2 курс / Нормальная физиология / Мозг_рассказывает_Что_делает_нас_людьми_В_С_Рамачандран

она была весела, несмотря на то что ждала так долго. Мы попросили Сьюзен прийти на следующей неделе и пригласили Бекки войти. Выяснилось, что она тоже синестет. Мы повторили те же самые вопросы и провели с ней те же тесты, что и со Сьюзен. Её ответы были поразительно похожи, с небольшими вариациями.

Бекки видела цветные цифры, но у неё они были не такими, как у Сьюзен. Для Бекки 7 была синей, а 5 зеленой. В отличие от Сьюзен буквы алфавита были для неё окрашены в яркие цвета. Римские цифры, как и цифры, написанные на её ладони, не производили никакого эффекта, значит, как и у Сьюзен, переживание цвета возникало вследствие зрительного представления цифры, а не понятия о цифре. Наконец, она видела тот же самый эффект радуги, что и Сьюзен, когда мы произнесли вслух ряд случайных чисел.

Именно там и именно тогда я понял, что мы очень близки к постижению сути этого феномена. Все мои сомнения рассеялись. Сьюзен и Бекки никогда до этого не встречали друг друга, и тот факт, что их сообщения были в высшей степени друг на друга похожи, не мог быть просто совпадением. (Позднее мы узнали, что существует довольно много разновидностей синестетов, поэтому нам очень повезло, что мы наткнулись на два очень схожих случая.) Но хотя я уже и был убеждён в своей правоте, нам ещё предстояло много поработать, чтобы собрать доказательства, достаточные для публикации. Понятно, устных замечаний и отчётов, основанных на анализе внутренних ощущений, недостаточно. Испытуемые, находясь в условиях лабораторного исследования, зачастую крайне внушаемы и могут бессознательно догадаться, что вы хотите от них услышать, и стараются угодить вам, сказав вам именно это. Более того, они иногда говорят двусмысленно или неясно. Что, например, мне было делать с весьма озадачивающим высказыванием Сьюзен: «Я действительно вижу красный цвет, но я также знаю, что он не красный мне кажется, что я, очевидно, вижу его в своём сознании, как то так…»

По СВОЕЙ СУТИ ОЩУЩЕНИЯ субъективны и непередаваемы. Например, вы понимаете, что значит почувствовать трепетную красноту крыльев божьей коровки, но вы никогда не сможете описать эту красноту слепому человеку или даже дальтонику, который не отличает красный от зеленого. Кроме того, вы никогда не сможете со всей определённостью узнать, обладают ли другие люди таким же внутренним опытом восприятия красного цвета, как ваш собственный. Это делает несколько мудрёным (мягко говоря) изучение восприятия других людей. Наука имеет дело с объективными данными, и поэтому любые «наблюдения», которые мы производим над субъективным чувственным опытом других людей, неизбежно бывают непрямыми и вторичными. Следовало бы отметить, что эти субъективные впечатления и исследования единичных случаев часто могут дать ключи к постановке более строгих экспериментов. В самом деле, большая часть великих открытий в неврологии была изначально основана на клинических исследованиях отдельных случаев (и их субъективных описаний) перед тем, как они были подтверждены на других пациентах.

Одной из первых «пациенток», которую мы начали систематически обследовать в поисках очевидных доказательств реальности синестезии, была Франческа, утончённая женщина 45 лет, которая наблюдалась у психиатра лёгкая депрессия. Он прописал ей лоразепам и прозак, но, не зная, что делать с её синестетическими переживаниями, обратился ко мне. Она была той самой женщиной (я говорил о ней раньше), которая утверждала, что с самого раннего детства испытывала живейшие эмоции, когда прикасалась к различным материалам. Но как мы можем проверить истинность её заявлений? Возможно, она была просто очень эмоциональной особой и просто с большим удовольствием говорила об эмоциях, которые вызывают у неё разные предметы. Или у неё было «расстройство психики», и она просто хотела привлечь к себе внимание или чувствовать себя особенной.

Однажды днём Франческа пришла в лабораторию, увидев объявление в San Diego Reader. Сначала чашка чая и обмен обычными любезностями, а затем я и мой студент Дэвид Брэнг подсоединили её к омметру, чтобы измерить КГР. Как мы знаем из второй главы, это устройство постоянно измеряет микроскопическое потоотделение, вызываемое

колебанием уровня эмоционального возбуждения. Человек может на словах притворяться или даже подсознательно ввести себя в заблуждение относительно того, как и что вызывает в нем чувства, КГР же немедленно и автоматически все замечает. Когда мы измеряли КГР у рядовых испытуемых, которые прикасались к поверхностям с разной шероховатостью, таким как вельвет или линолеум, становилось очевидно, что они не испытывали никаких эмоций. Но с Франческой все обстояло иначе. Если материалы, как она говорила, вызывали у неё сильные эмоциональные реакции, такие, как страх, или тревога, или разочарование, то её тело давало сильнейший всплеск КГР. Когда она прикасалась к материалам, которые вызывали у неё, по её словам, чувство теплоты и расслабленности, изменения электрического сопротивления кожи не было. Поскольку невозможно подделать показания КГР, это дало нам твёрдое доказательство того, что Франческа говорила правду.

Мы хотели быть абсолютно уверенными, что Франческа испытывала особенные эмоции, поэтому использовали дополнительную процедуру. Мы снова подключили её к омметру и попросили следовать инструкциям на экране компьютера: какие из многочисленных объектов, лежащих перед ней на столе, она должна трогать и как долго. Мы сказали, что она будет одна в комнате, так как наше присутствие может нарушить процесс измерения КГР. Но за монитором стояла скрытая камера, о которой Франческа ничего не подозревала, чтобы записать выражение её лица. Мы сделали это тайно, чтобы убедиться, что её мимика была подлинной и спонтанной. После эксперимента мы попросили независимых экспертов – студентов оценить степень и качество выражений лица, таких как страх или спокойствие. Конечно, мы позаботились о том, чтобы оценщикам была неизвестна цель эксперимента и они не знали, какой предмет трогала Франческа в каждом конкретном случае. И снова мы установили прямое соответствие между субъективными оценками Франческой разных поверхностей и спонтанными выражениями её лица. Да, было предельно ясно, что эмоции, о которых она говорит, были подлинными.

Мирабель, кипучая темноволосая молодая женщина, услышала краем уха разговор, который я вёл с Эдом Хаббардом в кафе «Эспрессо Рома» в кампусе, в двух шагах от моей работы. Она вскинула брови то ли от удивления, то ли от недоверия, не могу сказать.

Вскоре она пришла в нашу лабораторию добровольцем для эксперимента. Так же как для Сьюзен и Бекки, каждая цифра казалась для Мирабель окрашенной в определённый цвет. Сьюзен и Бекки при неформальном исследовании смогли убедить нас в том, что сообщали о своём опыте точно и верно. Теперь нам нужны были более точные подтверждения того, что Мирабель в самом деле видит цвет, как вы видите яблоко, а не просто видит в уме неясную картину цвета, как если бы вы представляли себе яблоко. Граница между «вижу» и «представляю» всегда признавалась призрачной в неврологии. Возможно, синестезия помогла бы нам провести границу между ними.

Я пригласил Мирабель присесть, но ей этого явно не хотелось. Её взгляд метался по комнате, цепляясь за всевозможные старинные научные инструменты и окаменелости, лежащие на столе и на полу. Она была словно ребёнок из поговорки, попавший в кондитерский магазин, когда ползала по всему полу, рассматривая коллекцию окаменелых рыб из Бразилии. Джинсы сползали с бёдер, и я старался не глазеть на открывшуюся татуировку. Глаза Мирабель загорелись, когда она увидела длинную отполированную окаменелую кость, смахивающую на плечевую. Я предложил ей догадаться, что это. Она гадала: ребро, голень, берцовая кость? На самом деле это была приапова кость (кость пениса) вымершего моржа эпохи плейстоцена. Похоже, что этот редкий экземпляр был сломан посередине и ещё при жизни животного зажил, повернувшись под углом, судя по мозолистому образованию. На линии слома был также заживший, покрытый мозолью след зуба; наверное, перелом был вызван укусом хищника или случился во время сексуального контакта. В палеонтологии, как и в нейронауке, есть своя детективная сторона, и мы болтали об этом два часа подряд. Время уходило. Пора возвращаться к синестезии.

Мы начали с простого эксперимента. Мы показали Мирабель белую цифру 5 на чёрном экране компьютера. Как и ожидалось, она увидела её в цвете цифра была ярко – красной. Мы

заставили её зафиксировать взгляд на маленькой белой точке посредине экрана. (Это называется точкой фиксации и удерживает взгляд от блуждания.) Затем мы стали постепенно удалять цифру все дальше и дальше от центральной точки, чтобы увидеть, повлияет ли это как нибудь на цвет, который она вызывает. Мирабель заметила, что красный цвет становится заметно слабее, если цифра отодвигается, в конечном итоге становясь бледно – розовым. Это само по себе может показаться не слишком удивительным: цифра, находящаяся вне линии фиксации, видится в более тусклом цвете. Тем не менее этот факт сообщил нам кое что важное. Даже находясь на самом краю зрительного поля, цифра была вполне узнаваема, даже если цвет был более бледным. Одним ударом этот результат доказал, что синестезия не

может быть просто воспоминанием детства или метафорической ассоциацией10. Если цифра просто пробуждала воспоминание или идею цвета, почему тогда имело значение, в какой точке зрительного поля она находилась, хотя её все ещё можно было легко распознать?

10 1. Несколько экспериментов приводят к тем же заключениям. В самой первой нашей работе по синестезии, изданной в 2001 году (Proceedings of the Royal Society of London), мы с Эдом Хаббардом отметили, что интенсивность цвета, который всплывает в воображении синестетика, зависит не только от номера, но и от места в поле зрения, где он был представлен (Ramachandran & Hubbard, 2001а). Когда субъект смотрел прямо, то номера и буквы, показанные сбоку (но увеличенные, чтобы быть одинаково видимыми), казались ему менее яркими, чем те, что были в поле центрального зрения. Несмотря на это, они легко определялись как отдельные числа, а реальные цвета выглядели одинаково ярко и перед человеком, и сбоку от него. Эти результаты не включают ассоциативную память высокого уровня как источник синестезии. Образы зрительной памяти пространственно инвариантны. Под этим я понимаю то, что, когда вы знакомитесь с чем то, находящимся в одной области вашего поля зрения например, узнаете определённое лицо, вы сможете узнать это лицо, когда оно находится в совершенно другой области поля зрения. Тот факт, что вызванные цвета являются разными в разных областях, является сильным доводом в пользу того, что это не ассоциативная память. (Надо также добавить, что даже при одинаковой удалённости от центра цвет порой различается в левой и правой половинах поля зрения; возможно, потому, что перекрёстная активация более выражена в одном полушарии, чем в другом.)

Рис. 3.1. Наклонные линии среди вертикальных линий легко узнаются, группируются и отделяются от прямых линий с помощью вашей зрительной системы. Этот тип разделения возможен только на основе признаков, выделенных на ранних стадиях обработки зрительной информации. (Вспомните главу 2, где трёхмерные рисунки «фигура – фон» также предполагали выделение групп наблюдаемых объектов)

Затем мы применили второй, более прямой тест, называемый «выступ», который применяется психологами, чтобы определить, действительно ли эффект относится к восприятию, а не к понятийному мышлению. Если вы взглянете на рис. 3.1, вы увидите наклонные линии посреди леса из вертикальных линий. Наклонные линии выступают, словно больной большой палец они как бы выскакивают. Действительно, вы не только можете сразу выделить их из всей группы, но также можете мысленно сгруппировать их и получить отдельную плоскость или пучок. Если вы это сделаете, вы легко сможете заметить, что группа наклонных линий образует в целом форму буквы X. Сходным образом на рис. 3.2 красные точки, рассредоточенные между зелёных точек (изображённые здесь как чёрные среди серых), весьма отчётливо выступают и образуют обобщённую форму треугольника. Напротив, взгляните на рис. 3.3. Вы видите набор букв Т, рассредоточенных между буквами L, но, в отличие от наклонных линий и цветных точек в двух предыдущих рисунках, буквы Т не дают нам живого, автоматического («Вот он я!») эффекта выскакивания, несмотря на тот факт, что L и Т отличаются друг от друга не меньше, чем вертикальные линии от наклонных. Кроме того, вы не сможете сгруппировать буквы Т с той же лёгкостью, и вместо этого вам придётся последовательно всматриваться в каждую фигуру. Из этого мы можем заключить, что только определённые «примитивные», или элементарные, свойства восприятия, такие как цвет и положение линии, могут обеспечить основу для группировки и эффекта «выступа» (англ. popout). Более сложные для восприятия символы, такие как графемы (буквы и цифры), не дают подобного эффекта, как бы они друг от друга ни отличались.

Рис. 3.2. Пятна схожих цветов или оттенков можно сгруппировать без особых усилий. Цвет это свойство, определяемое на ранних стадиях зрительного восприятия

Рассмотрим последний пример: если я покажу вам лист бумаги, испещрённый словами «любовь» и лишь с несколькими словами «ненависть», вставленными между ними, вам не сразу бросятся в глаза слова «ненависть». Вам придётся искать их более – менее последовательно, одно за другим. И даже когда вы найдёте их, они по – прежнему не будут «выскакивать» из фона, как это делают наклонные линии и точки. Это происходит потому, что лингвистические понятия, такие как «любовь» и «ненависть», не могут служить основой для образования зрительных групп, как бы они ни различались на понятийном уровне.

Ваша способность группировать и обособлять сходные свойства, возможно, развилась главным образом для того, чтобы раскрывать маскировку и обнаруживать в мире спрятанные объекты. Например, если лев прячется за колышущейся зеленой листвой, необработанная картина, воспринимаемая вашим глазом и поступающая на сетчатку, является не чем иным, как пятнами желтоватого цвета, с промежутками зеленого. Так или иначе, это не то, что вы видите. Ваш мозг связывает вместе фрагменты рыжевато – коричневой шерсти, чтобы распознать всю форму целиком, и активизирует ваш зрительный образ, категорию льва (и сразу же сообщает об этом в миндалевидное тело!). Ваш мозг рассматривает как абсолютно нулевую возможность того, что все эти жёлтые лоскутки изолированы и независимы друг от друга. (Вот почему рисунок или фотография льва, прячущегося за листвой, в которых цветовые пятна действительно независимы и не соотносятся друг с другом, все же

заставляют вас «увидеть» льва.) Ваш мозг автоматически старается сгруппировать воспринимаемые признаки низшего уровня, чтобы посмотреть, не представляют ли они собой что либо жизненно важное, вроде льва.

Рис. 3.3. Буквы Т нелегко определить или сгруппировать среди букв L. Возможно, потому, что и те и другие составлены из одних и тех же характеристик восприятия низшего уровня: вертикальных и горизонтальных линий. Различно только расположение линий (образуют в соединении прямой угол с одной стороны или с двух), а это не определяется на ранних стадиях зрительного восприятия

Психологи, занимающиеся восприятием, обычно используют эти эффекты, чтобы определить, является ли данное зрительное свойство основным, базовым. Если свойство образует у вас эффект «выступа» или группировки, значит, мозг выделяет его на ранней стадии обработки зрительной информации. Если же эффект «выступа» и группировка ослаблены или отсутствуют, значит, при отображении объектов обрабатываются сенсорные данные высшего порядка или даже понятий. Изображения букв L и Т обладают одними и теми же общими базовыми свойствами (одна короткая горизонтальная и одна короткая вертикальная черта, соприкасающиеся под прямым углом); основное, что позволяет нам различать их в уме, это языковые и понятийные факторы.

Итак, вернёмся к Мирабель. Мы знаем, что реальные цвета могут вести к группировке и эффекту «выступа». Могут ли её «личные» цвета вызвать те же самые эффекты?

Чтобы ответить на этот вопрос, я сделал рисунки, похожие на рис. 3.4: лес из «прямоугольных» цифр 5 с редкими вставками «прямоугольных» цифр 2 между ними. Поскольку цифры 5 являются попросту зеркальным отражением цифр 2, то они состоят из одинаковых элементов: две вертикальные линии и три горизонтальные. Когда вы смотрите на это изображение, вы не получаете эффекта «выступа»; вы можете выделить двойки, только внимательно, цифра за цифрой, рассматривая рисунок. И вы не сможете с лёгкостью разглядеть общую форму большой треугольник, мысленно группируя двойки; они просто не «выскакивают» из фона. Хотя вы можете в конечном итоге вывести логически, что двойки образуют треугольник, вы не увидите большой треугольник тем способом, которым вы видите его на рис. 3.5, где двойки окрашены в чёрный, а пятёрки в серый цвет. Что же случится, если мы покажем рис. 3.4 девушке, которая утверждает, что ощущает двойку красной, а пятёрку зеленой? Если она просто думает о красном (и зеленом), как вы и я, она не сможет мгновенно увидеть треугольник. С другой стороны, если бы синестезия в самом деле была сенсорным эффектом низшего порядка, она смогла бы увидеть треугольник буквально тем же способом, каким вы и я видите его на рис. 3.5.

Рис. 3.4. Набор двоек беспорядочно рассыпан среди пятёрок. Для обычных людей очень трудно определить фигуру, образуемую двойками, но даже слабые синестеты делают это гораздо лучше. Существование этого эффекта было подтверждено Джеми Уордом и его коллегами

Сначала мы показали изображения, похожие на рис. 3.4, двадцати рядовым студентам и попросили их найти общую форму (которую образуют маленькие двойки) посреди общего беспорядка на рисунке. Иногда двойки составляли треугольники, иногда образовывали круг. Изображения выводились на экран компьютера в случайной последовательности, примерно на полсекунды каждое, что было слишком быстро для подробного рассматривания. Увидев каждое изображение, испытуемый должен был нажать одну из двух кнопок, чтобы обозначить, увидел он круг или треугольник. Неудивительно, что уровень правильных ответов у студентов составил 50 процентов; другими словами, они скорее просто гадали, поскольку не могли рассмотреть форму мгновенно. Но стоило нам окрасить все пятёрки зелёным цветом и все двойки красным (на рис. 3.5 это серый и чёрный), как уровень верных ответов вырос до 80, а то и до 90 процентов. Теперь студенты могли увидеть форму

мгновенно, без заминки или размышления.

Рис. 3.5. То же самое изображение, что и на рис. 3.4, за исключением того, что цифры поразному затенены, и это позволяет обычным людям сразу же увидеть треугольник.

Слабые синестеты («прожекторы») предположительно видят таким образом

Мы были поражены, когда показали черно – белые изображения Мирабель. В отличие от несинестетиков она смогла правильно определить скрытую форму в 80–90 процентах случаев как будто цифры были действительно окрашены в разные цвета! Синестетически наведённые цвета были так же эффективны, как реальные, позволяя ей находить общую

форму и говорить о ней11. Этот эксперимент неопровержимо доказывал, что наведённые цвета Мирабель в самом деле исходят из ощущений. Просто не было способа, которым она могла бы это подделать, и ни в коем случае это не было результатом детских воспоминаний или других альтернативных причин, выдвигавшихся в качестве объяснения.

Эд и я поняли, что впервые со времён Фрэнсиса Г альтона мы получили ясное, недвусмысленное доказательство на основе наших экспериментов (группировка и «выступание»), что синестезия и в самом деле является феноменом восприятия доказательство, в течение целого столетия ускользавшее от исследователей. Действительно, наши изображения можно использовать не только для того, чтобы отличить фальсификацию от реальной синестезии, но и для того, чтобы выявлять скрытых синестетов, людей,

11 2. Этот основной результат что двойки быстрее отделяются от пятёрок у синестетиков, чем у несинестетиков подтверждают другие учёные, в частности Рэндольф Блэйк и Джейми Уорд. С помощью эксперимента, проведённого в тщательно контролируемых условиях, Уорд и его коллеги установили, что группа синестетиков гораздо лучше, нежели контрольные субъекты, видят спрятанные очертания, образованные из двоек. Что интересно, некоторые из них почувствовали форму раньше, чем какой либо цвет! Это делает наши предположения о перекрёстно активируемой модели более правдоподобными. Вероятно, во время коротких показов цвета чувствуются достаточно сильно, чтобы отделить их друг от друга, но не настолько сильно, чтобы вызвать сознательно воспринимаемые цвета.

обладающих такой способностью, но не желающих признавать этого или не знающих об этом.

Мы с Эдом снова сидели в кафе, обсуждая наши открытия. В ходе наших экспериментов с Франческой и Мирабель мы установили, что синестезия существует. Следующий вопрос был такой: почему она существует? Может ли объяснить её какой нибудь сбой в мозговой системе? Что мы знаем такого, что поможет нам его определить? Вопервых, мы знали, что самый распространённый тип синестезии это видение цифр в цвете. Вовторых, нам было известно, что один из главных цветовых центров в мозге это область, называемая V4, в веретенообразной извилине височных долей. (V4 была открыта Семиром Заки, профессором нейроэстетики Лондонского университетского колледжа и мировым авторитетом по части изучения организации зрительной системы у приматов.) В – третьих, мы знали, что примерно в той же самой части мозга могут быть области, отвечающие за числа. (Нам это известно, так как малейшие повреждения в этой части мозга лишали пациентов арифметических способностей.)

Я размышлял, не может ли цвето – цифровая синестезия быть обусловлена просто случайным «перекрещиванием» числового и цветового центров в мозге? Это казалось уж слишком очевидным, чтобы быть истинным, впрочем, отчего бы и нет? Я предложил заглянуть в атласы мозга, чтобы точно определить, насколько близко эти области подходят друг к другу, чтобы действительно взаимодействовать друг с другом.

«Слушай, может, спросим Тима?» отозвался Эд. Он обратился к Тиму Рикарду, нашему коллеге. Тим использовал мудрёную технику для сканирования мозга, вроде функционального МРТ, чтобы составить карту зон головного мозга, где происходило визуальное узнавание цифр. Чуть позже днём мы с Эдом сравнили точное расположение области V4 и области, отвечающей за числа, используя атлас человеческого мозга. К нашему изумлению, мы увидели, что числовая область и область V4 находятся как раз рядом друг с другом в веретенообразной извилине (рис. 3.6). Сильный аргумент в пользу гипотезы «перекрещивания»! Неужели это просто совпадение, что самый обычный тип синестезии это цвето – цифровой тип, а области, отвечающие за восприятие числа и цвета, ближайшие соседи в мозге?

Так, здесь уже попахивало френологией XIX века, но вдруг так оно и есть? С XIX века идут яростные дебаты между френологией которая считает, что различные функции чётко локализованы в разных областях головного мозга и холизмом, полагающим, что эти функции являются эмерджентными, то есть «собственностью» мозга в целом, чьи части постоянно взаимодействуют. Выяснилось, что это в определённой мере искусственное противопоставление, поскольку верный ответ на этот вопрос зависит от конкретной функции. Было бы странно утверждать, что умение играть в азартные игры или готовить имеют определённую локализацию в мозге (хотя некоторые их аспекты и в самом деле имеют), но было бы столь же глупо говорить, что кашлевой рефлекс или реакция зрачков на свет не локализованы. Что и впрямь удивительно, так это то, что даже некоторые нестереотипные функции, такие как восприятие цвета или цифр (как формы или как абстрактной идеи количества), и в самом деле опосредованы специальными отделами мозга. Даже восприятие высшего уровня например, инструментов, овощей или фруктов, имеющее отношение скорее к понятиям, чем к ощущениям, может быть утеряно в зависимости от того, какой именно маленький участок мозга повреждён в результате инсульта или несчастного

Рис. 3.6. Левое полушарие мозга и примерное расположение веретенообразной (фузиформной) области: чёрным обозначена числовая область, белым цветовая(схематически показано на поверхности мозга)

Итак, что мы знаем об отделах мозга? Сколько там специализированных зон и как они расположены? Подобно тому как генеральный директор корпорации распределяет разные задачи между разными людьми, занимающими разные кабинеты, ваш мозг распределяет различную работу между разными отделами. Процесс зрительного восприятия начинается, когда нервные импульсы с вашей сетчатки отправляются в заднюю часть вашего мозга, где образ расчленяется на простейшие качества, такие как цвет, движение, форма и глубина. После этого информация о различных свойствах разделяется и распределяется между несколькими обширными зонами в височной и теменной долях. Например, информация о направлении движущихся – целей приходит в область V5 теменной доли вашего мозга. Информация о цвете идёт в основном в область V4 в вашей височной доле.

Причину такого разделения труда нетрудно отгадать. Вычисления, которые вам нужны для получения информации о длине волны (цвета), сильно отличаются от вычислений, требующихся для получения информации о движении. Все это намного проще выполнить, если для каждого задания есть своя зона и свои нейронные механизмы вы экономите средства связи и облегчаете вычисления.

Также имеет смысл иерархически организовать специализированные области. В иерархической системе каждый «высший» уровень выполняет более сложные задачи, но, так же как и в корпорации, здесь появляется огромное количество обратной связи и перекрёстных помех. Например, цветовая информация, обрабатываемая в V4, передаётся в высшие цветовые зоны, находящиеся далее в височных долях, возле угловой извилины. Эти высшие по иерархии зоны могут быть связаны с более сложными аспектами восприятия цвета. Я смотрю на листья эвкалипта в кампусе, и они кажутся примерно одного оттенка зеленого, хотя длина отражённой световой волны очень разнится в сумерках и в полдень. (Свет в сумерках красный, но ваш взгляд не выхватит вдруг ни с того ни с сего красно – зеленые листья, они все равно будут для вас зелёными, потому что высшие зоны цветового восприятия вашего мозга корректируют то, что вы видите.)

Очевидно, что операции с цифрами тоже происходят поэтапно: на первой стадии в веретенообразной извилине, где отображаются фактические очертания цифр, а на второй