Водовозов В.И.. Существует ли теория словесности и при каких условиях возможно ее существование

В. И. Водовозов. «Существует ли теория словесности и при каких условиях возможно ее существование?»

Начнем с того, что воспитанник прочтет эту басню и перескажет ее содержание. Следуют вопросы:

Кто здесь представлен? Кого надо разуметь ослом и соловьем?

Сошлись два очень противоположных человека: один невежда и высокомерно судит о том, чего не понимает; другой – простодушный певец – талант, которому выпало на долю пленять своим искусством ослиные уши.

Пусть преподаватель приведет несколько примеров подобных столкновений между людьми, и характеры объяснятся. Цель его при этом – указать воспитаннику, что характеры взяты Крыловым из жизни, а не вымышлены произвольно. Следовательно, Крылов изобра-

жает жизнь.

После этого воспитаннику предстоит труд собрать вместе в прочитанной басне все черты, изображающие высокомерного невежду, и все черты талантливого певца. Осел первый раз увидел Соловья и уже обращается к нему очень самоуверенно (что называется, фамильярно): «Послушай-ко, дружище!» Дерзость, тон покровительства, грубая самонадеянность (сам посудит, и проч.), важный вид глубокомыслия (уставясь в землю лбом), рассчитанная умеренность похвалы (нужно же немного поощрить талант, который всеми признан; в противном случае Осел, вероятно, не удостоил бы Соловья и этой похвалы) и в заключение всего блистательная глупость – вот черты, которые, будучи собраны вместе, ярко характеризуют невежду. Точно так же в Соловье Крылов изображет необыкновенное разнообразие таланта и его чудное действие на всю окружающую природу. Конечно, не без намерения, автор обрисовывает с такою подробностью прелесть соловьиной песни. Цель его была представить полный образ невежды и могучего таланта. Полный образ соединяет разбросанные черты жизни в одно целое, – и это живое единство называется идеей. Преподаватель может привести еще несколько примеров, как образ и идея сливаются вместе. Сле-

довательно, Крылов, изображая жизнь, представляет ее в идее, то есть сосредоточивает

разнообразные ее явления в один полный образ. Этим самым он воссоздает жизнь, то есть изображает ее, принимая во внимание не отдельный только факт, а те основания, по которым образуются все однородные факты. Такое воссоздание жизни называется поэзией. В дополнение к этому объяснению преподаватель расскажет, как та же самая мысль Крылова об отношениях невежды-критика к таланту могла бы быть развита прозаически, то есть в каком-нибудь рассуждении на тему: «Избави нас бог от глупых судей». Во многих баснях Крылова тот и другой способ в развитии мысли встречается рядом, и нет ничего легче, как указать их существенное различие.

Когда таким образом утвердится истинное понятие о поэзии, уже можно, начиная синтетически с общего определения, делать частные выводы. Можно сказать: «Так как образ

иидея в поэзии нераздельны, то не будет поэтическим сочинение, в котором находим одно дагерротипное изображение жизни без общей руководствующей идеи или одну отвлеченную идею, не представленную в наглядном образе» и т. д.

Скажут, что, объясняя предмет подобным образом, мы не в состоянии будем пройти курса, назначенного программою. Против этого мы не спорим: там, где вся забота не об основательном изучении предмета, а об выполнении той или другой программы, пускай учение и остается одною программою. Со своей стороны, мы думаем, что лучше пройти немного, да с теми подробностями, которые оставляют в душе живое, вечное знание. Иначе наука будет состоять в одних оглавлениях да в тех коротеньких рецептах, заучивание которых на самом деле подобно впечатлению от принятой микстуры. Все говорят, что нужно практически знакомить с предметом; многие даже преимущественно занимаются в классах чтением писателей. Но тщедушное руководство лежит по-прежнему в виде книги или тетради на столе,

иего непременно следует вызубрить к экзамену. Таким образом, экзамен почти никогда не соответствует тому, чем занимается мыслящий преподаватель в классе. При нашей всеобщей

12

В. И. Водовозов. «Существует ли теория словесности и при каких условиях возможно ее существование?»

болезненной страсти заучивать на память и лености мыслить, я полагаю в настоящее время решительно необходимым не давать по теории никаких руководств или записок, а заставлять самих воспитанников при разборе выискивать правила. Задавая разнообразные разборы, вы понемногу приведете их к пониманию системы, которую вовсе нетрудно удержать в голове, когда вполне понято содержание науки. Мы должны, наконец, понять, что для учащегося главная польза не в определениях, а в усвоении того, что под определениями заключается. Усвоив надлежащим образом содержание, он, может, даст и свое определение, которое будет ничем не хуже помещенного в руководстве. Вся цель науки – достигнуть, наконец, системы знаний: но пусть эта система будет не один мертвый остов, пусть воспитанник поймет ее, участвуя сам при ее построении. Я думаю, что нет ничего вреднее, как, набивая голову определениями, беспрестанно закручивать ум в эту систему, подобно тюку с товарами. Надо всегда знать, сколько способен усвоить ее воспитанник по степени своего развития. Система может быть и в объяснении немногих отдельных фактов, и в целости рода, и в соединении родов, составляющем отдельную отрасль знания, и в связи всех наук между собою. Возносясь же слишком высоко, чтоб лучше видеть, мы, наконец, ничего не видим. Чтобы дать живую систему знаний, надо постепенно приготовить к ней воспитанников знакомством с фактами.

Таким только образом практика может соединиться с теорией.

13