Учебное пособие 800402

Научный журнал «Современные лингвистические и методико-дидактические исследования»

4. Псевдоитальянизмы (9).

В своей нашумевшей статье «Spaghettisiert euch!» (Спагеттизируйтесь!) во «Frankfurter Allgemeine Zeitung» от 28.09.2002 года Д. Шюмер пишет следующее: «В то время как весь мир жалуется на американизацию, глобальная лейткультура происходит из Италии» [1*]. Под лейткультурой (Leitkultur) в ФРГ традиционно понимается влияние определённых стран и/или союзов на межгосударственную повестку дня. В лингвистическом ракурсе лейткультура тождественна влиянию языков-стандартов, в первую очередь, на словообразовательные механизмы немецкого литературного языка. Итальянский адстрат стойко ассоциируется с модой в сферах гастрономии, одежды и этикета, чему находим подтверждение и в сегменте псевдоитальянизмов.

Исследователями единодушно отмечается участие итальянских и псевдоитальянских вспомогательных морфем в образовании немецких прагматонимов, не вошедших в корпус по изложенным выше соображениям. Так, Л.А. Митрофанова выделяет суффиксы -ella и -mat в названиях продуктов, ср.: Sanella, Lavamat, Senkomat, [2*, c. 99–102]; П.К. Куррас относит псевдоитальянские суффиксы -ol, -il, -an, -in к маркерам профессионалекта промышленной торговли [3*, c. 183]. С целью привлечения внимания покупателей в современном немецком литературном языке зачастую используются «слова-сэндвичи» как продукты фонетической контаминации, ср.: Mochaccino (Mocca + Cappuccino), Chococcino (Choco + Cappuccino), Salamini (Salami + mini), Aldidente (Aldi + dente), Brölio (Brökelmann + olio), Triolade (Trio +

Schokolade) [2*, c. 100–101; 4*, c. 958–959].

Псевдоитальянский сегмент является самым ярким свидетельством языковой манипуляции в классе исследуемых единиц, что подтверждает в своих выводах и Т. Грубер, рассуждающая о формах макаронического многоязычия [5*, c. 177]. Наряду с контаминацией (Vaticano + WikiLeaks = Vatileaks (скандал, связанный с кражей камердинером папы Римского Бенедикта XVI П. Габриэле засекреченных документов Ватикана для передачи их журналисту Дж. Нуцци); Pony + Ravioli = Ponyoli (шутл. равиоли с кониной)), которой подвержены даже глаголы (Vespa (название мотоцикла) + spazieren = vespazieren) в словообразовательном арсенале псевдоитальянской апеллятивной лексики содержатся суффиксы -issimo (elegantissimo), -issima (primissima) и -ikato (futschikato) с функцией элативов.

Функционально-стилистический и семантико-экспрессивной номинал единиц псевдоитальянского сегмента распределён в равных частях между обиходной (3), шутливой

(3) и эмоциональной (3) окраской, оправдывающей тезис гумбольдтианства о «духе народа», бытующем в языке.

5. Псевдолатинизмы (14).

Латинский, как один из наиболее древних пластов в составе немецкого языка, образует основу так называемого общероманского субстрата. К примеру, галльский пласт более чем на 85% состоит из романских заимствований [8, c. 142]. Гомологичность романских языков, усугублённая их различными ролями в процессе заимствования собственных или лексических единиц других языков, побуждает редакцию Duden использовать для прецедентов псевдолатинизмации и прочих субстратных явлений пометы «romanisierende / latinisierende Bildung» (романизирующее / латинизирующее образование), «mit romanisierender / latinisierender Endung» (с романизирующей / латинизирующей финалью)

[ср. 3**, c. 1019]. Следовательно, псевдолатинизмами могут выступать и макаронизмы, и галлицизмы с неоднозначной этимологией.

Псевдолатинизация традиционно ассоциируется с характерной суффиксацией производных основ; центральным суффиксом здесь выступает -us (35,71%) в кластере псевдолатинских когноменов, полученных смешанным способом «суффиксация + антономазия»: der Muffianus – брюзгливый меланхолик; der Stolprianus – увалень, недотёпа; der Luftikus – ветреник). Следует отметить, что у перечисленных когноменов (промежуточных имён в латинском имяречении) до сих пор отсутствует парадигма склонения в обоих числах в немецком языке, как и у латинизмов der Kasus, das Genus.

27

Выпуск № 2 (46), 2020 ISSN 2587-8085

Небезынтересно, что псевдолатинские когномены на -ianus зачастую смешивают с нижненемецким обиходным усечением имени собственного Johannes.

Романские суффиксы псевдогаллицизмов, участвующие в образовании апостериорных гибридов, могут параллельно использоваться как для псевдогаллизации (ср. nomen collectivum der Grobianismus (пренебр. грубиянство) с галльским суффиксом –ismus; spendabel (разг. щедрый, тороватый); die Lappalie (студ. жарг. мелочь, ерунда); spintisieren

(пренебр. – нести вздор; по аналогии с глаголом «spinnen»)), так и для псевдоитальянизации, ср.: der Apparillo (разг., шутл. аппарат, «гробина»). Единственным примером словосложения служит псевдолатинизм der Universitätspräsident (обр. президент университета), появившийся в языке ФРГ во второй половине XX века [5**].

В псевдолатинском сегменте преобладают единицы функционально-стилистически дифференцированного состава современного немецкого литературного языка: коллоквиализмы (7) и архаизмы (4). Функциональную палитру образуют семантикоэкспрессивные окраски «шутливое» (2), «обиходное» (6) и «пейоративное выражение» (3).

Однозначной оценки не выработано в отношении группы промежуточных когноменов

(6) из разряда nomina qualitatis, например: der Schlotterjan (неряшливый человек), der Schmierian (халтурщик), der Polterjan (грохотун). Х. Бэско относит их к псевдолатинской лексике [6*, c. 655–656], Г. Каливода же высказывается в пользу псевдогреческого: «Die Personenbezeichnungen auf -ian, die auf Heiligennamen wie Cyprian anspielen, sind also Gräcismen» («Имена собственные на -ян, образованные по аналогии с теонимом Куприян, –

грецизмы». – Перевод наш) [7*, c. 1192].

6. Псевдогрецизмы (2).

Полностью интернациональный сегмент псевдогрецизмов с 50% апеллятивов и 50% номенклатурных онимов (Ionidros, Uro-hygienal), оставшихся за рамками анализа, допускает вывод, что апостериорная деривация на основе заимствованного пласта тем вероятнее, чем старше сам пласт, что недвусмысленно подтверждают псевдогалльский и псевдолатинский (псевдороманский) сегменты. Способы словообразования псевдогрецизмов представлены единичными случаями словосложения (die Chaostheorie – теория хаоса) и конфиксации (аффиксации) (die Antisyphilis – мед. антисифилис), по модели которых могут образовываться и другие единицы данного сегмента с функционально невыраженными параметрами.

7. Псевдославизмы (5).

Несмотря на наличие более чем устойчивых зон языкового контакта, а также исторически обусловленное влияние славянской периферии на германский диалектный континуум с подтверждёнными данными славянской топонимики на германском лингвистическом атласе (Berlin, Dresden, Rostock и мн. др.), в истории германо-славянских языковых контактов отсутствовали инвазивные волны заимствования, а последнее носило спорадичный и дисперсный характер. По-видимому, данное явление связано с гетерогенностью строя славянских и германских языков (по изоглоссе кентум-сатем), приходящихся друг другу дальними родственниками – потомками ностратического языка.

Единицы немногочисленного псевдославянского сегмента образованы посредством лексико-семантического (смешанного) способа словообразования – «антономазии + суффиксации», восходящей к ономасиологической опции онимизации (образования nomen proprium из nomen appellativum). Полученные онимы, тем не менее, сохраняют написание, сообразное с их частеречной принадлежностью, ср. имя существительное der Besoffski (пьяница), полученное от перфектного причастия besoffen (мертвецки пьяный); имя прилагательное kaputtski (от. нем. kaputt с возможностью субстантивации: tot wie Kaputtski) и

междометий bis baldinowski / bis baldinski (до скорого), tschüssikowski (пока). Псевдославизм

«der Püttek» (шахтёр в Рурской области) получен за счёт прибавления западнославянского суффикса -ek как частотной финали польских, чешских и словацких фамилий шахтёров к диалектизму «der Pütt» (карьер, шахта), распространённому в рейнско-вестфальском регионе.

Функциональную закреплённость единиц псевдославянского сегмента за разговорной

(3) и фамильярной (2) стратами семантико-экспрессивной окраски с оттенком дерогации

28

Научный журнал «Современные лингвистические и методико-дидактические исследования»

можно объяснить отрицательным отношением к ГДР в сегодняшней ФРГ и Евросоюзе в целом, о чём весьма красноречиво свидетельствует западный глагол «anosten» (адаптировать, приближать к Востоку) времён холодной войны, образованный в 1989 году по аналогии с

«rosten / anrosten» (ржаветь) [8*, c. 5].

Таблица 2

Способы образования псевдозаимствований в современном немецком литературном языке

Из табл. 2 явствует, что в классе псевдозаимствований преобладают лексические способы словообразования (91,89%), что говорит о преимущественно формальной природе генеза изучаемого явления в системе современного немецкого литературного языка, т.е. количественному решению вопросов словарного прироста и неологизации. Разновесные показатели семантических (2,7%) и вдвое превосходящих их смешанных способов (5,4%) словообразования совокупно индицируют достаточно слабую степень (8,1%) семантизации и внутренней комбинаторности единиц исследуемого класса (синтетическую рецессивность), предпочтение же отдаётся морфологической комбинаторике и аналитической линейности. Ведущим способом образования псевдозаимствований является суффиксация – как в чистом виде (129; 69,72%), так и в составе смешанных способов (9; 4,86%), – претендующая, повидимому, в вопросах апостериорной деривации на статус языковой универсалии.

Выводы.

1.Феномен псевдозаимствования в современном немецком литературном языке целиком укладывается в контекст гибридизации (смешения) языков, вопреки существующим разногласиям на этот счёт в среде отечественных германистов; единицы исследовательского корпуса, а также оставленные за его рамками онимные сегменты (антропонимы, эргонимы, прагматонимы, артионимы, фитонимы) и смежные явления полностью оправдывают статус гибридных единиц (апостериорных образований), о чём свидетельствует свободная сочетаемость псевдозаимствованных имён существительных (в отличие, например, от ряда слабоассимилированных галлицизмов), ср.: der Damenfriseur, der Berufs-Besoffski, der Bandrocker.

2.Несмотря на значительные успехи лингвистов в изучении природы псевдозаимствования и валидность предложенного нами ранее термина-эрцаза «апостериорная деривация», остаётся пространство для уточнения содержания понятия «псевдозаимствование»; в частности, по-прежнему открыты вопросы о статусе сопряжённых явлений в современном немецком литературном языке, как то: германизированное прочтение заимствованных лексем, нарушающее принцип обратимости (ср. англицизм «das Puzzle»,

29

читающийся как [pʊzl]), или конверсия галльских заимствований, изменяющая частеречную принадлежность, а с ней и содержательную ипостась лексемы (ср. галлицизм «beige» (бежевый) и конверсив-субстантиват «das Beige» (краска бежевого цвета)); в том числе не ясно, интерпретировать различия в образовании множественного числа латинизма «bonus» в немецком (Boni) и русском (бонусы) литературном языках в разрезе ассимиляции или же гибридизации, учитывая наличие в немецком словарном арсенале прецедентов германизации латинской финали -us в формах множественного числа имён существительных мужского рода, ср.: der Kursus – Pl. Kurse, der Zirkus – Pl. Zirkusse, der Rhythmus – Pl. Rhythmen;

ассимиляция и отчасти гибридизация связаны также с таким явлением, как деэтимологизация слов-прототипов, которая представляется одним из источников апостериорной деривации, ср.: позднесредневерхенемецкий глагол «trampeln» с итеративной семантикой (топать, стучать ногами, утрамбовывать), восходящий к средненижненемецкому «trampen» (нахальничать, бродяжничать), от которого произошёл англицизм «tramp» (бездомный, в том числе и в немецком языке «der Tramp») и позже псевдоанглицизм «trampen» [-ɛ- и -a-] (путешествовать автостопом).

3.Псевдозаимствование возможно лишь при наличии устойчивых (интенсивных) языковых контактов и/или контактных зон, в анизотропии которых складываются условия для манипуляции заимствованным иноязычным материалом, характерной для экзоглоссных языковых ситуаций; отсутствие в словарном составе современного немецкого литературного языка, например, сегментов псевдосинизмов и псевдоарабизмов обусловлено тем, что синизмы и арабизмы, могущие выступить основой для словопроизводства гибридных единиц, заимствовались преимущественного через посредничество других языков, например, французского или английского (ввиду отсутствия до настоящего времени немецко-китайских

инемецко-арабских контактных зон) и не образуют самостоятельных адстратов (пластов) в системе указанного языка.

4.Формальный характер словообразования псевдозаимствований определяется тенденциями к лояльности языку-донору (его цитации) и к подражанию языкам-стандартам (в случае псевдогаллицизмов и псевдоанглицизмов); отмечаемая ещё Й.Г. Шоттелем «жадность до чужого» (Fremdgierigkeit) выступает одним из дистинктивных признаков немецкой литературной речи, для чего системой языка заготавливаются гетерогенные множества, способные посредством словарной комбинаторики поддерживать выразительный потенциал немецкого речевого репертуара и обеспечивать многогранный характер общения носителей данного языка, обусловленный спецификой его историко-культурной среды.

Библиографический список

[1]Кобенко Ю.В. Языковая ситуация в ФРГ: американизация и экзоглоссные тенденции. Томск: Изд-во Томского политехнического университета, 2014. 360 с.

[2]Müller R. Hochund Kultursprache: Konstituierung eines Systems begrifflicher Merkmale und seine sprachliche Konkretion am Beispiel des neuhochdeutschen // K. Ezawa, W. Kürschner, K.H. Rensch, M. Ringmacher (Hrsg.) Linguistik jenseits des Strukturalismus. Akten des II. Ost- West-Kolloquiums in Berlin 1998. Tübingen: Gunter Narr, 2002. S. 425–435.

[3]Гухман М.М., Семенюк Н.Н. История немецкого литературного языка IX–XV вв.

М.: Наука, 1983. 200 с.

[4]Васильева Н.В. Международная конференция «Имена собственные и право в Европе» // Вопросы ономастики. 2015. № 2 (19). С. 178–181.

[5]Кобенко Ю.В. Экстралингвистический детерминизм природы псевдозаимствования

//Томский журнал лингвистических и антропологических исследований. 2016. № 1 (11). С. 29–35.

[6]Кабакчи В.В., Егорова К.А. Лексикография словаря ксенонимов // Язык и культура в эпоху глобализации: сборник научных трудов по материалам второй международной

30

Научный журнал «Современные лингвистические и методико-дидактические исследования»

научной конференции. Санкт-Петербург, 26 марта 2015 г. В двух частях: Ч. 1. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского государственного экономического университета. С. 56–63.

[7]Шмелёва Т.В. Ономастика: учебное пособие. Славянск-на-Кубани: Издательский центр филиала КубГУ в г. Славянске-на-Кубани, 2013. 161 с.

[8]Кобенко Ю.В., Меремкулова Т.И. Галльские заимствования в современном немецком языке: структурно-системные и функционально-динамические особенности. Томск: Издательский дом Томского государственного университета, 2018. 211 с.

[9]Herberg D. Neologismen in der deutschen Gegenwartssprache. Probleme ihrer Erfassung und Beschreibung // DaF, 2002. Nr. 4. S. 195–201.

Список проанализированных источников

[1*] Schümer D. Spaghettisiert euch! Alle Welt beklagt den amerikanischen Einfluss, doch die globale Leitkultur kommt aus Italien // Frankfurter Allgemeine Zeitung. 28.09. 2002. Nr. 226. (in German).

[2*] Митрофанова Л.А. Контаминационные производные в современном немецком языке с элементами-итальянизмами // Вестник Самарского государственного университета. 2013. № 8/1 (109). С. 98–103.

[3*] Kurras P.C. Die Entwicklung der hybriden Wortschöpfungen bei den italienischen

Markennamen // Names in commerce and industry: past and present. Berlin: Logos-Verlag, 2006. S. 167–185.

[4*] Митрофанова Л.А. Итальянизмы и псевдоитальянизмы тематической группы «национальная кухня» в современном немецком литературном языке // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. 2014. № 2 (4). Т. 16. С. 956–959.

[5*] Gruber T. Mehrsprachigkeit und Sprachreflexion in der Frühen Neuzeit: Das Spanische im Königreich Neapel. Tübingen: Gunter Narr, 2014. 329 S.

[6*] Baeskow H. Abgeleitete Personenbezeichnungen im Deutschen und Englischen. NY, Berlin: Walter de Gruyter, 2011. 770 S.

[7*] Kalivoda, G. et al. Historisches Wörterbuch der Rhetorik / Hrsg. von G. Ueding. Bd. 3: Eup–Hör. Tübingen: Max Niemeyer Verlag, 1996. 1610 S.

[8*] Katelhön P. Auf den Spuren des Hühnergotts. Der deutsch-deutsche Sprachwandel als Thema in einem interkulturellen Deutsch – als – Fremdspracheunterricht // Mondial: SIETAR-

Journal für interkulturelle Perspektiven. 2009. Nr. 1. S. 3–7.

Список словарей

[1**] Жеребило Т.В. Словарь лингвистических терминов. Изд. 5-е, испр. и доп. Назрань: Пилигрим, 2010. 486 с.

[2**] Urban Dictionary, URL: https://www.urbandictionary.com. (время обращения – 05.04.2020).

[3**] Le Grand Robert de la Langue Française, URL: http://gr.bvdep.com (время обращения

– 03.04.2020).

[4**] Duden Universalwörterbuch. 4. neu bearb. u. erw. Aufl. Mannheim, Leipzig, Wien,

Zürich: Dudenverlag, 2001. 1892 p.

[5**] DWDS – Digitales Wörterbuch der deutschen Sprache, URL: https://www.dwds.de/ (время обращения – 04.04.2020).

References

[1] Kobenko Yu.V. Yazykovaya situatsiya v FRG: amerikanizatsiya i ekzoglossnyye tendentsii [The language situation in Germany: Americanization and exoglossic tendencies]. Tomsk, Tomsk Polytechnic University Press, 2014. 360 p. (in Russian).

31

[2]Müller R. Hochund Kultursprache: Konstituierung eines Systems begrifflicher Merkmale und seine sprachliche Konkretion am Beispiel des neuhochdeutschen [Standard and cultural language: Constitution of a system of conceptual characteristics and its linguistic concreteness using

the example of the New High German] // K. Ezawa, W. Kürschner, K.H. Rensch, M. Ringmacher (Ed.) Linguistics beyond structuralism. Acts of the 2nd East-West Colloquium in Berlin 1998. Tübingen, Gunter Narr, 2002, pp. 425–435 (in German).

[3]Gukhman M.M., Semenyuk N.N. Istoriya nemetskogo literaturnogo yazyka IX–XV vv. [History of the German literary language of the 9th–15th centuries]. Moscow, Nauka, 1983. 200 p. (in Russian).

[4]Vasil'yeva N.V. Mezhdunarodnaya konferentsiya «Imena sobstvennyye i pravo v Yevrope» [International Conference “Proper Names and Law in Europe”] // Problems of Onomastics, 2015, Vol. 2 (19), pp. 178–181 (in Russian).

[5]Kobenko Yu.V., Meremkulova T.I. Gall'skiye zaimstvovaniya v sovremennom nemetskom yazyke: strukturno-sistemnyye i funktsional'no-dinamicheskiye osobennosti [Gallic borrowings in modern German: structural-systemic and functional-dynamic features]. Tomsk, Publishing House of Tomsk State University, 2018. 211 p. (in Russian).

[6]Kobenko Yu.V. Ekstralingvisticheskiy determinizm prirody psevdozaimstvovaniya [The extralinguistic determinism of the nature of pseudoborrowing] // Tomsk Journal of Linguistics and Anthropology, 2006, Vol. 1 (11), pp. 29–35 (in Russian).

[7]Kabakchi V.V., Yegorova K.A. Leksikografiya slovarya ksenonimov [Lexicography of the dictionary of xenonyms] // Language and culture in the era of globalization: a collection of scientific papers based on the materials of the second international scientific conference. St. Petersburg, March 26, 2015. In 2 parts: Part 1. St. Petersburg, Publishing House of St. Petersburg State University of Economics, 2015, pp. 56–63 (in Russian).

[8]Shmelova T.V. Onomastika: uchebnoye posobiye [Onomastics: a training manual]. Slavyansk-on-Kuban, Publishing center of the branch of Kuban State University in the city of Slavyansk-on-Kuban, 2013. 161 p. (in Russian).

[9]Herberg D. Neologismen in der deutschen Gegenwartssprache. Probleme ihrer Erfassung und Beschreibung [Neologisms in the German contemporary language. Problems of their registration and description] // German as a Foreign Language, 2002, Vol. 4, pp. 195–201 (in German).

Analyzed sources

[1*] Schümer D. Spaghettisiert euch! Alle Welt beklagt den amerikanischen Einfluss, doch die globale Leitkultur kommt aus Italien [Spaghettize! Everybody complains of American influence, but the global lead culture comes from Italy] // Frankfurter Allgemeine Zeitung, 28.09. 2002, No. 226.(in German).

[2*] Mitrofanova L.A. Kontaminatsionnyye proizvodnyye v sovremennom nemetskom yazyke s elementami-ital'yanizmami [Contamination derivatives in modern German with Italian elements] // Bulletin of Samara State University, 2013, Vol. 8/1 (109), pp. 98–103 (in Russian).

[3*] Kurras P.C. Die Entwicklung der hybriden Wortschöpfungen bei den italienischen

Markennamen [The development of hybrid word creations for Italian brand names] // Names in commerce and industry: past and present. Berlin, Logos-Verlag, 2006, pp. 167–185 (in German).

[4*] Mitrofanova L.A. Ital'yanizmy i psevdoital'yanizmy tematicheskoy gruppy

«natsional'naya kukhnya» v sovremennom nemetskom literaturnom yazyke [Italianisms and pseudo-Italianisms of the thematic group “national cuisine” in modern German literary language] // Bulletin of the Samara Scientific Center of the Russian Academy of Sciences, 2014, Vol. 16, No 2 (4), pp. 956–959 (in Russian).

[5*] Gruber T. Mehrsprachigkeit und Sprachreflexion in der Frühen Neuzeit: Das Spanische im Königreich Neapel [Multilingualism and language reflection in the early Modern Period: Spanish in the Kingdom of Naples]. Tübingen, Gunter Narr, 2014. 329 p. (in German).

32

Научный журнал «Современные лингвистические и методико-дидактические исследования»

[6*] Baeskow H. Abgeleitete Personenbezeichnungen im Deutschen und Englischen [Deriving personal names in German and English]. NY, Berlin, Walter de Gruyter, 2011. 770 p. (in German).

[7*] Kalivoda G. et al. Historisches Wörterbuch der Rhetorik [Historical dictionary of rhetoric] / Ed. by G. Ueding. Vol. 3: Eup–Hör. Tübingen: Max Niemeyer Verlag, 1996. 1610 p. (in German).

[8*] Katelhön P. Auf den Spuren des Hühnergotts. Der deutsch-deutsche Sprachwandel als Thema in einem interkulturellen Deutsch – als – Fremdspracheunterricht [On the trail of the chicken god. The German-German language change as a topic in an intercultural German – as – foreign language teaching] // Mondial: SIETAR journal for intercultural perspectives, 2009, Vol. 1, pp. 3–7 (in German).

Dictionaries used

[1**] Zherebilo T.V. Slovar' lingvisticheskikh terminov [The dictionary of linguistic terms]. 5th ed. Nazran', Piligrim, 2010. 486 p. (in Russian).

[2**] Urban Dictionary, URL: https://www.urbandictionary.com (accessed – 05.04.2020).

[3**] Le Grand Robert de la Langue Française, URL: http://gr.bvdep.com (accessed – 03.04.2020).

[4**] Duden Universal Dictionary. 4th ed. Mannheim, Leipzig, Vienna, Zurich, Dudenverlag, 2001. 1892 p. (in German).

[5**] DWDS – Digital dictionary of the German language, URL: https://www.dwds.de/ (accessed – 04.04.2020).

SEGMENTS OF PSEUDO-BORROWINGS

IN CONTEMPORARY LITERARY GERMAN: HISTORIC, SOCIOLINGUISTIC,

SYSTEMIC AND FUNCTIONAL ASPECTS

Yu.V. Kobenko, N.A. Karpova, E.S. Riabova

National Research Tomsk Polytechnic University DSc, Professor of the Division for Foreign Languages Yuriy Viktorovich Kobenko

e-mail: serpentis@list.ru

National Research Tomsk State University

PhD, Associate Professor of the Department of English Philology Nataliya Aleksandrovna Karpova

e-mail: nataliyak@mail.ru

Samara National Research University

Ph.D., Associate Professor of the Department of Foreign Languages and Russian as the Second Language

Elena Sergeevna Riabova e-mail: es.ryabova@mail.ru

Statement of the problem. In the system of the modern German literary language, a class of lexical units has been formed and it is traditionally denoted by pseudo-borrowings, though it is absent synchronously in donor languages. These lexical units were obtained using various ways of word formation in the recipient language from the morphological material of borrowed layers of vocabulary.

Results. The vocabulary class of pseudo-borrowings in the indicated language is represented by seven etymologically heterogeneous segments: (94), pseudo-Anglicisms (57), pseudo-Helvetisms (4), pseudo-Italianisms (9), pseudoLatinisms (14), pseudo-Greekisms (2) and pseudo-Slavisms (5). Among the 185 fixed lexical units, the most extensive is the class of nouns (145; 78.37%); the smallest is the class of interjections (2; 1.08%). According to the onomatological (subject-thematic) feature, the dominant groups are naming units of clothes and fabric, terms from the fields of technology and sports, finance and gastronomy. The main segments are (94; 50.81%) and pseudo-English (57; 30.81%), due to their prevalence of Galloand, accordingly, Anglo-German language contacts duration. The leading

33

ways of word formation of pseudo-borrowings in the composition of the modern German literary language are synchronously lexical ones with prevailing models of suffixation (129; 69.72%) and word composition (31; 16.75%). The analysis did not involve onymic units (pragmatonyms, finonyms, artonyms, etc.), as well as former pseudoborrowings, i.e. units gaining prototype words during the development of the donor language vocabulary (die Parfümerie).

Conclusion. Pseudo-borrowings are an expression of inequivalent language confusion and a tendency toward hybridization, which is common to all modern literary languages. Extralinguistic determinism is the main feature of these units that should be described using the term “aposterioric derivatives” as it tends to be terminologically more correct. Segments were formed under the influence of more prestigious languages (French, English) and stable language contacts, which are the main condition for posterior derivation. The status of the latter in a series of lexical phenomena of the modern German literary language is not fully defined and borders on such phenomena as assimilation, hybridization and de-etymologization.

Key words: contemporary literary German, pseudo-borrowing, aposterioric derivation, word formation model, lexical class, vocabulary segment, extralinguistic determinism, etymology.

34

Научный журнал «Современные лингвистические и методико-дидактические исследования»

DOI 10.25987/VSTU.2020.84.92.002

УДК 811.161:72.06

СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ТРАНСФОРМАЦИИ ЯЗЫКОВОГО ЗНАКА

О.Г. Нехаева

Воронежский государственный технический университет кандидат филологических наук доцент кафедры иностранных языков и технологии перевода Ольга Георгиевна Нехаева

e-mail: nekhaeva1967@gmail.com

Постановка задачи. Основа исследования – анализ возможных преобразований мотивированных языковых знаков, обладающих «вторичными» иконическими характеристиками, в знаки-символы. Рассматриваемые лексические единицы будем различать по определяемому внутренней формой слова признаку, например, соматическому, бытовых инструментов, орудий труда, признаку сенсорных ощущений, цветового, физического состояния человека, схематически-конфигурационному, предметности и ряда других.

Результаты. Материал исследования – языковые знаки, изначально выступающие как конвенциональные, однако их означающие мотивированы внутренней формой, благодаря чему отражают признак заложенного в основу их номинации знака. Мы придерживаемся позиции, что такой знак можно считать иконичным по принципу «вторичности». В соответствии с логикой нашего исследования рассматриваемые признаки сами по себе представлены в виде слов, которые точно так же, как и знаки языка можно отнести к символам, однако создается впечатление о соотнесенности в них означаемого и означающего («чернила» – «раствор какого-либо красящего вещества, употребляемый для письма», производное от «черный»). Знаки «вторичной» иконичности могут быть метафорически переосмыслены, после чего связь означаемого и означающего практически исчезает

(«чернила» – «красное дешевое вино»; «чернила» – «объявление о розыске»). Путь реорганизации языковых знаков «вторичной» иконичности в знаки-символы проходит через метафоризацию.

Выводы. Анализ преобразования «вторичных» иконических знаков в знаки-символы дает возможность обнаружить выражаемую в переходе мотивированных языковых знаков к немотивированности «цикличность», которую можно выявить в том, что установленная через мотивированные знаки-символы «вторичная» связь с реальной действительностью может настолько минимизироваться, что «вторичные» иконы рано или поздно вновь станут «чистыми» символами, при этом в ряде случаев отмечается сохранение рудиментов их метафорической иконичности в плане содержания. Исследование показало, что важную роль в этом процессе играет жаргонная речь, позволяющая использовать изначально мотивированные слова в качестве условных символов, понятных только членам той или иной социальной группы людей.

Ключевые слова: языковой знак, знак-икона, знак-символ, метафорический перенос, жаргонная речь, мотивированные языковые знаки, «вторичная» иконичность, конвертизация типов языковых знаков.

Введение.

Языковая культура как средство коммуникации между отдельными субъектами социума представляет собой развитую систему знаков, имеющую определенную иерархическую структуру. Эта структура обусловлена, прежде всего, историческим развитием языка той или иной нации, и тесно связана с творческой деятельностью в сфере материальной и духовной жизни. Сложность иерархической структуры языка является отражением его совершенства и отражает способность успешно выполнять коммуникативную функцию, достигнутую к настоящему времени. Если принять во внимание развитие языка во времени, то это позволит понять некоторые структурные аспекты языковой иерархии, рассматривая развитие языковых структур как некоторый закономерный процесс.

Очевидно, на начальном этапе возникновения сообщества людей типичным способом словотворчества являлся иконический, в рамках которого знак по физическим признакам соответствует обозначаемому предмету. Присвоение знака, таким образом, минимизирует конвенциональную составляющую сообщества, и легко приживается в системе коммуникации.

С увеличением разнообразия человеческой деятельности и усложнения характера

____________________

© Нехаева О.Г., 2020

35

отношений между людьми в сообществе появляются концепты, не имеющие предметных аналогов в окружающем мире. Эти концепты, под давлением необходимости коммуникации, приобретают статус знаков, не имеющих первоначальную иконическую природу.

Среди исследователей, занимающихся проблемой знаков, особую роль, на наш взгляд, играет американский философ и математик Чарльз Сандерс Пирс (1839 - 1914), предложивший наиболее авторитетную классификацию знаков. Ч.С. Пирс разделил знаки на «иконы», которые могут быть представлены в виде алгебраических формул, фотографий, чертежей, иероглифов, звукоподражаний. «Индексом» может служить шипение змеи как знак того, что она может укусить, плач младенца как знак того, что он голоден или гром как знак надвигающейся грозы. В языке к ним относятся местоимения и междометия. «Символы» – это знаки, появившиеся благодаря конвенциональной привычке. К ним можно отнести такие слова как «свадьба», «давать» и др. С точки зрения строения языкового знака, связь означаемого и означающего в символических знаках практически отсутствует [1, с. 202-205]. Анализируя корпус русского языка, можно с уверенностью сказать, что Ч.С. Пирс выделяет как естественные знаки, так и языковые. Акцентируя внимание на том, что преобладающее количество всех языковых знаков принадлежит именно к классу знаков-символов, Ч. Пирс писал, что «символы возникают, развиваясь из других знаков, в особенности же из икон или из смешанных знаков, имеющих природу как икон, так и символов» [1, с. 217].

Абсолютное большинство исследователей в данной области основываются на четком разграничении типов знаков и отмечают как одно из основных свойств их подвижность, способность к переходу одного типа в другой. Фердинанд де Соссюр, обращаясь к факту произвольности знака, утверждал, что язык неспособен сопротивляться постоянно меня-

ющемуся сдвигу отношения между означающим и означаемым [2, с. 378].

Роман Осипович Якобсон переосмысливает идею Пирса с лингвистических позиций и подчеркивает, что «различие трех основных видов знаков, проведенное Пирсом – это лишь различие в относительной иерархии. В основе этих различий лежит только преобладание одного из факторов над другим» [3, с. 106]. Важным вкладом Р.О. Якобсона в проблему типологии знаков является тезис о том, что классификация знаков зависит исключительно от того, как «тело» знака определенной природы репрезентирует свое содержание.

Работу в этом направлении продолжила Е.С. Кубрякова, которую можно назвать инициатором когнитивного подхода к семиотическим явлениям в нашей стране. Для Е.С. Курбяковой является целесообразным изучение формальной стороны языкового знака, обладающего не только содержанием, но и собственным «телом», это самое содержание передающим, таким образом, «тело» знака не менее важно, чем его значение [4, с. 498].

Подвергая анализу языковые знаки, большая часть которых представлена знакамисимволами, следует обратить внимание на их неоднородность: языковые знаки делят на мотивированные и немотивированные. Понятие о мотивированных и немотивированных знаках языка было введено в науку Ф. де Соссюром, а в нашей стране получило дальнейшую разработку в трудах Г.О. Винокура, Э.В. Кузнецовой, И.С. Торопцева, М.А. Шелякина и др.

И.С. Торопцев отмечает, что «если мотивированное слово теряет словопроизводственную связь с мотивирующим словом, т. е. деэтимологизируется, то оно утрачивает свой мотивировочный характер и пополняет ряд немотивированных лексических единиц. По-другому дело обстоит с мотивированными словами, обладающими большой глубиной и стойкостью» [5, с. 123].

В связи с вышесказанным, представляется правомерной точка зрения А.П. Бабушкина рассматривать мотивированные производные слова как знаки, обладающие «вторичной» иконической сущностью. «Вторичная» иконическая сущность заключается в уподоблении звуковой оболочки (означающего) мотивированного знака признаку, заложенному в основу его номинации. При этом сам признак связан с означаемым лишь условно, то есть символически. Например, в слове «синица» заложен признак «цвета», хотя связь звукоряда данной лексемы с сущностью самой птицы отсутствует. На основе заложенных во внутренней форме слов признаков, таких как цвет, форма, мера, субстантивированное

36