Arseniy_Kumankov_-_Sovremennye_klassiki_teorii_spravedlivoy_voyny_-_2019

Глава 3

как для классических, регулярных войн, так и асимметричных, иррегулярных конфликтов. Результатом становится создание двух теорий справедливой войны ― для каждого типа войны, соответственно.

Фоушин отстаивает необходимость именно этического, философского подхода к интерпретации войны, указывая на его равноценность альтернативным способам описания войны ― с исключительно политических, юридических или экономических позиций. Военная этика, по мнению Фоушина, должна пониматься как часть исторически сложившейся традиции, позволяющей военным принимать решения, ориентируясь не только на установки военной науки, но и на законы морали. В каком-то смысле военная этика должна стать частью военной науки. Характерная особенность, которая при этом приписывается этике войны, связана с приемлемостью и даже необходимостью существования в рамках этой системы исключений из принятых теорией справедливой войны правил. Исключения оказываются в таком случае не противоречием или признаком некогерентности теории, а её субстанциальным структурным элементом.

В основе подхода Н. Фоушина к теории справедливой войны лежит идея существования этических норм, обладающих универсальным статусом. Содержание этих принципов универсально, несмотря на то, что способ их непосредственной реализации может не совпадать в разных культурах. По мнению Фоушина, всеобщее одобрение этих норм гарантирует, что они могут получить практическое применение в качестве элементов универсальной этики войны, при этом вопрос о культурно-исторических условиях их происхождения, интерпретации и способе их доказательства обладает второстепенным значением.

Речь идёт о законах, известных всякому человеку с самого детства: «не убий», «не причиняй вреда другому и себе» и «не бери чужого»6. Эти императивы представляют

6 Ibid. P. 1. См. также Fotion N. Two Theories of Just War // Philosophia. Vol. 34. No. 1. 2006. P. 53-64.

141

Две теории справедливой войны Н. Фоушина

собой базовые принципы этики, они обнаруживаются в каждой культуре. Наиболее значима, безусловно, первая максима. При этом Н. Фоушин настаивает на том, что указанные этические постулаты могут пониматься двумя различными способами. Первый предлагает судить о них как об абсолютных универсальных принципах, «считающихся истинными в любом обществе… и не предполагающих исключений»7. Эта абсолютистская интерпретация не допускает исключений из правил. Таков подход сторонников пацифизма по отношению к принципу «никогда и ни при каких обстоятельствах не убивай других». Согласно их логике, это абсолютное правило морали делает всякое убийство, а значит, и любую войну, преступной, нравственно неприемлемой и несправедливой. Практический смысл этого принципа для пацифистов состоит в отрицании войны как таковой.

Безусловно, подобный абсолютистский подход, как и всякий радикальный идеализм, сопряжён со множеством сложностей, связанных с последовательным исполнением принципа ненасилия. Вполне возможны ситуации, замечает Фоушин, когда необходимость исполнить один моральный закон окажется затруднительной ввиду запрещающего действия другого закона. Так, Фоушин приводит пример доктора, исповедующего принцип ненасилия, который не может облегчить страданий медленно умирающего пациента с помощью эвтаназии. Поступает ли в данном случае этот доктор гуманно, упорно отстаивая свои убеждения? Это непростой вопрос, требующий отдельного обсуждения. Но Фоушин этим примером стремится показать, что наибольшее, чего можно добиться в рамках абсолютистского подхода ― это придание абсолютного статуса одной идее в ущерб всем остальным. Все прочие нравственные законы должны быть пересмотрены или отменены ради реализации главенствующего императива.

7 Fotion N. War and Ethics: A New Just War Theory. P. 2.

142

Глава 3

Второй, более гибкий подход к использованию этических принципов, состоит в признании того, что ни один из них не имеет абсолютного значения. И хотя в большинстве случаев мы должны пользоваться базовыми принципами этики, эти нормы носят характер предписаний, и поэтому не обладают абсолютным значением. В рассуждениях о такой гипотетической этике Фоушин ссылается на работу шотландского историка философии и специалиста по этике Уильяма Дэвида Росса «Право и добро»8, которая вышла в свет в 1930 г. Росс вводит понятие «обязанности prima facie» или «условной обязанности», необходимость исполнения которой зависит от специфики условий, в которых находится человек. Употребляя понятие моральной обязанности в кантианском его смысле как необходимость действия исключительно из «уважения к закону»9, Росс поясняется, что обязанность prima facie, в общем-то, «является не обязанностью как таковой, но чемто связанным с обязанностью особым образом»10. Попадая в определённую ситуацию, человек оказывается перед выбором из множества имеющихся обязанностей. Проанализировав все известные ему условия, человек отдаёт предпочтение одной из обязанностей, убеждаясь, что в данном случае его долг состоит именно в исполнении этой обязанности. Для Н. Фоушина оказывается важным существование в этике принципов такого рода, и теория исключений становится ключевым компонентом его концепции. В повседневной жизни следует ориентироваться на законы абсолютистской этики. Однако нередко условия меняются таким образом, что просто необходимо забыть или временно отказаться от имеющихся у нас моральных предписаний. Ни один из нравственных принципов при таком подходе не занимает доминирующего положения, и от каждого из них можно отказаться в нужный момент. Именно такой подход, по мнению Фоушина, лежит в основании теории справедливой войны.

8Ross W. D. The Right and the Good. Oxford: University Press, 2002.

9Кант И. Основы метафизики нравственности. С. 283.

10Ross W. D. The Right and the Good. P. xxxiii.

143

Две теории справедливой войны Н. Фоушина

Ситуация исключений, нарушений правил не воспринимается Н. Фоушином в качестве свидетельства слабости теории. Наоборот, исключения допустимы и необходимы, но только в действительно единичных случаях, иначе, при условии слишком частого злоупотребления принятыми правилами, нельзя будет говорить о существовании теории как таковой. С точки зрения теории справедливой войны, необходимость применения вооружённой силы представляет собой нарушение принципа ненасилия и невмешательства, а потому война может быть оправданной действительно в исключительных, строго кодифицированных случаях. Особую значимость взвешенному подходу к принятию решения о начале войны придаёт тот факт, что в вооружённый конфликт как непосредственно, так и опосредовано вовлекаются сотни тысяч, если не миллионы человек. Это значит, что цель, ради которой нарушается мирное состояние, должна быть действительно стоящей того. Однако одного только благого намерения недостаточно, чтобы нарушение принципов невмешательства стало бы морально приемлемым, и Фоушин в полном соответствии с доктриной справедливой войны предлагает целую систему принципов, исполнение которых санкционировало бы применение силы. Эти принципы и станут предметом нашего дальнейшего рассмотрения.

Интерпретация классической теории справедливой войны

Стоит отметить, что Н. Фоушин обращает наше внимание на отсутствие консенсуса относительно того, что именно считать теорией справедливой войны. Можно говорить о единой теории справедливой войны, но это не вполне соответствует действительности, поскольку существуют совершенно непохожие проекты интерпретации доктрины bellum justum. Правильнее было бы признать, что теория справедливой войны может использоваться в

144

Глава 3

качестве родового имени11 для ряда нормативных концепций войны, которые объединяются под таким именем в силу изначального принципиального согласия авторов этих концепций с возможностью приложения этики к войне и убеждённости в необходимости ограничения конфликтов нормами jus ad bellum и jus in bello.

Как уже отмечалось ранее, принципы jus ad bellum должны выступать в роли барьера на пути государства к войне, и только при условии удовлетворения требований каждого из них, можно говорить о справедливости участия в вооружённом конфликте. Н. Фоушин выделяет шесть канонических принципов jus ad bellum.

Принцип правого дела (just cause principle) требует, чтобы мы засвидетельствовали «не просто достаточные основания, а по-настоящему веские причины для вступления в войну»12. Вне всякого сомнения, государство, которое подверглось атаке, обладает такой веской причиной. Оборонительная война почти всегда признаётся однозначно справедливой и может наилучшим образом проиллюстрировать смысл принципа правого дела. Фоушин определяет утилитаристскую составляющую этого принципа следующим образом. Государство, на которое напали, вероятно, понесёт значительно больший урон, если откажется от сопротивления. Как правило, капитуляция без борьбы приводит к несоизмеримо большим потерям, нежели борьба. А значит, ответный удар, более выгоден, и этим объясняется его справедливость. Но Фоушин не ограничивается здесь только утилитаристскими соображениями. Сама ценность человеческой свободы заставляет людей сопротивляться угрозе утраты права на самостоятельность.

Однако оборонительная война не единственная справедливая причина войны. Справедливой может считаться и война в качестве поддержки союзника, который уже вовлечён в конфликт. Как правило, теоретики справедли-

11Fotion N. War and Ethics: A New Just War Theory. P. 10.

12Ibid.

145

Две теории справедливой войны Н. Фоушина

вой войны не оспаривают законность такого рода войны. Правым делом объявляется и война, причиной которой служит стремление защитить саму мораль и человечность. По мнению Фоушина, гуманитарные основания позволяют обосновать справедливость войны, даже не смотря на то, что государство, прибегающее к ней, фактически действует как агрессор. Во-первых, гуманитарная интервенция оправдывается особым нравственным статусом поставленной цели ― спасение и защита людей. Во-вторых, она не считается классической войной как таковой, поскольку ведётся не с народом, а с правительством, которое фактически утратило контроль над страной и перестало выполнять свою функцию в отношении своих граждан, и защитниками такого правительства. В-третьих, утилитаристские вычисления свидетельствуют в пользу меньшего вреда войны подобного рода по сравнению с бездействием

ипопустительством насильственного произвола в отношении беззащитного населения.

Удовлетворяет требованиям принципа правого дела

ивойна, начатая в качестве упреждающего удара (preemptive strike). В данной ситуации инициатор атаки чувствует себя скорее жертвой, чем агрессором, оправдывая свои действия предчувствием нападения в ближайшем будущем. Как замечает сам Фоушин, до проведения упреждающего удара необходимо поставить ряд вопросов, решение которых и будет свидетельствовать в пользу справедливости или несправедливости каждого конкретного случая. Что означает выражение «неизбежность войны в ближайшем будущем»13, на которую ссылается государство в момент упреждающего удара? Как определяется эта неизбежность? Как определить степень близости войны? Вопрос времени в данном случае вызывает наибольшее осложнение, поскольку слишком раннее нападение будет означать не упреждающую, а превентивную войну, под которой Фоушин понимает «удар с целью предотвратить атаку со стороны противника, ожидаемую в отдалён-

13 Ibid. P. 12-13.

146

Глава 3

ном будущем ― через один, два года или пять лет»14. От политического и военного руководства ситуация упреждающего удара требует принятия тонкого решения: излишняя поспешность будет означать нелегитимную превентивную войну, в то время как затянувшаяся отсрочка может привести к печальным последствиям ― военному поражению или даже разрушению государства. Тем не менее, если удастся найти удовлетворительные ответы на поставленные вопросы, то получится доказать обоснованность упреждающего удара.

Итак, учитывая все возможные варианты, Фоушин называет шесть случаев, согласующихся с принципом правого дела. Три из них относятся к ситуации самообороны: это ответные действия при объявлении войны, ответные действия на начавшееся нападение и упреждающий удар. И три связаны с нападением на другое государство: ответные действия при объявлении войны союзнику, ответные действия на начавшееся нападение на союзника и гуманитарная интервенция. Как замечает Фоушин, попытка ограничить этот список в действительности делает теорию справедливой войны недостаточно всеобъемлющей и не соответствует всему многообразию политической жизни.

Вторым критерием jus ad bellum Фоушин называет принцип крайнего средства (last resort principle). В любом политическом конфликте до того, как дело дошло до столкновения армий на поле боя, необходимо испробовать все мирные способы его урегулирования. К таким мерам можно отнести переговоры, применение экономических и политических санкций, выдвижение ультиматумов. Все средства, отличные от войны, должны быть задействованы. Именно этот принцип и объясняет невозможность одобрения с точки зрения теории справедливой войны превентивных ударов. Слишком раннее нападение на противника, которого мы подозреваем в планировании атаки в отдалённом будущем, означает добровольный от-

14 Ibid. P. 13.

147

Две теории справедливой войны Н. Фоушина

каз от попыток мирного урегулирования назревающего конфликта.

Аргумент крайнего средства исходит из представления о войне как наихудшем способе взаимодействия между участниками политических отношений. Тяжесть потерь, связанных с войной, заставляет нас признать её наименее желательным средством решения конфликтов.

Принципы пропорциональности или соразмеренно-

сти (proportionality principle) и вероятности успеха (likelihood of success principle), напрямую зависящие от принципа правого дела, Н. Фоушин рассматривает как близкие по смыслу, что, впрочем, может иногда приводить к путанице и подмене одного критерия другим. Принцип пропорциональности имеет более практическое содержание, связанное с «оценкой затрат и выгод, понесённых в ходе войны, при условии её успешного окончания»15. Согласно этому принципу, польза кампании должна значительно превосходить все будущие потери. В книге «Нравственные ограничения войны» Н. Фоушин пропорциональным средством называет войну, «когда относительно сильное государство подвергается нападению со стороны в равной степени сильного государства или когда очень сильное государство отвечает на нападение относительно сильного государства на слабого союзника»16.

Н. Фоушин отмечает ретроспективный характер применения концепции справедливой войны, то есть оценка обоснованности обращения к вооружённой силе проводится уже после начала или даже после завершения войны. Однако расчёт затрат и выгод должен производиться до объявления войны. И в если война принесёт больше потереть, нежели приобретений, от неё следует отказаться заранее.

В отличие от принципа пропорциональности принцип вероятности успеха оценивает не выгоды, которые могут быть получены в результате войны, а то, насколько

15Ibid. P. 15.

16Фоушин Н. Соразмеренность // Нравственные ограничения войны: проблемы и примеры. С. 130.

148

Глава 3

успешной будет сама война. Решение о начале войны должны быть взвешенным. Как замечает Фоушин, «если государство собирается вступить в безнадёжную войну, в ходе которой оно столкнётся со значительно превосходящими силами, ему следует просто поднять руки и сдаться»17. Трудность применения этого принципа связана с возможными разночтениями понятия успеха в ходе войны, который может в зависимости от обстоятельств заключаться в полном уничтожении армии противника или же просто в удержании его армии на границе. Н. Фоушин делает тонкое замечание относительно того, как легко риторика успешности может измениться в ходе конфликта: «в начале войны… ничто кроме полной победы не требуется и не обещается. Но когда сама жизнь вносит свои коррективы и недостижимость абсолютной победы становится очевидной, требования к успешности значительно снижаются»18.

Несмотря на то, что принцип вероятности успеха ýже по своему масштабу принципа пропорциональности, поскольку рассматривает только возможность достижения успеха в ходе войны и не принимает во внимание цены победы, оба эти принципа нелегко применить на практике. Как показывают многочисленные исторические примеры, ограниченность информации о противнике делает задачу точной оценки собственных сил и возможности минимизации потерь, а также реализацию изначального плана войны практически невозможной19.

Четыре описанных выше принципа Фоушин называет процессуальными (procedural). Пятый принцип ― добрых намерений (right intentions principle) ― носит иной характер. Он определяет тот настрой, которым обладает государство, начинающее войну. И естественно, справедливая война не может служить тайным агрессивным или эксплуататорским целям государства. Для того чтобы ответить на вопрос, какие

17Fotion N. War and Ethics: A New Just War Theory. P. 8.

18Ibid. P. 16.

19Фоушин Н. Соразмеренность // Нравственные ограничения войны: проблемы и примеры. С. 140.

149