benin_nakanune_pervyh_kontaktov

В то же время, по утверждению М. Элиаде, совершаемые в архаическом коллективе ритуалы считаются его членами творящимися не сегодня, а в мифическом прошлом /374, c. 56; 517, c. 104/. Вероятно, правильно было бы сказать, что во время отправления ритуалов временные пласты сливаются воедино более, чем когда-либо. Именно ритуал дает человеку архаического мира возможность наиболее остро почувствовать "связь времен", и в этом состоит одна из его важнейших функций - социальных и культурных. Идея обратимости времени подспудно присутствует и непосредственно в сюжетах некоторых бенинских сказок, преданий, легенд. Так, колдун мог умереть стариком, а затем воскреснуть молодым человеком, то есть вернуться к жизни в своем прежнем облике, а не воплотившись через некоторое время в потомке /695, c. 41-42, 145-147/. "Эта неразрывная двуединая связь диахронии и синхронии - неотъемлемая черта первобытных представлений о мире" /324, c. 13/.

Каждый человек "пропускает" время сквозь себя, так как "самостоятельной абстракции "время" вообще не существует, время - это неотъемлемый элемент бытия, не ощущаемый отдельно от его содержания" /109, c. 170/15. Поэтому идея "стрелы времени" господствует только в тех обществах, где люди считают свое нынешнее бытие или единственным, или отделенным практически неопредолимой гранью от существования в прошлом и будущем - до и после этой жизни. Субъективное прошлое для любого человека - то, что было до него, а субъективное будущее - то, что будет после. Для бенинца же существование до и после нынешнего принципиально от него не отличалось, а потому и не были расчленимы пласты времени, а его неизбежное реальное течение вообще не воспринималось жителями Бенина как трагически неразрешимая по своей сути личная проблема каждого человека.

41

Однако трудно сказать, можно ли их ощущения по этому поводу, как М. Блок в отношении средневековых европейцев, назвать чувством "глубокого равнодушия к времени" /40, с. 137/ или же, подобно М. Мид относительно балийцев, - "чувством вневременности" /238, с. 329/. Не менее сомнительна применительно к бенинцам (а тем более средневековым европейцам /155/) постановка вопроса: "действительно ли у них есть чувство времени?" /723/ Вопроса, возникающего при "примерке" новоевропейских представлений о времени. Ясно лишь, что, обещая человеку в будущем возвращение в собственное прошлое, бенинцы "примиряли" несоразмерность космического и человеческого времени" /291, с. 12/. Европейцы-христиане же "примиряют" их иначе, веря в то, что после смерти также продолжат существование столь долго, сколь долго будет длиться космическое время, но (в отличие от африканцев) уже в принципиально иных форме и условиях. То есть идея циклизма присутствует и в христианстве - после Страшного Суда начнется новый виток жизни, но в нем эти циклы разъединены во времени, они видятся принципиально не похожими друг на друга и соответственно имеют совершенно иное осмысление. Если циклизм бенинцев условно можно назвать "консервативным" (идеал - в прошлом), то циклизм христиан - "консервативно-прогрессистским", ибо здесь лучшее, с одной стороны, - в утерянном саду Эдема, но с другой - в будущем.

Представления бенинцев о движении времени по кругу были обусловлены не только культом предков, но и хозяйственной основой их жизни - земледелием. Традиционная агрикультура требовала знания чередующихся явлений природы и соответственно столь же регулярного повторения одних и тех же действий, связанных с сельскохозяйственными работами, как рациональных, так и иррациональных. Не случайно ритуалы аграрного цикла занимали столь большое место в ком-

42

плексе многочисленных и разнообразных бенинских обрядов. Как пишет П. Рикер, в философском контексте "ритуал выражает время, поступь которого значительно шире обычного течения жизни, вместе с тем он придает мифу практический масштаб" /291, c. 12; см. также: 235, с. 171-178/. Повторяемость этих явлений и действий привносила в жизнь бенинцев ритмичность, вызывая само ощущение времени и ее круговорота в нем. Не случайно на уровне обыденного сознания, вне теоретического знания и официальных доктрин, архаическое представление о движении времени по кругу сохраняется и через столетия после прорыва обществом "круга первобытности": идея времени здесь продолжает соответствовать "размеренности традиционных форм производства" /5, с. 25/. В Бенине специально для счета времени на основе чередования рыночных дней, цикла земледельческих работ, дождливого и засушливого сезонов существовал особый верховный старейшина -

арагва /618, с. 11/.

Для изменения доминирующих представлений о времени в Бенине не сложились определенные условия и предпосылки, социальноэкономические и социокультурные. Древний Бенин так и не прорвал "круг первобытности", в нем не произошло социального и экономического разделения города и деревни /54; 64; 65/, а это неизбежно отразилось и на ментальности бенинцев. Круг времени отодвигается на второй план стрелой, когда возникает необходимость в его счете на основе точной хронологии, а не чередования природных явлений и соответствующих земледельческих работ. Тогда в ментальности, прежде всего, неземледельческой части населения, которая в Бенине была чрезвычайно мала, время вытягивается в линию, появляются годы, следующие один за другим, а регулярная смена явлений представляется уже вторичной по отношению к общему линейному протеканию времени, су-

43

ществующей в виде сезонов внутри года. Абстрактный пласт мышления оттесняет конкретный.

Но для появления точной хронологии необходимо, помимо практической необходимости в ней, возникновение идеи о самоценности бытия человеческого общества и каждого индивида не только в, но

иодновременно вне окружающего мира. Должен утвердиться взгляд на человеческое бытие, как на нечто большее, нежели просто часть, пусть

иважнейшую, бытия Космоса, представление об их не полной взаимопроникаемости. Необходимо зарождение. хотя бы в зачаточных формах, идеи о противостоянии человека, общества, с одной стороны, и природы, с другой, как разных миров, а не об их существовании в виде частей единого целого. Должны возникнуть представления о человеке как "царе природы", в то же время постоянно борющемся с ней. То есть, если взглянуть на проблему еще шире, нужно было, чтобы утвердилась мысль о положительной, а не отрицательной значимости самого феномена уникальности в противоположность всецело господствовавшей среди бенинцев ориентации на поддержание status quo путем постоянного максимально точного воспроизведения единственно ценного опыта предков. В "доевропейском" Бенине типическое, повторяющееся однозначно получало позитивную оценку, а индивидуальное, уникальное, выходящее за некие пределы, встречалось с подозрением, опаской и обычно оценивалось отрицательно.

Словом, в мировосприятии бенинцев для принципиального изменения представлений о времени должны были как разъединиться время и пространство, так и разрушаться система кругов последнего, чего на уровне массового сознания так и не произошло вплоть до захвата Бенина англичанами.

44

И все же реалии социальной и потестарной подсистем общества неизбежно порождали в головах людей некоторые представления о линейности протекания времени. Однако они были неразрывно с порождавшими их феноменами, являлись представлениями исключительно по поводу них. Иначе говоря, для бенинцев не существовало не только внесобытийного циклического, но и внесобытийного линейного времени. Идеи о линейности времени никоим образом не вступали в противоречие с общей идеей о его цикличности: синтезирующее, "примиряющее" мышление африканцев, как станет ясно в дальнейшем, совмещало и гораздо более несовместимое.

Какие же факторы порождали, пусть и слабые представления о линейности времени? В социальной сфере таким фактором была система возрастных рангов, строившаяся на том, что "переход групп из одной социальной страты в следующую был поступательным и только в одном направлении" /152, с. 160/. Но и в данном случае неосознанные, зачаточные представления о линейности времени были в конечном счете подчинены идее о его круговороте: ведь после смерти и последующей реинкарнации в облике младенца человек, уже принадлежавший в предыдущей жизни к старшему возрастному рангу, вновь окажется в самом низу этой лестницы. Таким образом, линейность времени оборачивалась множеством линий, раз за разом проводимых внутри незыблемого круга.

В потестарной сфере условием существования некоторых представлений о линейности времени явилась смена на троне верховных правителей. Здесь же особенно отчетливо отразились и специфика этих представлений (как и отчасти своеобразие бенинской идеи времени вообще), и их неразвитость /430, c. 149; 434, c. 19-20/. Прежде всего, линейная концепция времени распространялась не на всю традиционную

45

историю Бенина, а лишь на период, начавшийся с утверждения династии об. Другими словами, линейное время имело строго фиксированный, функциональный и общеизвестный момент своего появления. Правители же предыдущих периодов - огиского и "республиканского" "живут в безвременном полумифическом мире, и невозможно сконструировать какую бы то ни было линейную лестницу времени, хоть как-то соотносимую с традицией о них" /434, с. 149, прим. 3/. Эпоха огисо и "республики" в том виде, в каком она предстает в устной традиции, демонстрирует попытку историзировать миф, "опрокинуть" историю во вневременье, где она утрачивает свой главный атрибут - временную протяженность. Хронист даже не пытается датировать правления легендарных огисо: все они правили в незапамятные времена, а потому ощущаются как современники друг друга. Эпоха огисо и "республики" - время социального творения мира, и рассказ о ней содержит все особенности мифов о творении мира вообще. Огисо "правили в легендарном прошлом, столь любимом фольклором, когда мир был только создан, когда животные говорили и действовали, как люди, и когда предки эдо возвели на трон первого короля" /702, с. 308/.

Что же касается эпохи об, то бенинцы даже в середине ХХ в., говоря о каком-либо историческом событии, увязывали его не с конкретной датой, а с временем правления того или иного обы. Более того, у них вообще не существует хронологии, отмеряющей абстрактные, не связанные с именем правившего тогда обы годы /586, с. 182/. Как отмечалось, время бенинцев было столь же бениноцентрично, сколь и их пространство. На время правления разных об, естественно, пришлось различное количество значимых событий. Однако время для бенинцев текло совершенно равномерно и столь же равномерно было заполнено разнообразными явлениями жизни, дабы не нарушалось равновесие

46

Мироздания. Поэтому в исторической традиции верховные правители, на годы властвования которых пришлось больше важных событий, оказывались долгожителями, а реальный период правления тех об, при которых ничего особенно замечательного не произошло, в сознании последующих поколений мог "ужаться" /465, с. 16). И в самом деле: наиболее выдающиеся обы почитаются бенинцами и как долгожители /499, с. 89/. Но и в том, и в другом случае бенинец едва мог бы сказать, сколько астрономических лет проправил тот или иной властитель.

Таким образом, очевидно, что подобные представления о линейности времени, находясь в подчиненном положении по отношению к генеральной идее о его круговороте, никоим образом не подрывали ее. Говорить о бенинцах, как народе, "чрезвычайно "исторически" мыслящем" /586, с. 182/, можно, даже в середине ХХ в., только отчетливо сознавая особенность этой "историчности". Более того, бенинцы пытались ритмизировать и уникальное (так, например, было принято начинать войны ровно через три года после восшествия на престол очередного обы /504, c. 33; 499, c. 35; 507, c. 82/).

Место человека в картине мира. Человек в обществе людей и духов

Такова была пространственно-временная "система координат" картины мира бенинцев. Какое же место отводилось в ней самому человеку, индивиду, и соответственно - каковы были его ценностные ориентации, цель, смысл, принципы, способ существования и поведения в мире? Как он старался творить и творил то, что мы называем обществом и его историей? И в связи с этим, естественно, первый вопрос: как чувствовал историю бенинец? Ведь "человек архаических культур с

47

трудом переносил "историю" и периодически старался ее упразднить" с помощью различных ритуалов /374, с. 58/.

В наиболее развитых иерархически организованных африканских обществах, в том числе бенинском, сосуществование "колеса" и "стрелы" времени отразилось в бытовании и переплетении, преломлении друг в друге принципиально внеисторических мифов, с одной стороны, и устной традиции (а также некоторых других форм сохранения исторической памяти, например, в определенного рода произведениях искусства, легендах и преданиях /521, с. 268-270; 714/), с другой. Существование устной исторической традиции свидетельствует о наличии у ее хранителей - членов одной из категорий верховных старейшин, представителей "верхов" общества несомненно осознанного чувства истории в собственном смысле слова со свойственным ему признанием линейности времени и уникальности происходящих в нем событий /390/. Само появление устной традиции именно в наиболее развитых социумах свидетельствует о значительной роли стадиальных факторов в осознании существования исторического времени, тогда как традиция как таковая вообще есть способ формирования исторического сознания и средство познания социальной реальности /154, с. 66/. Глубина истори- ко-мифологической памяти присуща бенинцам: даже многие их игры - воспроизведение в форме соревнования ярких страниц прошлого их народа, каким оно видится им /500, c. 8-16; 711, c. 107-108/.

Место человека в картине мира бенинцев определялось вполне точно и достаточно однозначно. Мир в целом (континуум, в котором не появляется ничего нового и не исчезает ничто, уже существующее, а изменения представляют собой смену состояний) виделся познаваемым до конца, в нем не усматривалось ни чего-либо принципиально непознаваемого, как в монотеистических религиозных доктринах, ни чего

48

бы то ни было еще не познанного, наличие которого неизменно подразумевается в научном мировидении. В связи с этим стоит вспомнить глубокое, но не оцененное высказывание З. Фрейда: "Анимизм (и шире

-первобытные верования в целом, в основании которых неизменно лежит культ предков. - Д.Б.) представляет собой философскую систему, он не только дает объяснение отдельного феномена, но и дает возможность понять весь мир, как единую совокупность, исходя из одной точки зрения. ... человечество создало три философских системы, три великих миросозерцания: анимистическое, религиозное (монотеистическое.

-Д.Б.) и научное. Из них первым явилось анимистическое, может быть, самое последовательное и исчерпывающее, полностью, без остатка объясняющее сущность мира" /342, с. 88/. В Бенине человек, как наименьший из кругов Мироздания, и воспроизводил на своем уровне, и входил в каждый из них. То есть любой индивид был значим, важен для существования всей системы Мироздания. В этом заложен своеобразный гуманизм бенинского мировидения. Но его ни в коем случае не следует путать с антропоцентризмом, абсолютно не свойственным африканцам. Ведь осью всей системы Мироздания им виделся его второй круг - то, что мы называем "обществом".

Вусловиях доминирования циклических представлений о времени, когда повторяющееся важнее уникального, центром Вселенной, "мерой всех вещей" виделся не отдельный человек, а общество, принципом же ее существования - подобие всего всему, и, следовательно, каждого - каждому. Тип личности жившего в этом обществе индивида весьма условно и огрубленно, памятуя об определенной вариативности мировоззрения людей и в архаическом обществе, можно назвать "коллективистским". Под этим следует подразумевать, что именно родственный или воспринимаемый в качестве такового коллектив представ-

49

лялся бенинцу наиболее ценным, первичным по отношению к его собственным проблемам, потребностям, возможностям. Коллективом и определялись, а не наоборот - не из состояний отдельных индивидов, по их же собственному убеждению, складывались проблемы, потребности и возможности общества. Ведь в социоцентричном негосударственном обществе бытие, существование чего бы то ни было, в том числе индивида, важно как таковое, вне зависимости от процессов появления и изменения, но возможно оно только в рамках более широкого и четко очерченного круга однопорядковых объектов /593/, в данном случае, - коллектива людей. Соответственно также "следует особо подчеркнуть социальную обусловленность родовой (коллективистской. - Д.Б.) нравственности... Вопросы о добре и зле решаются в нем "миром", совесть объективируется, выносится во вне, становится функцией социума, а не личности" /221, с. 85/. Причем функцией, прежде всего, культуры социума, его мифа, а не социума как такового. Общественно значимые формы, характер и содержание в африканском обществе приобретают даже сугубо индивидуальные по происхождению психические реакции людей, болезни /30, c. 116-117, 122, 125; 397/.

Но, вопреки распространенному среди европейцев со времен едва ли не первых визитеров17 убеждению, индивид в Бенине не был "нивелирован", "растворен" в коллективе, а имел свою определенную ценность, вытекавшую, как уже отмечалось, из идеи об уникальности места, незаменимости каждого бенинца во Вселенной, а также уже - в общинно-родственном коллективе: ведь именно он - сын, брат, отец тех или иных его членов, потомок конкретных предков, пусть и считающихся одновременно предками всего коллектива /60, с. 8/. В этом были заложены и неизменно существующие в сознании каждого человека наряду с коллективистскими элементы индивидуализма - вопрос в их

50