Петренко В.Ф. Психосемантика сознания

В результате обработки среднегрупповых матриц сходств поступков были 'выделены факторные структуры, найдены на грузки по факторам для каждого поступка по результатам ка прямого, так и косвенного шкалирования. Было выделено 7 зна чимых, независимых (ортогональных) факторов, имеющих сход ную интерпретацию для обеих матриц. Содержание этих фак торов будет рассмотрено ниже.

Коэффициент ранговой корреляции двух факторных струк; тур составил р=0,8, что позволяет говорить о сходстве резуль татов, полученных с помощью различных процедур. Сходств^ структур оценок поступков, полученных прямым и косвенны методами, демонстрирует, что артефакты, обусловленные опеци фикой операциональных процедур, сведены к минимуму. Раз личными средствами мы получаем один и тот же искомый объ­ ект исследования, а именно категориальную структуру восприя! тия и осознания человеческого поступка применительно к то" содержательной области, которую мы исследуем, — етуденче скому быту.

Сходство полученных факторных матриц продемонстрирова­ ло также пропорциональную представленность и полноту пред", ложенного нами списка мотивов как возможных причин поступ; ков. Эти данные свидетельствуют о том, что основания катего ризации, имплицитно содержащиеся в интегральной оценк сходства поступков при прямом шкалировании, в значительно мере соответствуют списку мотивов как причин поступков, исА пользованному в процедуре косвенного шкалирования. Это ,*. свою очередь дает нам право утверждать, что в основе сужде ний о сходстве поступков лежит их мотивационный аспект. Та ким образом, положение А. А. Бодалева [см.: 31] я И. С. Кон [см.: 108] о том, что этическая оценка поступка в ходе онтоге неза последовательно смещается от оценки поведенческой фак' туры поступка, его последствий к оценке причин, мотивов, им пульсов, побудивших человека к действиям, можно считать эк спериментально доказанным.

Представляется интересным провести предложенную мето дическую процедуру прямого и косвенного шкалирования по ступков на контингенте испытуемых различного детского возра ста и на детях с отклоняющимся—делинквентным—поведени ем. Коэффициент сходства, конгруэнтности двух матриц може выступать показателем уровня социального развития ребенка.;

90

ременными. Порождаемый куб (параллелепипед) данных со­ держит три независимых источника вариации: поступки, мотивационные категории, испытуемые, анализ которых позволяет ставить задачи исследования. Так, для одного испытуемого или усредненной группы испытуемых можно выделить данные (одну из секущих плоскостей), связывающие поступки и мотивации" ные категории. По этим дан­ ным можно построить матрицу

строк матрицы «поступки X мо­ тивы», или построить матрицу сходства мотивов (29x29),где

"Рис. 10. Исходный куб (параллеле­ пипед) данных психосемантического эксперимента

мерой их сходства будет выступать сходство в отнесении их к поступкам — коэффициенты корреляции столбцов в матрице «поступкиX мотивы». Математическая обработка этих матриц позволяет построить семантическое пространство поступков или семантическое пространство мотивов. Эти пространства и явля­ ются операциональным аналогом категориальных структур со­ знания в сфере восприятия поступков и в мотивационной сфере.

Взяв единственный поступок в качестве объекта, можно рас­ смотреть взаимосвязь «испытуемыеХ мотивы», где факториза­ ция по испытуемым позволит выявить их дифференциацию в приписывании мотивов данному поступку, а факторизация по мотивам — их внутреннюю структуру применительно именно к данному поступку. Аналогично при фиксации в качестве кон­ станты единичного мотива можно подвергнуть исследованию взаимосвязь «испытуемыеХпоступки» и рассмотреть единоду­ шие испытуемых в оценке множества поступков по данному мо­ тиву или выявить организацию поступков применительно именно к данному мотиву. Фиксированная в виде частного се­ мантического пространства поступков их внутренняя структура будет специфицирована применительно именно к данному мо­ тиву.

Рассмотрим решение первой задачи применительно к пост­ роению семантического пространства мотивов. В результате факторной обработки данных по мотивам было выделено 7 зна­ чимых факторов, объясняющих соответственно 10,2; 9,1; 7,8; 7,1; 6,0; 5,6; 5,4% общей дисперсии. Интерпретация факторов осуществляется на основе поиска содержательного инварианта, •объединяющего пункты (мотивы), имеющие значимые нагруз-

91

ки по этим факторам. Поскольку в большинстве случаев ф торы являются двухполюсными, т. е. включающими пункты к с положительной, так и с отрицательной нагрузкой по факто содержание фактора раскрывается именно через содержате ный контраст пунктов, образующих полюса факторов. Эта о позиция — антонимия мотивационных категорий — отража; специфику категориальной организации сознания испытуемо его трактовки совместимости (несовместимости) мотивов ! близка понятию личностных конструктов Дж. Келли. По пе; вому фактору наибольшую нагрузку имели следующие мотив, желание показать себя, желание удивить, совершить поступо/ не обдумав, желание вызвать восхищение в оппозиции к эг изму—мотиву, имеющему большую нагрузку с противополо ным знаком.

Как видим, мотивы, сгруппированные на одном полюсе пе вого фактора, связаны с желанием утвердиться в глазах др гих, с потребностью 'Внимания к себе, имеющей сиюминутное спонтанное проявление, в оппозиции к эгоизму, выступающе~ здесь как безразличие к мнению других. Интересную групп ровку дали мотивы, имеющие 'максимальную нагрузку по вт рому фактору: «обычай — делать как принято», «подражание делать ка;к все», «зависеть» — в оппозиции к ревности — мот- ву, имеющему большую нагрузку по этому фактору с против положным знаком.

Обычай и подражание, очевидно, связаны с желанием «быт как все», «зависеть» подразумевает внутренний силлогизм: « как все, я не хуже, а потому я должен иметь...», «ревность» ж предусматривает сомнение в собственной силе, значимости. П этому оппозиция рассмотренных мотивов задает, по нашем мнению, конструкт «я :ка« все — я хуже других».

Третий фактор включал мотивы «желание самоутвердит ся», «стремление лидировать (командовать)», «материальна заинтересованность» — в оппозиции к «альтруизму», «сопер живанию», «любви к другому».

Интересно попадание в одну группу мотивов самоутвержд< ния и материальной заинтересованности. Очевидно, их объеди нение оказалось возможным в оппозиции к совершенно «бе' корыстным» формам мотивации, связанным с заботой о благ другого. Данный фактор был интерпретирован нами как отр жающий личностный конструкт: «Я как ценность» — «ценност других Я».

Четвертый фактор включал следующие мотивы: «потреб; ность в общении», «желание поделиться опытом», «желани вызвать ответную симпатию», «стремление лидировать» — в о позиции к «желанию вызвать ответное сочувствие», «боязни ад министративных санкций», «боязни быть непонятым». Содержа ние этого фактора отражает мотивацию, связанную с разным, стилями общения: активное стремление к контактам, к откры тому общению «на равных» в оппозиции к избеганию контак

92

тов, подчинению, общению «с приставкой снизу». Характерно,, что два близких по содержанию высказывания: «желание выз­ вать ответную симпатию» и «желание вызвать сочувствие» — оказались полярными по этому фактору. Содержание этогс* фактора задано, таким образом, конструктом «открытое обще­ ние'— защитная установка в общении». Относительно высокая (г = 0,3) корреляция этого фактора с первым (максимальная в* матрице интеркорреляций) взаимно подтверждает их «общенческий» характер.

Пятый фактор выявил оппозицию мотивов, связанных с са­ мосовершенствованием («стремление к знаниям» и «желание' самосовершенствования»), и контрастирующих по этому факто­ ру мотивов индивидуального достижения («стремление лидиро­ вать», «честолюбие»). Содержание этого фактора, очевидно, от­ ражает конструкт «стремление к внутреннему самосовершенст­ вованию—стремление к социальным достижениям». Отметим,, что этот конструкт выделен по среднегрупповой матрице дан­ ных, отражающей общие тенденции в структурировании моти­ вации; в ряде индивидуальных матриц мотив «честолюбие»* оказывался положительно коррелирующим с мотивом «стремле­ ние к знаниям».

Наконец, шестой однополюсный фактор выявил группировку социально неприемлемых мотивов «подхалимство» и «карь­ еризм», а седьмой однополюсный фактор объединял диамет­ рально противоположные мотивы альтруистического поведения: «самопожертвование», «сопереживание», «любовь к другому».

Подводя итог проведенного анализа, отметим, что выделен­ ные факторные структуры отражают категориальную организа­ цию мотявационнои сферы, присущей именно нашей выборке испытуемых, а рассмотрение среднегрупповых данных отража­ ет структуру сознания некоторого условного «среднегруппового студента». В концепции А. Н. Леонтьева .личность человека ха­ рактеризуется через иерархию мотивов деятельности, и каждый субъект обладает своей индивидуальной организацией мотивационной сферы [см.: 139]. Рассмотрение индивидуальных фак­ торных матриц каждого отдельного испытуемого позволяет вы­ явить индивидуальную структуру мотивации. Операциональной моделью мотивационной структуры субъекта будет являться субъективное семантическое пространство, координатными ося­ ми которого выступают выделенные в результате индивидуаль­ ного факторного анализа категории-факторы, а размещение мо­ тивов внутри такого пространства осуществляется на основе факторных нагрузок мотивов по выделенным факторам. Эти факторные нагрузки соответствуют проекциям значений моти­ вов на оси семантического пространства.

Проведем анализ матриц «поступки X мотивы» применитель­ но к построению семантических пространств поступков. Инди­ видуальные семантические пространства, .координатными осями1 которых являются выделенные в факторном анализе ортого-

9$

шальные факторы, рассматриваются как операциональные ан логи категориальных структур восприятия поступков. При это отдельные параметры семантического пространства, такие ка •содержание факторов, их число (размерность пространства), и мощность (вклад в общую дисперсию), интеркорреляции и т.п.; •отражают дифференциально-психологические особенности испы! туемых. Размещение в индивидуальном семантическом прост ранстве отдельных поступков по их факторным нагрузкам по, зволяет реконструировать «видение», понимание поступка каж; дым отдельным испытуемым. \

Переходя к рассмотрению полученных результатов, остами вимся на важном методологическом. тезисе, обусловливающе психосемантический подход к исследованию личности. Примене ние метода построения субъективных семантических проста ранств к исследованию личности связано со спецификой интер претации выделяемых факторных структур при анализе инди видуальных различий. Если в ранних работах в области экспе риментальной семантики объектом семантического анализа, ка правило, выступали среднегрупповые данные, то в настояще время появляется see больше работ, посвященных индивиду альным различиям, выделяемым с помощью аппарата семанти; ческих пространств. При этом возникают дополнительные слож! ности в звене интерпретации, которые мы и рассмотрим.

Согласно справедливой оценке А. А. Бодалева, «внешня сторона отдельно взятых поступков, как правило, не определи ет однозначно их 'внутреннего психологического содержания' [31, с. 9]. Получая в нашем эксперименте «склейку» в виде фак тора таких непохожих поступков, как «студент на семинар всегда садился один», «студент самостоятельно изучал древн греческий язык», «студент переехал жить на частную кварг ру» и т. д., исследователь оказывается в затруднении при по пытке выделить содержательный инвариант, объединяющие столь разнородные поступки, и тем самым интерпретироват этот фактор. Понимание того, что стоит за тем или иным по ступком для самого испытуемого, требует эмпатии, активное диалога с ним экспериментатора, который может привести, на пример, к тому, что факт переезда студента на частную квар тиру будет интерпретироваться как возможность работать в б лее спокойной обстановке, в то время как для другого испыг; емого этот поступок входит в фактор «веселая жизнь» и и терпретируется как возможность более бесконтрольного врем провождения. Аналогично факт вступления студента в НСО м жет входит в индивидуальных матрицах наших испытуемых фактор «стремление к знаниям» у одних, в фактор «потре ность в общении» — у других или в фактор «карьеризм»—; третьих, т. е. осмысливаться по-разному. Отметим, что один г тот же поступок может иметь значимые нагрузки по нескол" ким факторам, т. е. быть для испытуемого полимотивирова-' ным. Интерпретация выделенных факторов, являющихся обр

94

зующими семантического пространства, выступает как нечто» большее, чем самостоятельный поиск экспериментатором со­ держательного инварианта, объединяющего пункты, входящие- в фактор. Такой подход был правомочен при интерпретации се­ мантических пространств, универсальных для различных испы­ туемых, например семантического трехфакторного пространст­

мыслить содержание фактора за испытуемого. В какой-то сте­ пени это было оправдано и в нашей интерпретации среднегрупповой матрицы мотивов, где содержание мотивов, заданноеединичными словами, допускает их более или менее однознач­ ное прочтение. В исследовании дифференциальных различий, обусловленных личностью испытуемых, в частности понимания1 причин поступка, мы сталкиваемся с принципиально новым классом задач по интерпретации, обусловленных «полупрони­ цаемостью» человеческого сознания и требующих активной эмпатии, сопереживания исследователя испытуемому. Психолог,, работающий в области экспериментальной психосемантики лич­ ности, оказывается в ситуации, близкой к работе исследователя старинных текстов или исследователя других культур [см.: 71;. 250], требующих от него вхождения «изнутри» в культуру лю­ дей, мыслящих в другом коде. Рассмотрим в качестве примера фрагмент индивидуального семантического пространства вос­ приятия поступков одного из испытуемых.

Испытуемая Л. М. — студентка факультета психологии, не замужем, общительна, тактична. Имеет разносторонние интере­ сы, увлекается искусством. В результате обработки матрицы сходства поступков были выделены следующие факторы.

По первому фактору доминирующие факторные нагрузки имели следующие поступки: «студент не поехал отдыхать на летние каникулы, а остался работать в лаборатории»; «выпуск­ ник вуза—москвич — уехал работать на периферию, хотя мог остаться в Москве»; «студент предложил себя в старосты кур­ са»; «студент самостоятельно изучал древнегреческий язык»; «студент тратил большую часть времени на общественную ра­ боту»; «студент поехал на сельскохозяйственные работы, хотябыл освобожден медицинской комиссией» и т. п. Эти поступки имели значимые факторные нагрузки одного знака, а оппози­ цию им составляли поступки, имеющие значимую, хотя и мень­ шую, нагрузку по этому фактору с противоположным знаком:

Содержание этого фактора, очевидно, отражает личностный конструкт, фиксирующий различные жизненные стили: стиль активно предприимчивый, экстравертированный, ориентирован-

95

гный на достижения, и стиль человека замкнутого, скрытног' В пользу такой гипотезы говорит, например, разъяснение и пытуемой постушка «студент-москвич уехал работать на пер «ферию...». По мнению испытуемой, на периферии выпуекни московского вуза может найти более широкие возможности д •своего профессионального и административного роста.

Второй фактор представляли поступки: «студент носил пор фель своего профессора»; «студент, пропустив семинар, изв -нился перед преподавателем»; «студент предложил малознако мой непривлекательной девушке вместе готовиться к экзам ну» — в оппозиции <к поступкам: «весь семинар студент задава, каверзные вопросы»; «за экзамен преподаватель хотел пост" вить студенту «четыре», а тот сказал, что все списал со шпар галки». Личностный конструкт, отражающий содержание этог •фактора, 'очевидно, задан оппозицией предупредительного { нонконформного поведения.

Слабый третий фактор включал «сциентистские» поступк; типа «студент вступил в НСО», «студент половину стипенди тратил на книги», дающие неожиданный контраст с поступко «студентка пришла на занятия в вечернем бархатном платье»! По-видимому, при проекции мотивов на вымышленного студен та он превратился в студентку и создавшаяся оппозиция отра> жает противопоставление образа «синего чулка» в оппозици к образу «светской дамы». Интересно отметить, что большинст, во наших испытуемых-девушек воспринимали поступок «пояа

.левие на занятиях в вечернем платье» как весьма неуместны при нейтральном, безразличном отношении к нему испытуемы4 мужского пола.

Четвертый фактор задан поступками: «студент рассказа товарищам о том, что ему очень понравился концерт классиче' >ской музыки, который он посетил на днях»; «студент часто рас сказывал о своем друге-кинорежиссере»; «студент на 8 март" подарил цветы всем девушкам своей группы»; «студент был «н ты» с молодым преподавателем»; «студент принес статью, н~" известную преподавателю, по курсу, который читал преподава тель» — в оппозиции к поступкам: «студент отказался дать кон спект другому студенту»; «студент неохотно встречался со сво ими друзьями детства». Содержание этого фактора, очевидно задано противопоставлением раскрепощенного стиля общения избегания общения.

Пятый однополюсный фактор включал поступки: «студен, посещал лекции в другом вузе»; «студент всегда отказываете от приглашения однокурсников на вечеринку»; «студент нака нуне дипломной работы сменил специализацию»; «студент пе реехал из общежития на частную квартиру». Объединени столь разнородных поступков в одном факторе у нашей испы; туемой объясняется, очевидно, ее повышенной сензитивность к проблеме общения. Изменение научных интересов — «смен" специализации» и «посещение лекций в другом вузе» — оказы

96

вается взаимосвязанным с «отказом от приглашений на вече­ ринку», «переездом на частную квартиру» я т. п. Содержание фактора позволяет предположить, что учебные интересы испы­ туемой тесно связаны с возможностью полноценного общения и неудача в одной сфере ведет к .потере интереса к другой.

Шестой однополюсный фактор объединял альтруистические поступки: «студент по собственной инициативе принял участие в дне донора и сдал кровь», «студент записался в оперотряд». Отметим, что у всех других испытуемых последний поступок попадал или в фактор «самоутверждение», не имеющий явного выражения у нашей испытуемой, или в фактор «общение». Для нашей испытуемой он выступает в первую очередь через призму социальной активности.

Подводя итог проведенного анализа, отметим повышенную сензитивность нашей испытуемой к характеру общения. Боль­ шинство выделенных факторов и •соответствующих им личност­ ных конструктов затрагивает «стилистику» общения. Для срав­ нения приведем результаты факторной обработки данных испы­ туемой О. В., где наиболее мощным фактором оказался фак­ тор, объединяющий сциентистски трактуемые поступки: «сту­ дент вступил в НСО»; «студент не поехал на летние каникулы, а остался работать в лаборатории»; «студент весь семинар за­ давал каверзные вопросы»; «студент самостоятельно изучал древнегреческий язык»; «студент посещал лекции в другом ву­ зе»; «студент половину стипендии тратил на книги»; «студент просил преподавателя не ставить ему «четыре», а разрешить прийти в следующий раз» и т. п. У испытуемой же Л. М., чьи результаты мы анализировали выше, «сциентистские» поступки оказались разведенными по факторам, связанным со стилями общения.

Отметим, что предложенная методика позволяет наметить зо­ ны повышенной еензитивности испытуемых и .без проведения -факторизации, по «сырым» протокольным данным. Так, если одни испытуемые щедро приписывали отрицательные мотивы поступкам «студента», то другим была свойственна оптимистичность в оценке его поступков и им приписывались положитель­ ные мотивы. Приписывая разным поступкам разные веса (бал­ лы) по мотивационным категориям, испытуемые тем самым ста­ вят разные акценты и на внимании к тем или иным поступкам и к тем или иным мотивационным категориям. Например, у ря­ да испытуемых поступок «студент выступил на собрании, рез­ ко критикуя товарища» получил большие нагрузки по мотива­ ционным категориям и выступил эмоциональным стержнем, во­ круг которого группировалось содержание фактора. У испыту­ емой же Л. М. данный поступок не имел рельефных оценок и оказался распределенным по целому ряду факторов.

В -целом выделяемые факторные структуры восприятия по­ ступков не отражают однозначно •мотивационные тенденции. Например, личностный конструкт дифференциации людей на

верующих и неверующих проявится, очевидно, и у религиозно-! го фанатика, и у воинствующего атеиста. Однако содержание личностных конструктов говорит о значимости некоторой проб| лематики для субъекта. Так, проверка на конвергентную валид-J ность нашей методики, осуществлявшаяся в сопоставленш' мощности факторов, выделенных по всем нашим "испытуемым] и интерпретированных как доетиженческие устремления, с оцен^ ками наших испытуемых по тесту «достижения» [см.: 179] вы^ явила корреляцию данных двух методик, равную 0,4. Это гово-! рит о некоторой (прогностической ценности обеих методик. Иг-3 ровой характер психосемантических методик, их относительно' низкая рефлексивность и выделение категориальных структур в «режиме употребления», а не самонаблюдения, как в боль-| шинстве тестов, позволяют надеяться на распространение их области исследования мотивации.

В заключение хотелось бы предупредить возражения воз-| можного оппонента относительно того, что формализованные методы анализа могут «засушивать» живую ткань образа че­ ловеческой личности. Возражая против определенного преду-i беждения психологов относительно применения математически:? методов исследования в области психологии личности, и в ча­ стности факторного анализа, один из основателей этого мето-j да, Теретоун, отмечает, что факторный анализ не более чен средство для выдвижения и проверки содержательных гипотез,] Это замечание делается «в надежде опровергнуть довольно распространенное мнение, что весь факторный анализ связаь с алгеброй и статистикой. Он призван 'быть нашим помощник ком в исследовании психологических идей. Если же таковых! идей у нас нет, мы, вероятно, не откроем ничего интересногоЭ поскольку даже при полной ясности и определенности резуль^ татов факторного анализа их интерпретация должна 'быть та-* кой же субъективной, как и в любой другой научной рабогей [343, с. 402]. Действительно, факторный анализ не порождает нового содержания, а позволяет представить исходные данныеЭ полученные в ходе эксперимента с испытуемыми, в компактном! хорошо структурированном виде, и от теоретических предпоч! тений исследователя, его знания данной содержательной обла4 сти зависит возможность содержательно интерпретировать выделенные структуры.

Психосемантический подход к исследованию мотивационньн образований личности оказывается, на наш взгляд, близким к экспериментальной парадигме проективных методов. Заполнен ние матрицы данных нашими испытуемыми за некоего абст! рактного студента (в основном эксперименте) и за самого себ* выявило практическую идентичность этих матриц, что говорит о проективном характере нашей методики. Так, уже первые по! пытки сопоставительного анализа проективных и пеихосеман! тических методов продемонстрировали их конвергентную валид! ность [см.: 244]. Действительно, использование многозначного!

98

материала, допускающего то или иное его понимание испыту­ емыми, обеспечивает определенные степени свободы в его структурировании. Факторный анализ, основанный на выделе­ нии корреляционных связей, не позволяя провести причинноследственный анализ, оказывается тем не менее удобным сред­ ством построения своеобразных «смысловых полей», объединя­ ющих раз-лого рода события, поступки, суждения на основе близости их личностных смыслов в сознании испытуемого. Опи­ сание структуры этого смыслового поля субъекта, на наш взгляд, близко к представлениям топологической психологии К. Левина и отражает его понимание системной (синхрониче­ ской) 'причинности. ПсиХ'Осемантичеоиий подход к исследова­ нию личности реализует парадигму «субъектного» подхода к пониманию другого [см.: 268]. Содержательная интерпретация выделяемых структур необходимо требует увидеть мир «глаза­ ми испытуемого», почувствовать его способы осмысления мира. Реконструируемая в рамках субъективного семантического про­ странства индивидуальная система значений выступает своеоб­ разной ориентировочной основой такого эмпатийного процесса, дает смысловые опоры. Пеихоеемантический подход позволяет наметить новые принципы типологии личности, где личность испытуемого рассматривается не как набор объектных харак­ теристик в пространстве диагностических показателей, а как носитель определенной картины мира, как 'некоторый микро­ косм индивидуальных значений и смыслов.

Предложенный нами метод приписывания испытуемыми мо­ тивов поступкам с позиции того или иного персонажа оказался перспективным и в области психологии восприятия искусства. Специфика психосемантического подхода в этой области за­ ключается в том, что исследователь обращается к произведе­ нию искусства через посредника-реципиента, ставит задачу уви­ деть, услышать, понять и пережить произведение с позиции зрителя, читателя, слушателя, описать произведение в его пре­ вращенной форме — форме события, опыта духовной жизни другого человека. Реконструкция субъективного инобытия про­ изведения искусства осуществляется через построение субъек­ тивных семантических пространств, где в качестве дескрипто­ ров (шкал описания) используются фрагменты поведения, по­ ступков персонажей, взятые непосредственно из сюжета произ­ ведения, а испытуемые оценивают вероятность того, что тот или иной мотив служит причиной поступка того или иного персо­ нажа.

Так, например, в исследовании зрительного восприятия пер­ сонажей художественного фильма «Жестокий романс» режиссе­ ра Э. Рязанова было показано, что спектр приписываемых ис­ пытуемыми мотивов поступкам персонажей фильма тем шире, чем выше приятие зрителями этих персонажей, и, наоборот, чем больше психологическая дистанция, 'разделяющая зрителя и персонажа фильма, тем более описание персонажа зрителем