подлинности через ее переход от экзистенциализма к медиафилософии.

Для установления границ между постмодернистской и псевдомодернистской парадигмами необходимо обратиться к вопросу, связанному с трансформацией понимания проблемы подлинности. Данная трансформация особенно ярко заметна при сопоставлении трех вариантов понимания проблемы подлинности, коими являются варианты, предложенные экзистенциализмом, философией постмодернизма и медиафилософией.

В рамках философии экзистенциализма только человек может добиться установления подлинности чего-либо, но лишь через достижение подлинности собственного существования. Философия экзистенциализма допускает существование критерия для определения явления к сфере подлинного или неподлинного.

Философия постмодернизма отвергает критерий, по которому феномен можно четко отнести к сфере подлинного или неподлинного. К тому же постмодернистская парадигма вместе с утверждением равенства смыслов приносит в качестве своего завершения виртуализацию и симулякры. Это приводит к зарождению новой парадигмы, которую можно назвать псевдомодернистской.

В диссертационном исследовании предполагается, что при изучении современного понимания проблемы подлинности, связанного уже с псевдомодернистской парадигмой, нужно обратиться к медиафилософии, исследующей влияние

15

медиа на реальность, так как именно медиареальность становится определяющей реальностью.

Во втором параграфе «Виртуализация бытия и процессы ремифологизации в современном социокультурном пространстве» исследуется характер взаимосвязи между процессами ремифологизации и феноменом виртуализации бытия в современном социокультурном пространстве.

Обращаясь к творчеству Р. Барта, автор задает вопрос: почему механизмы мифологизации работают в наши дни более успешно, чем в 50-е гг. XX века? Ответ состоит в том, что причиной служит возникновение феномена виртуализации.

Врамках псевдомодернистской парадигмы мифы становятся симулякрами, потому что они могут и не содержать отсылок к реальности. Значит, сами процессы мифологизации подвержены виртуализации.

Также в данном параграфе задается вопрос: существует ли еще субъект? Современная философская мысль указывает скорее на отсутствие субъекта, чем на его присутствие, ставя на место субъекта текст или медиасубъект, что уводит от существования сингулярностей, к которым стремится философия постмодернизма.

Далее автор подчеркивает, что сейчас неподлинность существует в процессе постоянной виртуализации бытия и его экзистенциальных модусов. Сказанное подтверждается анализом феноменов, подвергшихся процессам виртуализации: жизни, смерти, красоты, соблазна, общения.

Получается, что в рамках псевдомодернистской парадигмы процессы мифологизации получают свое максимальное распространение вследствие их тесной связи с процессами виртуализации. Это приводит к тому, что реальность как таковая вытесняется виртуальной реальностью.

Третий параграф «Виртуальная реальность как хаосмос: проблема подлинности, гиперреальность и вирулентность» посвящен рассмотрению фе-

номена виртуальной реальности в качестве хаосмоса, а также изучению проблемы подлинности в ее взаимосвязи с феноменами гиперреальности и вирулентности.

Впараграфе рассматриваются теории, связанные с вопросами виртуальной реальности. Автор обращается к концепциям Д. Ланира, Н. А. Носова и Е. Е. Таратуты.

Вконцепции Д. Ланира происходит реабилитация сознательности человека.

Врамках виртуальной психологии Н. А. Носова виртуальное понимается как психологическая виртуальная реальность. Е. Е. Таратута опирается на концепцию Н. А. Носова, но нивелирует ее акцент на психологию: она признает исходную реальность, порождающую виртуальные реальности. Подходы Д. Ланира, Н. А. Носова и Е. Е. Таратуты – это подходы, отрицающие диктат виртуального над реальным.

Можно привести пример, который иллюстрирует проблему трансформации исходной реальности по образцу виртуальной реальности: персонаж, являющийся искажением личности, принадлежащей к исходной реальности, начинает определять ее поведение вне виртуального пространства. Но подобные процессы характерны и для общества в целом, что свидетельствует о процессах его виртуализации.

16

Существует тесная связь между хаосмосом философии постмодернизма и виртуальной реальностью: виртуальная реальность является хаосмосом, в котором место ветвящихся смыслов занимают симулякры, способные к ветвлению, но не связанные с подлинностью. Таким образом, рассеяние трансцендентного приводит к существованию имманенции, ставшей гиперреальностью. А это является результатом искажения принципов философии постмодернизма.

Вчетвертом параграфе «Возвращение власти кода: тотальность про-

цессов симуляции» рассматривается проблема возвращения власти кода. Кажется, что существует область, в которой обозначенные процессы играют

не столь важную роль, как в других областях. Данной областью является наука. Но в наши дни любую информацию можно облечь в научную форму, к тому же распространен феномен научного производственничества. Значит, и наука не избегает виртуализации. Можно сделать вывод о тотальном характере процессов симуляции.

Философия постмодернизма говорит о рассеянии любого образца, но в псевдомодернистской парадигме подобное рассеяние оборачивается скрытой властью неразличимости. Такая неразличимость является закономерным результатом всеобщей неподлинности, связанной с установлением власти симуляции.

Старый код рассеивается, но это рассеяние не приводит к свободе единичностей. Сам властный принцип в рамках псевдомодернистской парадигмы перешел на имманентное положение. Если исходить из взглядов Ж. Бодрийяра, то можно прийти к выводу, что ни власти, ни подчинения больше не существует, так как они растворились в виртуальной реальности.

Таким образом, симуляция выступает в качестве нового кода – властного принципа, рассеянного по социокультурному пространству, а власть в ее традиционном понимании виртуализируется. Новый код является не трансцендентным

иконцентрированным, а имманентным и рассеянным. Можно сказать, что власть нового кода выступает итогом воплощения принципов философии постмодернизма в псевдомодернистской парадигме.

Впятом параграфе «Новые медиа: поглощение смыслов и конструиро-

вание реальности трансмодернизма» проведен анализ функционирования новых медиа, способных создать новую реальность.

Впараграфе говорится о том, что процессы симуляции, способные подвергнуть своему воздействию любой феномен, приобретают с помощью медиа свой тотальный характер. Также с помощью новых медиа становится возможным не только переконструировать какой-либо феномен, но и сконструировать его из ничего.

Вработе ставится вопрос: можно ли окончательно избавиться от диктата новых медиа? Автор отвечает на данный вопрос отрицательно, так как отказ от новых медиа означал бы отказ от современных технологий, а обесточивание всех устройств привело бы к катастрофе. Более того, даже если представить, что новые медиа исчезнут, уступив место старым медиа, нельзя утверждать, что изменятся принципы их функционирования.

Возникает еще один вопрос: вызывает ли появление новых медиа осуществление идеалов информационного общества? С точки зрения автора, постмодер-

17

нистская парадигма имплицитно предполагает в качестве своего результата утверждение такого типа общества, которое условно можно назвать информационным.

Так, Э. Тоффлер, оптимистично воспринимающий рассеяние средств массовой информации и их аудитории на мелкие фрагменты, говорит и о дисперсии власти, но обходит вниманием вопрос, связанный с установлением новой власти через процессы симуляции. В отличие от Э. Тоффлера Ж. Бодрийяр акцентирует внимание на связи медиа с процессами симуляции и приходит к выводу, что демассификация средств массовой информации не приносит свободы.

Разрастание гиперреального подходит к критической отметке, достижение которой способно привести к еще одной смене парадигм, связанной с особым преломлением проблемы подлинности. Для того чтобы обозначить возможную парадигму, которую можно определить в качестве преемницы постмодернистской и псевдомодернистской парадигм, автор обращается к понятию трансмодернизма, введенному В. А. Кутыревым.

Вконце параграфа говорится о том, что при рассуждении о постпсевдомодернизме не стоит оперировать понятиями подлинного и неподлинного, так как данные понятия выражают ту реальность, которая еще связана с человеческим как таковым. Возможная новая реальность не может восприниматься через эти понятия вследствие того, что с человеческой ментальностью она, скорее всего, не соотносима.

Вшестом параграфе «Встреча с Другим как возможный способ преодо-

ления симуляции бытия» предпринята попытка разработки способа преодоления симуляции бытия посредством взаимодействия с феноменом Другого.

Вданном исследовании предлагается концепция последовательной смены трех парадигм, имеющих свое собственное представление о взаимосвязи подлинного и неподлинного: постмодернистской, псевдомодернистской и постпсевдомодернистской.

1.Постмодернистская парадигма основана на утверждении в качестве эталона хаосмоса, состоящего из свободно вырабатываемых смыслов, обладающих равной степенью подлинности; псевдомодернистская парадигма получила свое выражение в виртуальной реальности как особом хаосмосе, который состоит из равных в своей неподлинности симулякров; предполагаемая постпсевдомодернистская парадигма, скорее всего, будет основываться не на понятиях подлинного и неподлинного, а на таком их сочетании, которое невозможно выразить, находясь в рамках человеческой ментальности.

2.Постмодернистская парадигма предполагает полное осуществление свободы единичностей в хаосмосе ветвящихся смыслов; псевдомодернистская парадигма связана с восстановлением власти кода, в качестве которого выступает симуляция; пост-псевдомодернистская парадигма не может быть определена через понятие свободы, так как данное понятие тесно связано с человеческой ментальностью.

3.Постмодернистская парадигма делает ставку на утверждение свободных единичностей, которые нельзя назвать ни субъектом, ни личностью; псевдомодернистская парадигма вызывает существование человека-текста, стремящего-

18

ся постоянно находиться в медиапространстве; пост-псевдомодернистская парадигма будет связана даже не с человеком-текстом, а с его дальнейшей модификацией.

Но преобразование человека-текста в существо, не связанное с человеческой ментальностью, нельзя понимать как единственный вариант исхода современной ситуации. Тотальная симуляция бытия может быть преодолена с помощью осознанной встречи с Другим, которая принесет необходимую степень подлинности. Здесь обозначаются два самых важных направления, по которым способно идти взаимодействие с Другим: соблазн и осознание собственной смертности.

Тайна соблазна и осознание смертности, а значит, и достижение определенной степени подлинности вновь смогут проявиться лишь тогда, когда наша жизнь станет игрой Другого. Здесь ставится следующий вопрос: существует ли Другой в принципе? В этом месте автор обращается к творчеству Э. Гуссерля и А. Шюца. Опираясь на идеи феноменологии, автор говорит о том, что наше ego оказывается уже подготовленным к появлению других структур, находящихся вне нас. Другой не дан непосредственно, что увеличивает шансы на освобождение, потому что в этом случае возможность слияния сведена к минимуму. К тому же Я способно отделять себя от Другого, значит, и Другой может отделить себя от нашего Я.

Таким образом, различие, утерянное в рамках псевдомодернистской парадигмы, возвращается, принося вместе с конституированием Другого ощущение своей и чужой телесности, осознание смертности, а также возможность соблазна, что дает шанс на достижение подлинности, способной остановить дальнейшее разрастание процессов симуляции.

Можно сделать вывод, что феноменологический взгляд удовлетворяет требованиям конституирования Другого, которое является главным условием преодоления симуляции бытия. При этом конституирование Другого возвращает к экзистенциально-герменевтической традиции, отвергнутой сначала постмодернистской, а затем псевдомодернистской парадигмами.

В заключении подводятся итоги диссертационного исследования и определяются перспективы дальнейшей работы над темой. Так как указанная тема выступает достаточно перспективным направлением исследования, данная диссертационная работа может стать отправной точкой для дальнейшего изучения рассмотренных в ней вопросов.

Список работ, опубликованных по теме диссертационного исследования

Статьи в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях, выпускаемых в Российской Федерации, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертации на соискание ученой степени кандидата наук:

1. Корякина, А. П. Симуляция бытия и возможность ее преодоления: подход Ж. Бодрийяра [Текст] / А. П. Корякина // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. – 2013. – № 1(1). – С. 27–30.

19

2.Корякина, А. П. «Мифологии» сегодня: псевдомодернистская парадигма [Текст] / А. П. Корякина // European Social Science Journal (Европейский журнал социальных наук). – 2014. – № 1(40) том 1. – С. 25–28.

3.Корякина, А. П. Проблема подлинности: от экзистенциализма к медиафилософии [Текст] / А. П. Корякина // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. – 2014. – № 5. – С. 40–46.

Статьи в сборниках научных трудов и доклады на научно-прак- тических конференциях:

4.Морозова (Корякина), А. П. Кризис системы ценностей европейской цивилизации на рубеже XIX–XX веков [Текст] / А. П. Морозова (Корякина) // Философия – культура – социум: аспекты взаимодействия: сб. науч. материалов студентов и аспирантов. – Киров: Изд-во ВятГГУ, 2010. – С. 71–73.

5.Корякина, А. П. Эдмунд Гуссерль о целостности науки [Текст] / А. П. Корякина // Целостность в мире философии и социально-гуманитарного знания: сб. статей и тезисов докладов III Всероссийской науч. конференции с международным участием, посвященной Международному дню философии 18 ноября 2012 г. – Липецк–Тамбов: Изд-во Першина Р.В., 2013. – С. 54–57.

6.Корякина, А. П. Проблема подлинности в современных социокультурных условиях и интерсубъективность [Текст] / А. П. Корякина // Философия – культура – социум: аспекты взаимодействия: сб. науч. материалов студентов, магистрантов, аспирантов. Вып. 4. – Киров: Изд-во ВятГГУ, 2013. – С. 27–30.

7.Корякина, А. П. Феноменологический взгляд на целостность науки [Текст] / А. П. Корякина // Проблемы развития науки и образования: теория и практика: Сб. науч. трудов по материалам Международной научно-практической конференции 30 сентября 2013 г. В 4 частях. Часть I. Мин-во обр. и науки. – М.: АР-Консалт, 2013. – С. 94–95.

8.Корякина, А. П. Наука и симуляция [Текст] / А. П. Корякина // Инновационное развитие современной науки: сб. статей Международной научнопрактической конференции (г. Уфа, 31 января 2014 г.): в 9 ч. Ч. 7. – Уфа: РИЦ БашГУ, 2014. – С. 228–230.

9.Корякина, А. П. Мифологизация в эпоху псевдомодернизма [Текст] / А. П. Корякина // Философия – культура – социум: аспекты взаимодействия: сб. науч. материалов студентов, магистрантов, аспирантов. Вып. 5. – Киров: Изд-во ВятГГУ, 2014. – С. 45–48.

10.Корякина, А. П. Поглощение времени пространством в философии постмодернизма: разрастание ризомы [Текст] / А. П. Корякина // Научная перспектива: научно-аналитический журнал. – 2014. – № 7(53). – С. 47–49.

11.Корякина, А. П. Рассеяние и сингулярности: свобода от структуры [Текст] / А. П. Корякина // Молодой ученый: науч. журнал. – 2014. – № 11(70),

часть IV. – С. 440–443.