Экзамен зачет учебный год 2023 / 6. Кузнецов А.А. Новая жизнь российского корпоративного права и ограничения на отчуждение доли (акций)

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 8/2020

Часть судебной практики исходила из допустимости оспаривания устава как самостоятельного способа защиты с применением соответственно общего срока исковой давности29, другая часть судов, напротив, указывала на то, что отсутствует право заявления такого самостоятельного требования30, а также что оспаривание устава (изменений в устав, новой редакции устава) представляет собой оспаривание решения собрания, на котором он был утвержден, применяя при рассмотрении соответствующих требований правила об оспаривании решений собраний31.

ВС РФ склонился в пользу второй позиции, вместе с тем сделав, на наш взгляд, верное уточнение о необходимости квалифицировать требования об оспаривании устава как оспаривание решения собрания, где он был утвержден. Это полностью отвечает роли судьи, который и должен давать квалификацию заявленным требованиям, а не отказывать по мотиву ненадлежащего средства защиты.

Впрочем, мотив судов, склонявшихся в пользу первой позиции (допустимости оспаривания устава как самостоятельного средства защиты), также понятен. Дело в том, что оспаривание решения собраний довольно давно содержит один необъяснимый пробел, — и здесь мы плавно переходим к следующей важной позиции, высказанной ВС РФ.

3. Решение собрания — сделка

Это один из самых популярных доктринальных споров 2000-х и первой половины 2010-х гг., который до сих пор остается поводом для интеллектуальных упражнений академических юристов, хотя с 2013 г. законодатель вроде бы более или менее определенно высказался в пользу самостоятельности такого вида юридического факта, как решение собрания (глава 9.1 ГК РФ).

Как мы уже ранее писали32, сопоставление решений собраний со сделками стало в русскоязычной литературе неким общим местом. Между тем безусловное сходство этих типов юридических фактов в том, что они имеют волевую природу и представляют собой акты частной автономии, не означает полного совпадения применимых к ним правил. К числу вопросов, требующих дифференцированного подхода, относятся, в частности, вопросы недействительности.

29См., напр.: постановления АС Восточно-Сибирского округа от 27.12.2016 по делу № А19-19767/2014, от 25.08.2015 по делу № А19-19767/2014; ФАС Уральского округа от 23.01.2014 по делу № А60-16813/2013; АС Поволжского округа от 26.08.2016 по делу № А65-21373/2015.

30См.: постановление ФАС Поволжского округа от 19.11.2010 по делу № А49-11819/2009.

31См.,напр.:постановленияФАСЦентральногоокругаот27.08.2004№А48-4748/03-9;ФАСМосковского округа от 17.10.2013 по делу № А40-69873/12-34-615; ФАС Северо-Западного округа от 25.10.2010 по делу № А21-3751/2008

32См.: Кузнецов А.А. Оспаривание решений общих собраний участников (акционеров) // Корпоративное право в ожидании перемен: сб. ст. к 20-летию Закона об ООО. М., 2020. С. 202.

14

Комментарии

Недействительность такого вида сделок, как решения собраний, имеет заметные отличия, обоснованные как догматическими, так и политико-правовыми соображениями и послужившие причиной выделения соответствующих правил в отдельный блок норм, которые призваны отразить особенности регулирования недействительности решений собраний33.

В связи с этим закономерно, что недействительность решений собраний в России и в большинстве европейских правопорядков имеет самостоятельное регулирование.

Вместе с тем в силу того, что решения собраний — это всего лишь разновидность сделки, а также поскольку отечественное регулирование оспаривания решений собраний в своем нынешнем виде объективно не может претендовать на такую же разработанность, как общие положения о недействительности сделок, российский правоприменитель обречен обращаться к последним как к субсидиарному источнику правил. Так, помимо прочих недостатков, глава 9.1 ГК РФ имеет еще такой пробел, как отсутствие разделения недействительности решения собрания по процедурным нарушениям и по мотивам противоречия содержания решения императивным требованиям закона.

При этом напомним, что исходя из текущего регулирования оспаривания решений как в соответствии с корпоративными законами (п. 7 ст. 49 Федерального закона от 26.12.1995 № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (далее — Закон об АО), п. 1 ст. 43 Закона об ООО), так и в соответствии с ГК РФ (п. 1 ст. 181.4 ГК РФ), противоречие закону (без какого-либо разделения, в чем проявляется это противоречие) квалифицируется как основание оспаривания, а значит, после истечения срока исковой давности на оспаривание решения собрания, которым был утвержден такой устав (изменение в устав, новая редакция устава), он навсегда оставался бы действующим, даже если содержал правило, очевидно противоречащее императивному требованию закону. Абсурдность этого вывода, кажется, не требует дополнительного объяснения.

Судебная практика, более двадцати лет назад столкнувшись с этой проблемой, предпочла ее решить мудро, но без особой опоры на догматику. Так, исходя из разъяснений абз. 3 п. 5 постановления Пленума ВС РФ, Пленума ВАС РФ от 09.12.1999 № 90/14 «О некоторых вопросах применения Федерального закона «Об обществах с ограниченной ответственностью»34, если при рассмотрении дела будет установлено, что в уставе общества содержатся положения, противоречащие закону и иным федеральным законам, они не должны применяться судом при разрешении возникшего спора.

Иными словами, в тот момент высшие суды не стали мотивировать основания такого разъяснения. Однако за прошедшие десятилетия уровень требований к правовой аргументации судебных решений и разъяснений значительно повысил-

33Подробнее см.: Там же. С. 203–209.

34Также см.: п. 27 постановления Пленума ВС РФ № 6, Пленума ВАС РФ № 8 от 01.07.1996 «О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации».

15

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 8/2020

ся. В связи с чем ВС РФ, по-видимому, предпочел уделить этому вопросу особое внимание35.

Заметим, что вследствие недостатков текущего регулирования решений собраний правоприменитель ранее уже обращался к общим положениям о сделках, чтобы восполнять пробелы (например, п. 110 постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25).

В комментируемом деле Верховный Суд вынужден был обратиться уже к ст. 168 ГК РФ в ее толковании, согласно которому основанием ничтожности может выступать противоречие существу законодательного регулирования соответствующего типа сделки (п. 74 постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25), в данном случае товарищеского соглашения. Отдельно следует упомянуть, что к иску о признании решения собрания ничтожным (но не к иску о применении последствий такой недействительности) по такому основанию, как противоречие существу законодательного регулирования (императивной норме), не подлежит применению исковая давность36.

Таким образом, позиция ВС РФ в комментируемом определении основана на ранее сложившейся судебной практике (как в смысле обращения к нормам о сделках, субсидиарно применимым к решениям собраний, так и ничтожности положения устава, противоречащего существу законодательного регулирования).

Однако, что важно, в отличие от ранее цитировавшихся разъяснений, речь идет о том, что ничтожностью карается не просто отклонение от нормы закона, но именно противоречие существу законодательного регулирования.

Это, во-первых, подчеркивает значимость нарушения (попытка уйти от понятия императивной нормы, которое в нашей доктрине часто сводится к примитивному обсуждению того, есть ли в норме оговорка о допустимости отступления от правила, содержащегося в ней37), во-вторых, указывает на то, что все же дело не только в противоречии какому-либо конкретному положению закона, его может и не быть, а именно в искажении законодательной модели, в комментируемом споре — товарищеского соглашения.

И тут мы переходим, пожалуй, к одному из основных мест в определении ВС РФ.

35Впрочем, можно также заметить, что ВС РФ явно пошел по более длинному пути мотивирования ничтожности в данном деле, поскольку прямое указание на ничтожность содержалось в ст. 1048 ГК РФ, которую высший суд счел применимой и ссылкой на которую он мог бы ограничиться, чтобы обосновать ничтожность спорного положения устава.

36Подробнее о том, почему иски о подтверждении того, что сделка является ничтожной, не должны задавниваться, см.: Тузов Д.О. Теория недействительности сделок: опыт российского права в контексте европейской правовой традиции. М., 2007. С. 241–250.

37Так, во Франции императивность нормы устанавливается на основании анализа (синтаксического, грамматического, стилистического) характера выражений, использованных законодателем, а в случае сомнений обращаются к цели нормы, например преследует ли она цель защиты общего интереса, см.:

Dondero Br., Cannu P. Op. cit. P. 333–334.

16

Комментарии

4. Существо законодательного регулирования — недопустимость ситуации, при которой участнику на неопределенно долгий срок запрещается выход из общества без возможности возврата своих инвестиций

Связь регулирования хозяйственных обществ с договором товарищества выражается в том числе в восприятии идеи невозможности «вечного товарищества», находившей отражение еще в Дигестах Юстиниана («Nulla societatis in aeternum coitio est» (D. 17.2.70)).

Как мы уже отмечали в своих публикация ранее38, не существует признаваемой отечественным правопорядком свободы участника (акционера) связать себя навечно отношениями с хозяйственным обществом. Эта идея проходит красной нитью через многие конкретные положения корпоративного законодательства (об ограничениях на отчуждение доли (акций), об исключении и выходе, о ликвидации).

Данная мысль получала разнообразное выражение в континентальных правопорядках на разных исторических этапах, от попыток возведения в абсолют свободы отчуждения акций в акционерных обществах как некоего нерушимого императива в XIX и начале XX в. до признания возможности введения уставом ограничений на их отчуждение, единственным пределом которых выступала недопустимость установления полной неотчуждаемости акций39. И соответственно, от признания права выхода в любой момент неотъемлемым элементом товарищества40 до признания к началу XX в. допустимости ограничения этого права временными и иными разумными рамками (например, необходимостью достижения определенной цели)41.

Вконечном счете как первоначальное стремление обеспечить свободное отчуждение долей (акций), так и право выхода из товарищества было основано на довольно прагматичной идее: нельзя запирать лицо в товариществе (обществе) навечно, создавая бессрочную правовую связанность.

Вобоснование недопустимости «вечного товарищества» можно привести несколько разноплановых аргументов:

38См., напр.: Кузнецов А.А. Пределы автономии воли в корпоративном праве. С. 26–28.

39Попутипришлосьпреодолетьипредрассудкиотом,чтоограниченияотчужденияакций—этоэлемент, чуждый акционерному обществу, свойственный скорее товариществам, подчеркивая, что речь все-таки должна идти о принципе отчуждаемости акций, но необязательно свободном, см.:Schlumberger Ed. Les contrats préparatoires à l’acquisition de droits sociaux. Paris, 2013. P. 248–253;Broseta Pont M. Restricciones estatutarias a la libre transmisibilidad de acciones. Madrid, 1963. P. 13–24.

40Так было первоначально в римском договоре товарищества, который подлежал прекращению по требованию любого товарища, см.:Zimmermann R. The Law of Obligations: Roman Foundations of the Civilian Tradition. Oxford, 1996. P. 455.

41Обзор законодательств того периода об этом см.: Гражданское Уложение. Книга пятая: Обязательства. Проект Высочайше учрежденной Редакционной Комиссии по составлению Гражданского Уложения. Том третий. Ст. 505–718. С объяснениями. СПб., 1899. С. 424–426.

17

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 8/2020

1)одним из наиболее важных и убедительных доводов в пользу вмешательства законодателя выступает то, что отличает корпоративные правоотношения, — их потенциальная бессрочность, а значит, потенциальная неопределенность развития событий, которая обусловливает неспособность лиц, вступающих в эти отношения, предугадывать долгосрочные последствия принимаемых ими решений изза ограниченности когнитивной способности человека прогнозировать будущие риски, а также иных факторов, таких как рациональное желание игнорировать обдумывание малореальных событий, излишний оптимизм на начальном этапе общего дела;

2)если обращаться к иным случаям регулирования фидуциарных отношений, то заметно, что в отношении договоров, которые предполагают зависимость фидуциарного характера, законодатель никогда не допускает того, чтобы она была вечной, позволяя так или иначе прекратить эти отношения (п. 2 ст. 610, ст. 782, абз. 2 и 3

п. 1 ст. 977, п. 1 ст. 1003, п. 1 ст. 1004, абз. 2 ст. 1010, абз. 3 и 6 п. 1 ст. 1024, ст. 1052

ГК РФ). В случае с хозяйственным обществом это также отношения, предполагающие для его участников обязательства фидуциарного характера. Так, п. 4 ст. 65.2 ГК РФ предусматривает, что участник корпорации несет ряд обязанностей, которые фактически заставляют его участвовать в деятельности общества, в том числе посещать общие собрания и голосовать. Неисполнение этих обязанностей влечет, помимо прочего, и риск привлечения к ответственности, например если из-за непосещения участником собраний общество долгое время не может сформировать органы управления и, как следствие, несет убытки. Ограниченная ответственность вовсе не гарантирует, что участник корпорации не окажется вовлеченным в иные расходы, например в случае банкротства, когда контролирующее лицо будет привлечено к субсидиарной ответственности42;

3)полныйзапретотчуждатьдоли(акции)входилбывпротиворечиесневозможностью полного лишения собственника права распоряжаться своей вещью. Например, это основной аргумент во французской доктрине и судебной практике, где указывается, что оговорки в уставах и договорах, которые де-факто или де-юре ведут к неотчуж-

42Исторически отказ от права на выход из товарищества был связан с доводом об ограниченной ответственности. Так, Г.Ф. Шершеневич полагал, что в бессрочном товариществе трудно отказать товарищам в праве выйти из предприятия, которое им кажется рискованным и за которое они отвечают всем своим имуществом (см.: Шершеневич Г.Ф. Курс торгового права. Т. I: Введение. Торговые деятели. М., 2003. С. 334). Здесь стоит акцентировать внимание на основании вывода ученого, а именно на необходимости защиты интересов товарища, поскольку он отвечает всем своим имуществом, тогда как в обществе акционер рискует лишь в пределах стоимости акций, что не противоречит принципу справедливости. Однако с тех пор принцип ограниченной ответственности утратил свою незыблемость, а кроме того, непрогнозируемый риск убытков возникает и вследствие необходимости принимать участие в деятельности общества. Идея о невозможности существования «вечного товарищества» была в некотором роде общим местом в дореволюционной доктрине. Другие авторы отмечали наличие персональной связи как основание для невозможности бессрочных отношений. В частности, А. Квачевский, положительно отзываясь о праве одностороннего отказа от участия в договоре товарищества, писал, что «бессрочный договор связал бы до смерти личную свободу товарищей — самое высокое и драгоценное благо человека... Кроме того, бессрочность товарищества могла бы иметь крайне вредные последствия для самого товарищества: вместо взаимного доверия и порядка в ведении товарищеского дела могло проникнуть бы недоверие друг к другу, раздор товарищей и гибель предприятия; от этого страдали бы интересы не только самих участников, но и третьих лиц и всего общества» (Квачевский А. О товариществах вообще и акционерных обществах в особенности по началам права, русским законам и судебной практике в общедоступном изложении. Ч. 1: О товариществах вообще. СПб., 1880. С. 166).

18

Комментарии

даемости акций, так называемыеclause d’inaliénabilité, ограничиваются в контексте применения ст. 900-1 ФГК о допустимости устанавливать такие оговорки в отношении вещей только при условии их ограниченности сроком и легитимным и серьезным интересом. Впрочем, в отношении SAS (упрощенного акционерного общества) французский законодатель в целях определенности предпочел установить предельный срок в 10 лет (ст. 227-13 Коммерческого кодекса Франции)43. Этот же аргумент о недопустимости абсолютного ограничения права собственности используют и испанские авторы44;

4) это противоречит общему принципу обязательственного права о недопустимости существования неопределенно долгого обязательства45.

Как мы уже упоминали, законодатель располагает двумя возможными опциями, которые могут применяться во избежание ситуации «вечного товарищества» как отдельно, так и в сочетании: 1) дать возможность отчуждения доли (акций); 2) разрешить выход из общества (дать право потребовать выкупа доли (акций)). В частности, запрет или необходимость получения согласия на отчуждение доли (акции) должны уравновешиваться правом выхода (в случае запрета или отказа в согласии на отчуждение), и наоборот, в случае невозможности выхода из общества у лица должно быть право отчуждения доли (акций).

В то же время с точки зрения баланса интересов допустим временный запрет на отчуждение, поскольку это не создает неопределенно длительных отношений46. Именно такой подход занимают, например, Франция и Испания. Так, согласно ст. 108 Закона Испании о компаниях положения, устанавливающие бессрочный запрет на отчуждение доли, будут действительными только при условии, что устав разрешает выход участника в любой момент или срок ограничения не превышает пяти лет. Близкая модель во Франции, где либо любые ограничения на отчуждение должны быть ограничены сроком и оправдываться разумной целью, либо, как в SAS (упрощенное акционерное общество), просто установлен предельно допусти-

43См.: Dondero Br., Cannu P. Op. cit. P. 736; Schlumberger Ed. Op. cit. P. 268–269, 362–363.

44См.: Utrilla D.M. La Sindicación de Bloqueo en las Sociedades Anónimas. Valencia, 2015. P. 134.

45См. комментарии к ст. III.-1:109 DCFR (Draft Common Frame of Reference). URL: https://www.law.kuleuven.be/personal/mstorme/2009_02_DCFR_OutlineEdition.pdf.

46Еще одной возможной моделью является предоставление права выхода не всегда, но только при наличии так называемой уважительной причины. Этот подход используется, например, Германией, где допускаются оговорки о неотчуждении доли в ООО, но лишь только потому, что участник обладает разработанным судебной практикой правом выхода (Austritt) при наличии уважительной причины, понимаемой как обстоятельства, которые делают продолжение участия в обществе для лица, желающего выйти, неприемлемыми (например, повторяющийся отказ в согласии на отчуждение доли третьим лицам, неопределенно долгий период запрета отчуждения доли, увеличение уставного капитала, изменение вида деятельности компании, изменение корпоративной структуры группы компаний, притеснения соответствующего участника, срочная необходимость в денежных средствах, эмиграция или серьезная болезнь), см.: Vries P.P., de. Exit rights of minority shareholders in a private limited company. Deventer, 2010. P. 157–172). Представляется, что эта модель гораздо более сложна в правоприменении, учитывая крайнюю оценочность критерия, и едва ли приемлема для отечественного права, поскольку в российской доктрине и судебной практике понятие «уважительная причина» никак не разработано (хотя в российском праве имеется, например, ст. 1052 ГК РФ, которая, однако, де-факто мало применяется).

19

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 8/2020

мый десятилетний срок действия таких оговорок, ограничивающих отчуждение акций (ст. 227-13 Коммерческого кодекса Франции)47.

Российское законодательство в целом придерживалось этого подхода, хотя и не вполне последовательно.

C одной стороны, мы имеем компромисс, закрепленный в п. 2 ст. 23 Закона об

ООО, согласно которому в случае, если уставом общества отчуждение доли или части доли, принадлежащих участнику общества, третьим лицам запрещено, другие участники общества отказались от их приобретения либо не получено согласие на отчуждение доли или части доли участнику общества либо третьему лицу при условии, что необходимость получить такое согласие предусмотрена уставом общества, общество обязано приобрести по требованию участника принадлежащие ему долю или часть доли.

С другой стороны, аналогичная норма отсутствует в Законе об АО применительно к непубличным акционерным обществам. В Законе указывается, что уставом непубличного общества может быть предусмотрена необходимость получения согласия акционеров на отчуждение акций третьим лицам, но данное положение устава непубличного общества действует в течение определенного срока, предусмотренного его уставом, но не более чем в течение пяти лет со дня государственной регистрации непубличного общества либо со дня государственной регистрации соответствующих изменений в устав общества (п. 5 ст. 7 Закона об АО). Поскольку необходимость получения согласия фактически выступает способом установить запрет на отчуждение, возникает вопрос: почему нельзя установить неограниченный по сроку запрет (необходимость получения согласия), но с предоставлением права выхода?

Представляется, что и в ООО, и в неПАО должны быть допустимы обе эти опции (временный запрет либо постоянный запрет, но с правом требовать выкупа доли (акции)), поскольку они представляют собой разные способы уравновешивания интересов запираемого в обществе лица и остальных участников (акционеров).

В этом смысле следует полностью поддержать ВС РФ, который впервые в российском позитивном праве признал допустимость временного ограничения отчуждения доли, но при отсутствии права выхода из ООО: «При этом с точки зрения баланса интересов допустим запрет (необходимость получать согласие) на отчуждение доли в течение разумного краткосрочного периода (например, экономически прогнозируемый срок окупаемости или срок разработки технологии) в отсутствие права на выход (права потребовать от общества приобрести долю) участника, затронутого такими ограничениями».

Тем самым действующая в России модель допустимых ограничений на отчуждение доли (а мы полагаем, что такой же подход должен быть и в отношении непубличных АО) становится идентична французской и испанской, признающих временные запреты на отчуждение без предоставления права выхода. Критерии разум-

47См.: Convert L. L’impératif et le supplétif dans le droit des sociétés. Etude de droit comparé: Angleterre — Espagne — France. Paris, 2003. P. 600.

20

Комментарии

ности и краткосрочности допустимого периода тесно взаимосвязаны и должны пониматься как необходимость мотивирования срока с точки зрения бизнес-инте- ресов, о чем говорят использованные ВС РФ примеры («экономически прогнозируемый срок окупаемости или срок разработки технологии»). При этом указание на краткосрочность не означает недопустимость установления какого-либо более или менее продолжительного срока (например, 5–10 лет или даже больше), если он оправдан, но лишь создает презумпцию краткости. Иными словами, срок должен быть максимально коротким, насколько это возможно с учетом цели его установления, и чем более срок длительный, тем более убедительно он должен быть мотивирован.

Далее поговорим о собственно законности установления заниженной цены реализации преимущественного права приобретения доли.

Как мы отмечали ранеев иных публикациях48, преимущественное право, будучи одним из видов ограничений на отчуждение доли, должно подчиняться тем же рамкам и запретам, что и иные виды ограничений: запреты и постановка под условие согласия отчуждения доли. В связи с этим мы предлагали считать недопустимыми попытки посредством заранее установленной цены покупки доли (акции) при осуществлении преимущественного права фактически полностью ограничить возможность ее отчуждения. Так, за счет установления значительно заниженной цены, по существу, участник (акционер) запирался бы в обществе, ведь при реализации преимущественного права у него бы выкупили долю (акцию) за бесценок.

Один из вариантов решения этой проблемы мы можем увидеть в п. 3 ст. 7 Закона об АО, которым установлено, что «в случае возникновения спора, связанного с осуществлением преимущественного права приобретения отчуждаемых акций по цене, которая или порядок определения которой установлены уставом непубличного общества, суд вправе не применять положения устава общества о такой цене, если на момент осуществления преимущественного права указанная цена существенно ниже рыночной стоимости акций общества, в отношении которых осуществляется преимущественное право». Эвфемизм, использованный законодателем («суд вправе не применять положение устава»), скрывает за собой указание на, по сути, ничтожность такого положения устава в конкретных обстоятельствах его применения. Здесь отличием от обычного понимания ничтожности может быть

то, что ничтожность, описанная в п. 3 ст. 7 Закона об АО, фиксируется «на момент осуществления преимущественного права», т.е. при одних фактических обстоятельствах одно и то же положение устава может не применяться, а при других (может быть, спустя, к примеру, десять лет после первых) — применяться.

Заметим, что во Франции и Испании также признаются недопустимыми положения устава, которые лишают участника, отчуждающего свою долю (акции), возможности получить их справедливую стоимость при реализации преимущественного права другими участниками по какой-либо заранее определенной цене49.

48См.: Кузнецов А.А. Пределы автономии воли в корпоративном праве. С. 90–91.

49См.: Schlumberger Ed. Op. cit. P. 83–84;Fernández del Pozo L., Herrero Moro G. El precio en las cláusulas restrictivas de la libre transmisibilidad de acciones. Madrid, 1994. P. 29–40.

21

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 8/2020

Однако этот подход, с нашей точки зрения, страдает одним недостатком. Непонятно, почему нельзя установить заниженную цену на определенное время, даже если считать, что это фактически вынуждает участника оставаться в обществе, учитывая, что допустим временный запрет отчуждать доли (акции).

ВС РФ пошел по похожему пути, также провозгласив ничтожность соответствующего положения устава об установлении заниженной цены реализации преимущественного права покупки доли, но сделав важные уточнения. Так, ВС РФ использовал ссылки (1) на недопустимость запирать участника в обществе без срока и (2) на недопустимость лишения участника права на участие в прибыли от общего дела (запрет такого условия в договорах товарищества закреплен в ст. 1048 ГК РФ), ведь в результате участия в обществе и продажи по заведомо заниженной цене при осуществлении преимущественного права другими участниками отчуждающий долю участник не получил бы ничего или почти ничего. Это изменило акценты. В частности, в отличие от п. 3 ст. 7 Закона об АО, вместо указания на отступление от рыночной цены упор сделан на недопустимости запирания таким способом участника навечно.

Также отметим, что это не означает, что любое установление цены реализации преимущественного права, отличной от рыночной, противоречит закону.

Обратим внимание, что ВС РФ использовал выражение «существенно отличающемся от ее рыночной стоимости», т.е. речь должна идти о грубом отклонении, которое не может быть объяснено разницей в использованных методах оценки или обычным кратковременным колебанием цены. Также очень важно, что ВС РФ допустил установление даже существенно отличающейся цены, но лишь на время50, что корреспондирует с общим ограничителем, который Суд провозгласил для всех видов оговорок, ограничивающих отчуждение долей в ООО: разумный краткосрочный период, который должен быть обоснован определенным мотивом.

В связи с этим суды должны реагировать и вмешиваться только в тех случаях, когда участники (акционеры) установили очевидно несоразмерную рынку оценку и не смогли ее никак обосновать.

Завершаяобсуждениетемысуществазаконодательногорегулирования,ограничивающего автономию воли участников хозяйственных обществ, применительно к оговоркам об ограничении отчуждения доли (акций), хотелось бы также еще раз напомнить, что все сказанное касается не только положений уставов, но и корпоративных договоров. Как мы уже ранее указывали51, с точки зрения автономии воли участники корпоративного договора в регулировании корпоративных отношений находятся ровно в тех же рамках, что и в случае с уставным регулированием. Корпоративный договор не может служить способом обхода существа законодательного регулирования52. Иными

50Как мы и предлагали в своей работе, см.: Кузнецов А.А. Пределы автономии воли в корпоративном пра-

ве. С. 91.

51Подробнее см.: Там же. С. 115–127.

52Аналогично во французской доктрине отстаивается тезис о том, что ограничения, вытекающие из императивных норм корпоративного законодательства (l’ordre public sociétaire), действуют независимо от того, где находятся согласуемые участниками договоренности — в уставе или вне его, см.:Le Noach G.

Op. cit. P. 41, 67 и далее.

22

Комментарии

словами, невозможно установить какое-либо условие, если закон, например, запрещает это делать применительно к уставу. В частности, условия корпоративных договоров в отношении ограничений на распоряжение долей (акциями) подчиняются тем же ограничениям, что и устав: так, нельзя навечно запретить отчуждение доли (акций) илиустановитьбессрочноеправило,согласнокоторомуприотчуждениидоли(акций) лицо обязано будет претерпеть некоторые негативные последствия (например, заплатить денежную сумму, досрочно вернуть кредит)53.

Подводя итог, можно констатировать, что ВС РФ этим определением сделал несколько чрезвычайно важных вещей для позитивного права: признал товарищескую природу хозяйственных обществ, ввел презумпцию диспозитивности для непубличных обществ, а также начал формирование понятия существа законодательного регулирования хозяйственных обществ на примере ограничений на отчуждение доли.

References

Broseta Pont M. Restricciones estatutarias a la libre transmisibilidad de acciones. Madrid, Ed. Tecnos, 1963. 272 p.

Conac P.-H., Enriques L., Gelter M. Constraining Dominant Shareholders’ Self-Dealing: The Legal Framework in France, Germany, and Italy. European Company and Financial Law Review. 2007. Vol. 4. P. 491–528.

Convert L. L’impératif et le supplétif dans le droit des sociétés. Etude de droit comparé: Angleterre — Espagne — France. Paris, L.G.D.J, 2003. 704 p.

Dauner-Lieb B. L’état du droit positif allemande, in: Menjucq M., Fages B., dir. Actualité et évolutions comparées du droit allemand et français des societies. Paris, Dalloz, 2010. P. 35–51.

Dondero Br., Cannu P. Droit des sociétés. 8e éd. Paris, LGDJ, 8e édition. 2019. 1152 p.

Easterbrook F.H., Fishel D.R. The Economic Structure of Corporate Law. Cambridge, Mass., Harvard University Press, 1991. 370 p.

Fernández del Pozo L., Herrero Moro G. El precio en las cláusulas restrictivas de la libre transmisibilidad de acciones. Madrid, Civitas, 1994. 208 p.

Germain M. La contractualisation du droit des sociétés, in: Urbain-Parléani I., Conac P.-H., dir. Regards sur l’évolution du droit des sociétés depuis la loi du 24 juillet 1966. Paris, Dalloz, 2018. P. 33–69.

Guégan El. Les nullités des décisions sociales. Paris, Dalloz, 2020. 580 p.

Kuznetsov A.A. Challenging Decisions of General Meetings of Participants (Shareholders) [Osparivanie resheniy obschikh sobraniy uchastnikov (aktsionerov)]., in: Kuznetsov A.A., ed. Corporate Law in Anticipation of Changes: A Collection of Articles to the 20th Anniversary of the Law on LLC [Korporativnoe pravo v ozhidanii peremen: sb. st. k 20-letiyu Zakona ob OOO]. Moscow, M-Logos, Statut, 2020. P. 199–271.

Kuznetsov A.A. Expulsion of a Shareholder from a Limited Liability Company [Isklyuchenie uchastnika iz obschestva s ogranichennoi otvetstvennost’yu]. Moscow, Statut, 2014. 141 p.

Kuznetsov A.A. Limits of Autonomy of Will in Corporate Law: A Short Essay [Predely avtonomii voli v korporativnom prave: kratkiy ocherk]. Мoscow, Statut, 2017. 160 p.

Kvachevskiy A. On Partnerships in General and Joint-Stock Companies in Particular on the Basis of the Law, Russian Laws and Court Practice in Transparent Form. Part 1: On Partnerships in General [O tovarischestvakh voobsche i aktsionernykh obschestvakh v osobennosti po nachalam prava, russkim zakonam i sudebnoi praktike v obschedostupnom izlozhenii. Ch. 1: O tovarischestvakh voobsche]. Saint Petersburg, Tipografiya Pravitelstvuyuschego Senata, 1880. 189 p.

53Данную логику хорошо иллюстрирует следующее разъяснение ВС РФ: «Если право на односторонний отказ от исполнения обязательства или на одностороннее изменение условий обязательства установлено императивной нормой, например абзацем вторым пункта 2 статьи 610 ГК РФ, то включение в договор условия о выплате денежной суммы в случае осуществления стороной этого права не допускается (пункт 1 статьи 422 ГК РФ). Такое условие договора является ничтожным, поскольку оно противоречит существу законодательного регулирования соответствующего вида обязательства (пункт 2 статьи 168 и статья 180 ГК РФ)» (абз. 2 п. 15 постановления Пленума ВС РФ от 22.11.2016 № 54).

23