55563365

гал, что это были зависимые люди меморианта [Бернштам А.Н., 1946б, с. 119, 126, 155, 160]. А. фон Габэн переводила как ‘Verwandter durch Heirat, Freund, Bruder’ (‘родственник по браку, друг, брат’) [Gabain A. von, 1950, S. 325, 63],

С.Е. Малов – как ‘товарищ, родной’ [Малов С.Е., 1951, с. 409]. А.М. Щербак переводил его как ‘родич, родственник, представитель того же самого рода’ [Щербак А.М., 1964, с. 146], позже на основе употребления термина в современных тюркских языках – ‘родственник, брат’ [Щербак А.М., 1997, с. 36]. И.А. Батманов переводил ‘друг, приятель’ [Батманов И.А., Арагачи З.Б., Бабушкин Г.Ф., 1962, с. 223]. И.В. Кормушин переводил в енисейских текстах как ‘родич, родственник, родной, родные’, в более поздних памятниках – ‘брат’ [Древнетюркский словарь, 1969, с. 401]. Сэр Дж. Клосон приводит значение

‘memberofthesamefamily,kinsman’(‘члентойжесемьи,родственник’),дополняя, что “sometimes used more vaguely for ‘neighbour, comrade, friend’” («иногда использовалось более широко в значении ‘сосед, товарищ, друг’»), для енисейских памятников он предлагает толкования ‘kinsfolk, fellow, clansmen’(‘родня, сообщники, члены клана’) [Clauson G., 1972, p. 607]. У. Йохансен поддерживает именно второе значение [Johansen U., 1994, S. 75]. А.Н. Кононов переводил qadaš как ‘родственник’ [Кононов А.Н., 1980, с. 87]. Т. Текин переводит

‘akraba, arkadaş, yoldaş’(‘родственник, друг, соратник’) [Tekin T., 2003, s. 245].

И.Л. Кызласов полагает, что этим термином именовали друг друга воины-со- ратники, представители одного поколения [Кызласов И.Л., 1994, с. 85–86]. В последних работах И.В. Кормушин осторожно указывает, что qadaš, видимо, изначально обозначало родственников обоего пола из рода отца [Кормушин И.В., 1997, с. 194, 195]. С.А. Угдыжеков полагает, что в енисейских текстах у термина может быть отмечена семантика ‘такие же, как я; подобные, равные мне’. По мнению исследователя, «данное название применялось мемориантами енисейской руники к представителям своего социального слоя» [Угдыже-

ков С.А., 2000, с. 20]. М. Эрдаль переводит ‘Verwandten’[Erdal M., 2002, S. 57], Э. Айдын – ‘akraba’ [Yıldırım F., Aydın E., Alimov R., 2013, s. 503]. Некоторые авторы возводят термин к лексеме *qa- ‘семья’< кит. jiā id. [Gabain A. von, 1950, S. 63; Кононов А.Н., 1980, с. 99, прим. 68; Tekin T., 2003, s. 81], другие предлагают этимологизировать от qat [Radloff W., 1897, S. 54–55; Doerfer G., 1967, S. 566]76. Ср. более позднее qa qadaš ‘родственники’ [Древнетюркский словарь, 1969, с. 399; Clauson G., 1972, p. 578], похоже, представленное в ени-

сейских надписях единственный раз в памятнике Хемчик–Чиргакы в стяженной форме qaγadaš-їm mcDGQ (Е 41, стк. 3) ‘родственник, родич’[Orkun H.N.,

76 Ср. у В.В. Радлова вариант kадаш ‘die gemeinsame Gefährte’ < kada + äš [Radloff, 1897, S. 54]. Этимология Мах̣мȳда ал-К̣āшг̣арqaū‘отсосуд’ + афф. -daš, где сосуд фигурально подразумевает утробу матери, кажется в большей степени народной [Divanü, 1985, I, s. 407; Mahmūd al-Kāšγarī, 1982, p. 309; Мах̣мȳд ал-К̣āшг̣арū, 2005, 383;сМах. ̣мȳд ал-К̣āшг̣арū, 2010,335]с..

100

1994, s. 489, 490; Малов С.Е., 1952, с. 73, 74; Древнетюркский словарь, 1969, с. 405; Tekin T., 1999, s. 7, 9; 2003, s. 245; Кормушин И.В., 2008, с. 132, 133; Useev N., 2011, s. 392, 393; Yıldırım F.,Aydın E.,Alimov R., 2013, s. 109].

Вообще термин qadaš встречается в самых разнообразных ситуациях. Наравне с ним в енисейских надписях фигурируют старшие и младшие родственники, eči и ini соответственно. Бег именует qadaš-ïm своих är’ов (Е 10, стк. 2). От лица другого меморианта называются külüg qadaš-ïm ‘[мои] славные товарищи’ (Е 3, стк. 6). В памятнике Чаа-Холь X упомянуты в падежной форме bäg-imkä qadaš-ïmqa ‘[мой] бег [и] [мои] товарищи’ (Е 22, стк. 2). В памятнике Бай-Булун II упомянуты jüz qadaš-ïma ‘сто [моих] товарищей’ (Е 49, стк. 1), в тексте памятника из Минсусинского музея tört qadaš-ïm ‘четверо [моих] товарищей’ (Е 50, стк. 3). В памятнике Бегре при перечислении идет сначала qadaš-ïm, потом qunčuj (Е 11, стк. 1), в памятнике д. Означенное идет сочетание qunčuj-ïm qadaš-ïm (Е 25, стк. 1). Х. Намык (Оркун) перево-

дил ‘prensesim, arkadaşim’ (‘моя принцесса, мой товарищ’) [Orkun H.N., 1994, s. 514], С.Е. Малов трактовал как ‘с моими принцессами и моими товарищами’[Малов С.Е., 1952, с. 46]. По И.В. Кормушину, выражение следует переводить как ‘мои супруги, мои соратники’[Кормушин И.В., 1997, с. 38]. У Э. Ай-

дына здесь ‘eşimden, akrabalarımdan…’ [Yıldırım F., Aydın E., Alimov R., 2013, s. 74]. В памятнике Алтын-Кöль II термины начертаны наоборот: qadaš-ïma qunčuj-ïma (Е 29, стк. 5). Последнее сочетание Х. Намык (Оркун) переводил

‘arkadaşımdan, prensesimden’ (‘[от] моих товарищей, [от] моих принцесс’) [Orkun H.N., 1994, s. 514], С.Е. Малов – ‘от приятелей (лучше приятельниц?)

и принцесс’[Малов С.Е., 1952, с. 56], С.Г. Кляшторный переводит как ‘подруг-

княжен’[Кляшторный С.Г., 2006, с. 337], Э. Айдын – ‘akrabalarımdan, eşimden’ [Yıldırım F.,Aydın E.,Alimov R., 2013, s. 87]. И.В. Кормушин не читает первого слова [Кормушин И.В., 1997, с. 71]. Детерминатив quj-da, стоящий перед сочетанием в тексте, указывает на то, что оно является не сочетанием однородных членов, а представляет собой случай препозиционного примыкающего определения [Кононов А.Н., 1980, с. 214], в функции которого выступает лексема qadaš-ïm.

Есть еще интересные выражения eš-ïm qadaš-ïm (Е 18, стк. 4) и eš-ïm qadaš-larïm (Е 16, стк. 2), в последнем из которых представлен единственный случай употребления термина qadaš во множественном числе, а eš в обоих – ‘друг, приятель, сподвижник’ [Древнетюркский словарь, 1969, с. 184–185; Clauson G., 1972, p. 253–254]. Возможно, этот же термин упомянут в тринадцатой надписи на р. Талас: iš qulï(a) siz özüm(a) aOhzhzisailuvʌ «О его сподвижники и слуги! О вы, мои кровные!» (Тал XIII, стк. 2) [Джумагулов Ч., 1982, с. 20] (Ср.: [Yıldırım F., Aydın E., Alimov R., 2013, s. 298]). У Мах̣мȳда ал-Кāшг̣арū здесь значение ‘eş, arkadaş’(‘приятель, товарищ’) [Divanü, 1985, c. I, s. 61], ‘companion’ (ṣāḥib) hmūd[Ma al-Kāšγarī, 1982, p. 96], ‘товарищ’

101

[Мах̣мȳд ал-К̣āшг̣арū, 200 85;, Махс. ̣мȳд ал-К̣āшг̣арū, 2010, 89]. сРечь.

идет о лексеме ẹ̄š ‘друг, приятель, сподвижник’ и т.п. со вторичными значениями ‘подобный’, ‘равный’, а также ‘близкий’ и др. [Древнетюркский словарь, 1969, с. 184–185, 214; Clauson G., 1972, p. 253–254; Севортян Э.В., 1974, с. 313–315; Rybatzki V., 2006, S. 171]; ср. ‘друг, товарищ, опора’ [Бат-

манов И.А., Арагачи З.Б., Бабушкин Г.Ф., 1962, с. 246]. Интересным видится предположение о возможности смещения семантики в сторону значения ‘со-

юзный’ [Кормушин И.В., 2004, с. 170; Кляшторный С.Г., 2013, с. 227, 228].

К.М. Мусаев предполагает возможную связь термина с *eš ‘быть таким же’ [Сравнительно-историческая грамматика, 1997/2001, с. 314; Сравнительноисторическая грамматика, 2006, с. 519]. Г.Ф. Благова полагает, что «в период первобытных общественных отношений» термин eš обозначал «лиц, связанных узами родства в составе одной родоплеменной группы», впоследствии же стал употребляться в значении ‘сотоварищ’, ‘спутник’ [Сравнительноисторическая грамматика, 1997/2001, с. 660].

Интересно встреченное в тексте Кара-Булун I сочетание jüz ïnal qadaš-ïm

(Е 65, стк. 2). Ынал, по Мах̣мȳду ал-К̣āшг̣арū, «у кого мать хатун, отец из про-

стых людей, всем молодым дают имя» [Divanü, 1985, c. I, s. 122; Mahmūd alKāšγarī, 1982, p. 147; Мах̣мȳд ал-К̣āшг̣арū, 2005,151;сМах. ̣мȳд ал-К̣āшг̣арū, 2010, с. 142–143]. Скорее всего, обозначает людей знатного происхождения

(ср.: [Древнетюркский словарь, 1969, с. 209, 218]): ‘somebody trusted by the ruler (an office at court)’ < *ınā- *‘to trust’ + -(X)l [Bosworth C.E., Clauson G., 1965, p. 10; Erdal, 1991, vol. I, p. 331; Şirin User H., 2009b, s. 89]. И.В. Корму-

шин перевел как ‘высокородные товарищи’ [Кормушин И.В., 1997, с. 143]. В тексте Чаа-Холь XI ïnal выступает как часть титула (Е 23, стк. 2). Это имя известно в таласских (Тал IX, стк. 2) [Джумагулов Ч., 1963, с. 20] и в древнеуйгурских буддийских текстах [Zieme P., 1978, S. 72–73]. А. фон Габэн переводит как ‘minister’, ‘hohem Beamtentitel’ (‘министр’, ‘высокое чиновничье звание’) [Gabain A von, 1950, S. 72, 309], ср. “used normally (or only?) as a title of office, ‘confidcntial minister’or the like, not necessarily of very high rank; in this meaning itsurvivedalongtimeandwascurrent,forexampleintheSelcukempire,sometimes for quite junior officials” [Clauson G., 1972, p. 187].

Таким образом, qadaš не имеет определенного значения, хотя явно намекает на условное равенство тех, по отношению к кому он употреблен, и меморианта. Видимо, термин является общим обозначением окружения последнего, в которое могут входить как родственники различной степени родства, так и товарищи, для обозначения которых существует конкретный термин ẹš. Иначе говоря, qadaš – скорее всего, члены одной племенной группы меморианта, соседи, сообщники.

Поэтому и строку 3 текста Уюк-Туран предпочтительнее переводить как «[мой] хан, тöлбäри (?) простой народ, славные [мои] сообщники (или товари-

102

щи), жалко, [мои] дядья [и старшие братья], многочисленные воины, молодые воины, [мои] зятья, дочери и [мои] невестки…»77.

В паре с qadaš в енисейских памятниках встречается термин kin. В тюркских языках не фиксируется формы kün с «женскими» значениями. В 1964 г. А.М. Щербак исправил чтение кÿнiмä на кiнiмä для строки 5 памятника Кы- зыл-Чираа II (см.: [Малов С.Е., 1952, с. 80]), специально отметив его необычность [Щербак А.М., 1964, с. 142, 146]. Выражение кадашïм кiнiмä он перевел как ‘моих родственников и родственниц’[Щербак А.М., 1964, с. 142]. В таком виде памятник был издан Д.Д. Васильевым [Васильев Д.Д., 1983б, с. 31 (транслитерация), 68 (прорисовка), 109 (фотография)]. По мнению внимательно изучавшего оригиналы енисейских надписей И.В. Кормушина [Кормушин И.В., 1997, с. 194; 2008, с. 281–282], на самом деле этот термин везде должен читаться как kin-im mniK, а не kün-im mnuK, как считалось ранее (памятники Е 3, стк. 1; Е 11, стк. 6, Е 45, стк. 7) [Orkun H.N., 1994, s. 449, 482; Малов С.Е., 1952, с. 16–17, 31, 81–82; Васильев Д.Д., 1983б, с. 15, 59, 112 (Е 3, стк. 1), 20, 61, 92 (Е 11, стк. 6), 31, 69, 109 (Е 45, стк. 7)]. Так, у Дж. Клосона дается чтение ekin [Clauson G., 1972, p. 109], у Т. Текина ken, kin ‘akraba’ (родствен-

ник) [Tekin T., 2003, s. 247]. Написание с корневым закрытым /ẹ/ фиксируется в текстах Хербис-баары и Элегест I kẹn-imämneK (Е 10, стк. 12; Е 59, стк. 8) [Кормушин И.В., 1997, с. 246, 236; Yıldırım F., Aydın E., Alimov R., 2013, s. 41, 140, 141] (ср.: [Васильев Д.Д., 1983б, с. 18 (транслитерация), 60 (прорисовка), 89 (фотография), 34 (транслитерация), 71 (прорисовка), 112 (фотография); Tekin T., 2003, s. 162]). Характерно, что в тексте Хербис-баары строкой выше начертана форма kin-im с со знаком /I/ i (Е 59, стк. 7) [Кормушин И.В., 2008,

с. 246; Yıldırım F.,Aydın E.,Alimov R., 2013, s. 140, 141].

И.В. Кормушин указывает, что в енисейских текстах термин kin используется для женских родственников, хотя изначально, возможно, он маркировал родственников по матери. По мнению ученого [Кормушин И.В., 1997, с. 195– 196], термин этимологически восходит к kin ‘чрево; женские половые органы’ [Древнетюркский словарь, 1969, с. 307] (Ср. также: kindik ‘пупок’ [Древнетюркский словарь, 1969, с. 308]). В другой работе он предложил иную этимологию слова, объясняя ее как форму термина kelin (kelin ‘невеста’> kenni ‘его невеста’), видоизмененную в связи с особенностями тувинского языка (буква -i- в середине слова редуцируется, в результате чего происходит ассимиляция: kinim < *kinnim). Семантика термина сводится к значению ‘свойственница, женщина,принятаявнашродпобраку’[КормушинИ.В.,2008,с.281–283].Ср.

формы также в саларском [LiYong-Sŏng, 1999, s. 248] и чувашском [Doerfer G., 1967, S. 656–657] языках.

77 Д.Г. Савинов считает, что речь идет о «большой неразделенной (патриархальной) семье» [Савинов Д.Г., 2013, с. 282], что, конечно, безосновательно. См. очерк «Форма семьи у кочевников Центральной Азии тюркского времени».

103

В строке 7 надписи Хербис-баары содержится богатая информация по составу енисейской (кыркызской?) общины: urï qadašïm üč kinim qïz qadašïm üč jenčï(Е 59,стк. 7)[Кормушин И.В.,2008,с. 246]‘моисообщникимужскогопотомства, три мои сродственницы (?), мои сородичи женского потомства, три наложницы’. Здесь kin-im стоят перед qïz qadaš-ïm, что в целом подтверждает их более высокое значение (близкое родство?) для меморианта, но более низкое, чем urï qadaš-ïm. А.М. Щербак полагал, что urï qadaš означает ‘мужчиныродственники младшего поколения’[Древнетюркский словарь, 1969, с. 614], а qïzqadašозначает‘сестра’[ЩербакА.М.,1997,с.36].Еслиэтотак,тосестры на самом деле в тот период имели меньшую социальную значимость, очевидно, уйдя в чужую семью, нежели принятые в семью женщины.

И.В. Кормушин полагает, что в целомqadaš должно переводиться как ‘единокровныйродственник,сородич’[КормушинИ.В.,2008,с.279].Темнеменее, по егонаблюдениям,в енисейскихтекстахтерминвыступаетв двухзначениях:

(1) только мужчины данного рода; (2) довольно многочисленная группа родственников. Ученый считает, что изначально термин применялся в пределах большой архаичной семьи, включавшей членов различных поколений, затем жессокращениемкругалиц,входящихвсемью,перешелнабратьев,темболее что в тюркском языке отсутствовал обобщающий термин для этого понятия [Кормушин И.В., 2008, с. 280–281]. Сочетание же kin qadaš следует рассматривать как расширенное сообщество родственников, пополнившееся за счет родичей по женской линии.

Сказать,насколькоданноемнениеИ.В.Кормушинаобосновано,возможно только после более или менее точного определения хозяйственно-культурного типа населения Тувы и Хакасско-Минусинской котловины в древнетюркский период. По отношению же к кочевникам, во-первых, ни о какой большой семье речи быть не может, во-вторых, не может быть и эволюции форм семейно-род- ственной организации. Например, у кумандинцев, которые не являлись кочевниками, были распространены как малые, так и большие семьи, переходящие в патриархально-семейные общины [Сатлаев Ф.А., 1975].

Термины kin и qadaš употребляются вместе в разном порядке: как kin-im qadaš-ïm (Е 3, стк. 1), kin-imä qadaš-ïma (Е 11, стк. 5), так и qadaš-ïma kin-imä

(Е-10, 12; Е-45, 7), qadaš-ïm kin-imä (Е 44, стк. 4). В одном из памятников написано bodun-ïma kin-imä qadaš-ïma ‘[от] [моего] народа, [моих] женщин, [моих] товарищей’ (Е 11, стк. 5). Мемориант надписи Кëжээлиг-Хову прощается со своими так: qadaš-ïma kin-imä äsiz-imä oγlan-ïm äsiz-imä ‘[мои] товарищи

[и] [мои] женщины, жаль, [мои] дети, жаль’ (Е 45, стк. 7). Исключительно на основе противопоставления qadaš и kin возможно предполагать, что он обозначал женщин-сообщниц, как полагает С.А. Угдыжеков, равных меморианту по социальному положению [Угдыжеков С.А., 2000, с. 20–21]. Косвенным подтверждением этому предположению является и наличие в строке 7 надпи-

104

си Хербис-баары фраз urï qadaš-ïm и qïz qadaš-ïm (Е 59, стк. 7), которые, видимо, в сочетании с определенными детерминативами обозначали ‘братьев’ и ‘сестер’78.

Учитывая, что мемориант прощается с qadaš и kin, вполне естественно предположить, что они присутствовали на его похоронах. С точки зрения кочевой общины в круг участников погребальных и поминальных церемоний входили лишь члены общины – семейно-родственной группы.

Вталасских надписях достоверно фиксируется термин uja (a)JU (Тал II,

стк. 5; Тал XIII, стк. 3) [Orkun H.N., 1994, s. 326, 327; Малов С.Е., 1959, с. 60, 61; Джумагулов Ч., 1982, с. 12; Yıldırım F., Aydın E., Alimov R., 2013, s. 285, 286], в более поздних памятниках означающий ‘брат, родственник’ (al-ah wa’l-qarīb), ‘птичье гнездо’ [Divanü, 1985, I, s. 85; Orkun H.N., 1994, s. 877; Gabain A. von, 1950, S. 248; Малов, 1952, с. 111; Древнетюркский словарь, 1969, с. 607; Clauson G., 1972, p. 267; Mahmūd al-Kāšγarī, 1982, p. 121; Щербак, 1997, 38; Tekin, 2003, s. 257; Мах̣мȳд ал-К̣āшг̣арū, 2005, 117;сМах. ̣мȳд

ал-К̣āшг̣арū, 2010, 116]с. . Судя по всему, он встречается и в енисейском памятнике Чаа-Холь III: elig ujamγa adïrïldïm ‘[от] пятидесяти родственни-

ков [я] отделился’ (Е 15, стк. 3) [Orkun H.N., 1994, s. 117, 118; Малов С.Е., 1952, с. 37, 38; Насилов В.М., 1960, с. 60; Yıldırım F., Aydın E., Alimov R., 2013, s. 53], а также в тексте Алтын-Кöль I (Е 28, стк. 3) [Orkun H.N., 1994, s. 511, 512; Малов С.Е., 1952, с. 53; Кляшторный С.Г., 2006, с. 335, 336; Кормушин И.В., 1997, с. 80; Yıldırım F., Aydın E., Alimov R., 2013, s. 83]. Инте-

ресно его употребление в надписи Тепсей XI в контексте öz apa ujasi (Е 126) [Yıldırım F., Aydın E., Alimov R., 2013, s. 217]. Так, в стихе, приводимом у Мах̣мȳда ал-К̣āшг̣арū, встречается сочетаниеuja qaδaš ‘брат’[Divanü, 1985, I, s. 86; Mahmūd al-Kāšγarī, 1982, p. 121; Мах̣мȳд ал-К̣āшг̣арū, 2005, 118;с.

Мах̣мȳд ал-К̣āшг̣арū, 20117],0,с.– где первая лексема выполняет функцию детерминатива, – которое доказывает общее значение второго как обозначение сообщника (ср.: ‘родственники’[Древнетюркский словарь, 1969, с. 607]). По мнению С.А. Угдыжекова, несмотря на недостаточность данных, исходя из имеющегося спектра значений, можно предположить, что речь идет о единице, связанной с кровным родством, типа клана или же семейной общины [Угдыжеков С.А., 2000, с. 15]. Например, у алтайцев уйа обозначает ответвление, включающее потомков одного человека, считавшееся до 7, 9, 12 колена

[Тюхтенева С.П., 2011, с. 105].

Венисейских текстах встречается термин adaš SD (Е 11, стк. 9) [Ма-

лов С.Е., 1952, с. 31, 32; Кормушин И.В., 1997, с. 272, 273;Yıldırım F.,Aydın E., Alimov R., 2013, s. 45] ~ adas sD (Е 26, стк. 11) [Orkun H.N., 1994, s. 545; Малов С.Е., 1952, с. 50; Кормушин И.В., 1997, с. 20] (ср., однако: [Yıldırım F., Aydın E., Alimov R., 2013, s. 77]), ‘друг, приятель, товарищ’ [Батманов И.А.,

78 См. очерк «Возрастная дифференциация социума тюрков Центральной Азии».

105

Арагачи З.Б., Бабушкин Г.Ф., 1962, с. 223; Древнетюркский словарь, 1969, с. 9; Tekin T., 2003, s. 237; Кормушин И.В., 2008, с. 287]. И.Л. Кызласов считает adaš, как и eš, наименованием воинами своих сверстников («друзья») [Кызласов И.Л., 1994, с. 86]. Контекст более поздних буддийских памятников позволяет интерпретировать термин в значении ‘супруга’, т.е. ‘спутница (жизни?)’

[Zieme P., 1992, S. 309]. У Мах̣мȳда ал-К̣āшг̣арū толкуется ‘приятель, друг’(al- hidn) [Divanü, 1985, c. I, s. 61; Orkun H.N., 1994, s. 511; Clauson G., 1972, p. 72; Mahmūd al-Kāšγarī, 1982, p. 104; Мах̣мȳд ал-К̣āшг̣арū, 2005,14; Махс. ̣мȳд ал- К̣āшг̣арū, 2010, 99]с. Ср. еще ‘kardeş, kardeş edinilmiş olan’ (‘брат, ставший братом’) [Ata A., 2000, s. 71]. В «Кутадгу Билиг» приводится мудрая мысльadaš edgü bolsa bu boldï qadaš ‘друг, когда он хорош, становится родным’ [Древнетюркский словарь, 1969, с. 9]. Из ее контекста следовало бы, что adaš был дальше, чем qadaš79. Но необходимо делать упор на то, что источник создан в среде оседлых тюрков, где семантика многих терминов уже была переосмыслена в связи с условиями их быта. Оба термина встречаются также в «Хуастуанифт» – памятнике, переведенном на тюркский язык в VIII в. и записанном уйгурским письмом: adas (adaš?) SADA, qadas (qadaš) SADAQ (Chuast., 90), – в кон-

тексте переведенные С.Е. Маловым как ‘друзей и товарищей’ [Малов С.Е., 1951,с.112,118,122].М.Добровичсклоненздесьрассматриватьqadaš именно как ‘кровных родственников’ (‘vérrokon’) [Dobrovits M., 2004, 65. o.]. Однако именно первичное положение термина adaš позволяет думать о его большем значении, нежели qadaš.

По мнению Г. Вамбери, adaş ‘Altersgenosse’(‘ровесник’), изначально ‘Namensgenosse’ (‘тезка’) < at ‘Name’ (‘имя’) и taš ‘Gefährte’ (‘спутник’) [Vámbéry H., 1898, S. 100]. Ср. также у В.В. Радлова вариант аташ ‘die Nammensgefährte’(‘тезка’) < at + äš [RadloffW., 1897, s. 54]. Ср. у сэра Дж. Клосона, addaş ‘fellow clansman’(‘член клана’) <a:t ‘clan (rather than personal) name’(‘клановое (скорее, чем личное) имя’) [Clauson G., 1972, p. 72], у Т. Текина, adaş < ātdaş

[Tekin T., 1976, s. 284]. См., однако, возражения Э.В. Севортяна, указавшего на семантическую необоснованность развития значений ‘товарищ по имени’ > ‘товарищ’, ‘друг’[Севортян Э.В., 1974, с. 204].

В этом свете важны наблюдения О. Нэдима (Туна) и И.В. Кормушина, обративших внимание на указание на существование института побратимства в енисейских эпитафиях [Tuna O.N., 1988a, s. 68–69; Кормушин И.В., 1997,

с. 275; 2008, с. 20]. В тексте Бегре встречается сочетание antlïγ adaš-ïm ‘товарищи, связанные клятвой (побратимы)’, коим противопоставляются antsïz-da ädgü eš-im ‘[мои] добрые товарищи, не связанные клятвой’(Е 11, стк. 11)80. Ср.

79 Неясно, из чего С.Г. Кляшторный делает вывод о «частичном совпадении семантических спектров терминов адаш и кадаш» в этой фразе [Кляшторный С.Г., 2013, с. 225].

80 С.Г. Кляшторный, интерпретируя эти случаи, пишет «определенно о делении войска на княжескую дружину, состоящую из воинов-побратимов и ополчение мужей-

106

в «Кутадгу билиг» andlїγ ‘давший клятву, клятвенный’(См.: [Древнетюркский словарь, 1969, с. 46]). Ср. также у древних монголов институт anda [İnan A., 1948a, s. 285–286; Крадин Н.Н., Скрынникова Т.Д., 2006, с. 176]81. Можно привлечь материалы памятника Очуры, где противопоставляются är adašïŋïz ‘[ваши] эры-адаши’и är ädgüsiz ‘[ваши] эры, не связанные добрыми [отноше-

ниями]’(Е 26, стк. 15).

Побратимство в степи заключается в возможности останавливаться друг у друга, брать на подержание нужные вещи и скот [Гродеков Н.И., 1889, с. 40–41]. Эпические сказания тюркских и монгольских народов отразили, прежде всего, такой аспект побратимства, как взаимопомощь в военных делах [Липец Р.С., 1984, с. 96–99]. В огузском эпосе нашла отражение имевшая место в жизни традиция между близкими друзьями родниться, заключая браки между детьми [Короглы Х.Г., 1975, с. 67]. В оседло-земледельческих обществах возникновение института побратимства свидетельствовало о кризисных явлениях в общественной организации, основанной на родственных узах [Хазанов А.М., 1975, с. 107–111]. В нашем случае возможно рассматривать это явление как определенный показатель характера общества, но не уровня его развития.

Обращает на себя внимание попытка Н. Базылхана читать в стк. 7 Суджинской надписи в сочетании Mr1MA amRm вместо marïm-a, как читают обычно, толкуя как арамейское слово ‘учитель, наставник’ [Ramstedt G.J., 1913, S. 5; Бернштам А.Н., 1946б, с. 52; Кляшторный С.Г., 1959, с. 163; 165– 166; Древнетюркский словарь, 1969, с. 337; Tekin T., 2003, s. 108; Айдаров Г., 1971, с. 354; Bazin L., 1990, p. 55; Sertkaya O.F., 2001, s. 311; Кормушин И.В., 2008,с.77–81;2009,с. 182;ŞirinUser H.,2009b,s.111–112],тюркскоеïmïrïm-a

‘ымыраласым-а (дусым-а)’ [Базылхан Н., 2005, 163 б., 255 нұсқ.]82. Так, ср. др.-тюрк. amïr-, amra- ‘любить’[Древнетюркский словарь, 1969, с. 41], с первичным значением ‘спасать, избавлять’, ‘защищать, заступаться’, ‘хранить, стеречь, беречь, предохранять’, ‘прятать’< абыр/амыр ‘спокойствие’, ‘мир’, ‘согласие’ + глаголообразующий аффикс -а- [Севортян Э.В., 1974, с. 58].

воинов (эров)». Соответственно, из логики исследователя вытекает лишь, что дружинники в одном случае обозначаются термином qadaš ‘дружинники-побратимы’, в другом – är qadaš ‘воины-побратимы’, в третьем – adaš ‘соратники’, в то время как простые воины – eš ‘сотоварищи’ (очевидно, наравне с просто är) [Кляшторный С.Г., 2013, с. 224–225]. Однако такая интерпретация предполагала бы отказ от идеи существования какой-либо унификации терминологии и, соответственно, требовала бы пересмотра употребления всех этих терминов в каждом конкретном случае.

81 Мнение О. Нэдима (Туны) об аналогичных корневых основах в Хушо-Цайдамских текстах [Tuna O.N., 1988a, s. 68–69], по-видимому, неверно.

82 Следует отметить, что сомневался в таком чтении, похоже, и И.А. Батманов, поставивший знак вопроса после этого слова [Батманов И.А., Арагачи З.Б., Бабушкин Г.Ф., 1962, с. 64].

107

Впрочем, П.М. Мелиоранским еще в 1899 г. было высказано замечание о том, что «нет ни одного достоверного случая в надписях, чтобы начальное “ы” не было обозначено через i» [Мелиоранский П.М., 1899б., с. 0153]. Интересно, что некогда Л. Базен указал, что здесь можно видеть не только mar ‘maitre’,

но и amïr ‘tranquillité, fait d’être sans malaise’ [Bazin L., 1964, p. 210] (ср.: [Bazin L., 1990, p. 55]; см., однако: [Clauson G., 1972, p. 159–160], где обосно-

вывается монгольское происхождение основы *amur, ср.: [Кляшторный С.Г., 2007, с. 195–196]).

В этом контексте интересен другой термин. В одной из надписей из местности Дэл уул встречен термин amNUx, т.е. qonum-a с показателем вокатива [БаттулгаЦ.,СүхбаатарД.,2006,15дугаартал.],возможно,близкийкзафиксированному Мах̣мȳдом ал-К̣āшг̣арūqonumслову ‘близкий сородич, соплемен-

ник’[Древнетюркский словарь, 1969, с. 455; Clauson G, 1972, p. 639; Erdal M., 1991, vol. I, p. 294]. В тексте Барык I, похоже, И.В. Кормушиным читается форма qoŋïm myx (Е 5, стк. 1) [Кормушин И.В, 1997, с. 210–211] (ср., однако: [Yıldırım F., Aydın E., Alimov R., 2013, s. 32]). Так, ср.: qōn- ‘оседать, посе-

ляться, избирать местом жительства’ [Древнетюркский словарь, 1969, с. 455] и qonšï ~ qošnï ‘сосед’ [Древнетюркский словарь, 1969, с. 455], в обеих фор-

мах встречающийся у Мах̣мȳда ал-К̣āшг̣арū [Divanü, 1985, 435;I, sMahmūd. al-Kāšγarī, 1982, p. 328; Мах̣мȳд ал-К̣āшг̣арū, 20405,7;сМах. ̣мȳд ал-К̣āшг̣арū, 2010, с. 355; Древнетюркский словарь, 1969, с. 460, 461], и во второй, kошны ‘сосед’, у Йȳсуфа ал-Баласāг̣ȳнū [Радлов В.В., 1899, ч. 1, стб. 644], с обычной метатезойnš~ šn[КононовА.Н.,1980,с.72],припервичнойформеqonšï[Clau-

son, 1972, p. 640; Erdal M., 1991, vol. I, p. 344], сохранившейся в огузской диа-

лектной форме [Древнетюркский словарь, 1969, с. 648]. Ср. тат. kошна ‘сосед, соседний; сожитель’ [Радлов В.В., 1899, ч. 1, стб. 643], вост.-тюрк. kошна ~ kошнi ‘сосед’[Радлов В.В., 1899, ч. 1, стб. 644]. По мнению А.Н. Самойловича [Самойлович А.Н., 2005а, с. 311], термин восходит к qon- ‘останавливаться на ночевку во время пути, делать остановку во время кочевания, сидеть временно или навсегда’ [Радлов В.В., 1899, ч. 1, стб. 531–535]: ср. форму qontïm в Хэнтэйской наскальной надписи [Кляшторный С.Г., 2003, с. 277; 2006, с. 126].

Материалы об институте гостеприимства у кочевников проанализированы Абдюлькадиром Инаном. Он приводит информацию об обязанности кормить гостей и при необходимости предоставлять им лошадей, то есть давать право набарымту.Этоопосредованонеобходимостьювзаимногострахованиякочевников [İnan A., 1968a, s. 290–291]. Однако кроме значения ‘сосед’ в казахском языке исходный термин в соответствующей огласовке kоңсу имеет также значения ‘человек, живущий в ауле под покровительством или подачками богатых’и ‘бедняк’[Радлов В.В., 1899, ч. 1, стб. 525] (См. также: [Толыбеков С.Е., 1971, с. 504]). Аналогично у тяньшаньских кыргызов kоңшу ‘сосед’и ‘бедный сосед (экономически зависимый от богатого)’ [Киргизско-русский словарь,

108

1985, т. I, с. 404]. Семантическая эволюция здесь опосредована социальными процессами.

Рассмотренная терминология енисейских текстов указывает на территориальный характер общинных связей населения долины р. Енисей в древнетюркский период. Возможно выстроить рассмотренные термины в следующий ряд, исходя из степени близости к меморианту: urї qadaš и qїz qadaš – братья и сестры, antlïγ adaš – побратимы, adaš, eš – друзья, qadaš и kin ~ kẹn– члены одной общины, соседи, qoŋïm – соседи по племени (?).

Сэр Дж. Клосон отмечает противопоставление у Мах̣мȳда ал-К̣āшг̣арū термина qonum ‘a group of people living close together’и uğuš ‘a group of people related by blood, a clan’[Clauson, 1972, p. 639].

Отдельное внимание следует уделить наличию термина küdägü-lärim среди родни, с которой прощается мемориант, в памятнике Уюк-Туран, что А.Н. Бернштам считал свидетельством элементов матрилокальности [Берн-

штам А.Н., 1946б, с. 155].

Если вновь обратиться фрагменту о похоронах тюрка, то после описания собравшихся людей китайские хронисты пишут: «В этот день и мужчины и женщины в нарядных платьях собираются на кладбище; если мужчине понравится девушка, то по возвращении в дом он посылает сватать ее, и роди-

тели редко отказывают» [Visdelou C., 1779, p. 127; Бичурин Н.Я., 1950, т. 1, с. 230; Julien S., 1864, vol. III, p. 334, 352; Parker E.H., 1899, p. 122; 1900a, p. 166; Liu Mau-tsai, 1958, Bd. I, S. 10, 42; Лю Маоцай, 2002, с. 21; Taşağıl A., 2003a, s. 98, 113; Lin Gan, 2000, s. 361; Қазақстан тарихы, 2006, 67, 123–124 б; Kara G., 2016, s. 552–553]. Судя по всему, брак этот заключался внутри одной родственной группы. Правда, сложно судить о степени распространенности этого явления.

В енисейских памятниках встречаются два термина свойства. Термин küdägü ugduK (Е 3, стк. 6) ‘зять’ [Gabain A. von, 1950, S. 317; Древнетюрк-

ский словарь, 1969, с. 324; Щербак А.М., 1997, с. 37], несомненно, этимологически связан с зафиксированными в более поздних памятниках словами küdän ‘гость’, имевшим более раннее значение ‘son-in-law’ (‘зять’) в смысле

‘daughter’s husband’ (‘муж дочери’) [Clauson G., 1972, p. 703], küdün ‘пирше-

ство’и küδän ‘брачная ночь’(см.: [Древнетюркский словарь, 1969, с. 324]). По мнению К.М. Мусаева, термин может восходить к основе *küj- ~ *küd- [Срав- нительно-историческая грамматика, 1997/2001, с. 298]. Возможно, связано с küδ- ‘беречь, стеречь, присматривать’, ‘стеречь, пасти’ [Древнетюркский словарь, 1969, с. 324] (см.: [Erdal M., 2015]). По мнению А.В. Дыбо, пратюрк-

ская фонетическая форма выглядела как *küδeγü [Сравнительно-историческая грамматика, 2006, с. 33]. Так или иначе, здесь можно видеть отражение известного у кочевников обычая, когда зять жил в стане тестя и отрабатывал в его хозяйстве, что зафиксировано у племен те-лэ [Бичурин Н.Я., 1950, т. I,

109