Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Атомный Гулаг / Атомный ГУЛАГ

.doc
Скачиваний:
52
Добавлен:
20.06.2014
Размер:
154.62 Кб
Скачать

Атомный ГУЛАГ

Ж. А. Медведев

Главное сырье для атомной промышленности — урановая руда — нигде в СССР до 1942 г. не добывалось. Начало атомной эры в Советском Союзе можно поэтому датировать 27 ноября 1942 г., когда Государственный Комитет Обороны (ГКО) принял постановление № 2542сс «О добыче урана». Месторождение урановой руды в Табошарском р-не Таджикистана было известно с начала века. Именно здесь и было решено строить первый урановый комбинат. Выполнение этой работы было возложено на Наркомат цветных металлов, который уже имел свои предприятия в Средней Азии. Один из таких заводов следовало переоборудовать и уже к маю 1943 г. довести его производительность до 4 т 40-процентного уранового концентрата в год. К концу 1943 г. производительность этого завода следовало увеличить в три раза. 30 июля 1943 г., признав отсутствие существенного прогресса в добыче и обогащении урановой руды, ГКО распоряжением № 3834сс привлек к решеншо этой проблемы еще несколько наркоматов и ведомств; Комитет по делам геологии, Наркомат черных металлов, Наркомат машиностроения, Наркомуголь, Наркомбоеприпасов и др., обязав их обеспечить урановый комбинат в Табошаре необходимым оборудованием и кадрами. Комитету по делам высшей школы вменялось в обязанность направить на постоянную работу на урановый комбинат 18 физиков и химиков и 450 студентов для работы в каникулярный период 1943 года.

Но и это распоряжение ГКО оказалось нереальным. Было необходимо прежде всего строить урановые рудники, добывать руду и транспортировать ее по горным тропам на ишаках и верблюдах на центральную обогатительную фабрику в Ленинабадской области. Студенты в период каникул для такой работы не подходили. Ответственным за урановую проблему был в то время заместитель председателя ГКО В. М. Молотов, и именно в его аппарате готовились проекты всех этих постановлений. И. В. Курчатов, уже назначенный научным руководителем всех атомных проектов, требовал для начала работ по бомбе 200 т металлического чистого урана, 50 т — для экспериментального реактора и 150 т — для промышленного. Пока же у него было лишь 700 гр уранового порошка, сохранившегося с довоенных времен. Возник тот, казавшийся неразрешимым, тупик, который предвидели руководители атомного проекта США, бравшие под свой контроль все те мировые центры добычи урана (в Бельгийском Конго, в Южной Африке и в Канаде), которые остались без экспортных возможностей после ок-

Медведев Жорес Александрович — ученый-биолог и публицист, Великобритания.

44

купации Германией большей части Европы. В Европе уран добывали в Саксонии, в Чехословакии и во Франции. Месторождения урана были также найдены в Болгарии. В администрации США знали, что в Советском Союзе уран не добывается, и именно это было после 1943 г. главным фактором их надежды на атомную монополию.

Именно в конце 1943 г. и в США и в Великобритании были получены надежные сведения о том, что урановый проект Германии почти полностью остановился после разрушения союзными бомбардировками заводов по производству тяжелой воды в Норвегии. Германский проект был основан на реакторах, в которых замедлителем нейтронов для поддержания цепной реакции служила тяжелая вода (D2O), так как в этом случае требуется значительно меньше урана. По истечении 1944 г. стало очевидно, что окончание войны в Европе будет достигнуто без применения атомного оружия. Это, однако, не остановило Манхеттенский проект. Обладание атомным оружием открыло для США новые перспективы.

Спустя два года после решения ГКО от 27 ноября 1942 г. у Советского Союза все еще не было урана. Добровольцев для работы на урановых рудниках в среднеазиатских пустынях не находилось. Во всей системе урановой промышленности СССР к концу 1944 г. работало около 500 человек, но и для них не было ни жилых помещений, ни технической базы. Геологи к этому времени открыли еще несколько месторождений урана в районах, граничащих с Таджикистаном, Узбекистаном и Киргизией. Но эти месторождения находились на расстояниях от 100 до 450 км от обогатительной фабрики в Ленинабадской области. Каждый из ишаков перевозил от 75 до 100 кг руды по горным тропам. Для одной тонны 40-процентного уранового концентрата следовало доставить на фабрику около 2 тыс. т урановой руды. Даже в «богатой» урановой руде металлический уран составляет лишь 1/10 долю процента.

Предвидеть пути решения всей проблемы в условиях советской экономики того времени было нетрудно. 8 декабря 1944 г. Сталин подписал постановление ГКО № 7102сс, согласно которому, все программы по добыче и переработке урана передавались от Наркомата цветных металлов к Наркомату внутренних дел (НКВД) и ставились под контроль Л. П. Берии. Это решало проблему кадров. Следующим постановлением ГКО, также подписанным Сталиным 15 мая 1945 г., был создан объединенный Комбинат № 6 по добыче и переработке урановых руд для всего региона Средней Азии. Первым директором этого комбината был назначен полковник НКВД Б. Н. Чирков.

Получив в свое распоряжение урановые рудники, руководство НКВД уже в феврале 1945 г. приняло решение «о направлении на урановый комбинат спецпереселенцев крымских татар с Волгостроя, а также квалифицированных рабочих з/к., подобрать специалистов горняков, геологов, химиков, механиков, энергетиков из других лагерей». К августу 1945 г. в распоряжении полковника Чиркова, вскоре ставшего генералом, находилось уже 2295 заключенных, но не «средних з/к», а имеющих опыт горных, рудных, химических и технических работ. Некоторые из них были репатриантами из Германии, имевшими опыт работы на немецких предприятиях. Были и «власовцы». Однако по специальному ходатайству НКВД было принято решение правительства «Об оставлении среди выявленных репатриантов «власовцев» на строительстве ПГУ в Ленинабаде».

Перелом в добыче урана был достигнут. К концу 1945 г. Комбинат № 6 переработал около 10 тыс. т урановой руды и получил 7 т уранового концентрата. В 1946 г. было переработано 35 тыс. т урановой руды. К концу 1947 г. Комбинат № 6 состоял из семи урановых обогатительных фабрик, получавших руду из 18-ти рудников. Было переработано 176 тыс. т урановой руды и получено 66 т уранового концентрата. Это обеспечивало получение почти 25 т металлического урана. В 1948 г. производство уранового концентрата увеличилось вдвое. Но это все же не обеспечивало потребностей промышленного реактора, построенного недалеко от г. Кыштыма.

Большая часть урана, который был загружен в этот реактор весной

45

и летом 1948 г., была получена из трофейного урана и из восстановленных урановых рудников Чехословакии и Восточной Германии. Лишь к 1950 г., когда на Ленинабадском комбинате перерабатывалось ежегодно более 600 тыс. т урановой руды, решающее значение импорта было снижено. К этому времени на Комбинате № 6 было занято 18 тыс. рабочих, 7210 из которых — заключенные. Однако до начала 1953 г. почти половина всего урана, загружавшегося в реакторы нового поколения, выплавлялась из урановых концентратов, поступавших из Яхимовских урановых рудников в Чехословакии и из рудников предприятия «Висмут» в Восточной Германии. Эти предприятия до 1952 г. находились под контролем и под охраной НКВД — МВД, а главной рабочей силой для добычи урана были немецкие военнопленные и гражданские лица немецкой национальности, интернированные на территориях Венгрии и Чехословакии. Возможности использования военнопленных немцев, число которых на этих шахтах доходило до 50 тыс. человек в 1948 г., уменьшилось с начала 1950 г. в связи с общим решением правительства СССР об освобождении и репатриации немецких военнопленных.

В 1950 г. урановые рудники Средней Азии производили около 80% всей урановой руды, добывавшейся на территории СССР. Кроме более 7 тыс. заключенных, требовавших особой охраны, здесь также работали несколько тысяч «спецпоселенцев», крымских татар и молдаван. Молдаване, в основном из Бессарабии, имели с 1948 г. право вернуться на родину. Однако их незаконно удерживали на Комбинате № 6 «из соображений секретности». Добыча урана относилась к числу наиболее серьезно охраняемых государственных тайн, и возвращение молдаван в Бессарабию могло вызвать утечку информации. Руководство урановым проектом приняло в 1950 г. компромисное решение, начав переводить рабочих-молдаван из урановых забоев и других опасных для жизни условий на другие работы в системе Комбината № 6.

В 1946 г. урановые месторождения были обнаружены в богатых редкими металлами породах Колымы. Во время войны число заключенных в Магаданской обл. сокращалось, частично из-за высокой смертности и частично вследствие решения ГКО и командующего Дальневосточной армией генерала И. Р. Апанасенко проводить мобилизацию для службы в Красной армии и по лагерям Дальнего Востока. В этих лагерях было много военных, захваченных волнами террора 1937—1938 годов. Но в 1946 г. исправительно-трудовые лагеря (ИТЛ) Дальнего Востока стали пополняться за счет депортации националистов с территорий Западной Украины и Прибалтики. Урановые рудники начали строить в 1947 г. в системе так называемого Берегового лагеря Дальстроя в Магаданской области.

Береговой лагерь входил в особую группу каторжных лагерей, которая по личной директиве Сталина была создана для «особо опасных» преступников. Их, очевидно, вообще не предполагалось отпускать на свободу. К числу таких «особо опасных» были отнесены члены троцкистских, меньшевистских, эсеровских, анархистских организаций, а также члены националистических, террористических и «других антисоветских групп». В эти «особлагеря» запрещалось отправлять обычных уголовников. Режим в «особлагерях» был очень суровый, но для конспирации или других целей эти лагеря обозначались не просто номерами, а живописными названиями: Минеральный лагерь МВД, Горный лагерь, Озерный лагерь, Дубравный лагерь, Камышовый лагерь и др.. В Береговом лагере, входившем в эту же каторжную группу, рудники и прииски, разбросанные по огромной территории, получали поэтические и оптимистические названия: Надежда, Желанный, Победа и т. п.

Колымская урановая руда была намного беднее среднеазиатской. Но несмотря на значительно меньший объем урановой продукции масштабы добычи урановой руды были очень велики. Была построена только одна обогатительная фабрика по получению уранового концентрата с помощью центрифугирования. Процесс «обогащения» в принципе очень прост. Урановую руду измельчают огромными жерновами, превращают в суспензию-

46

пульпу и подвергают центрифугированию. Частицы руды с ураном, самым тяжелым веществом земной коры, оседают быстрее. Процесс повторяют несколько раз, и урановый концентрат подвергают сушке. Эта обогатительная фабрика была построена в лагере береговой группы Бутугычаг, где в основном работали украинцы из Западной Украины.

Всего в Береговом лагере в 1951 г. находилось более 30 тыс. заключенных. Он состоял из нескольких отделений — лагпунктов. В них добывался не только уран. Здесь были также никелевые и кобальтовые рудники, угольные шахты и золотые прииски. В очерке «Создание водородной бомбы в СССР» я уже писал о практике отправки заключенных из атомграда Арзамас-16 после окончания их сроков «на вечное поселение» в Магадан. Арзамас-16 в документах Главпромстроя МВД существовал под кодовым названием «Строительство 880». В архивах МВД был найден приказ по МВД от 7 декабря 1948 г. № 001441, в котором говорилось: «Всех освобожденных от работы на строительстве 880 заключенных (2000) направить в особый лагерь № 5». Особым лагерем № 5 в системе Дальстроя и был Береговой лагерь, или просто Берлаг. О практике отправки в Магадан освобождаемых заключенных писал в своих воспоминаниях и А. Д. Сахаров.

Атомный центр в поселке Сарово в 75 км от Арзамаса был наиболее засекреченным, так как именно здесь предполагалось осуществлять реальное изготовление атомных бомб для испытаний и в военном варианте. Строили этот атомград, тогда известный как КБ-11, заключенные. Но в 1948 г., 2 и 31 мая Президиум Верховного Совета СССР принял указы об амнистиях для заключенных с небольшим сроком. В недавнем описании истории Арзамаса-16 говориться, что «на 30 августа 1948 года из заключения было освобождено 2292 человека». Большую часть освобожденных хотели оставить в атомграде вольнонаемными рабочими. Разрешить их выезд с территории МВД не могло — это раскрыло бы главную тайну существования и расположения атомного центра. Однако, как свидетельствует тот же очерк по истории центра, «освободившиеся из лагеря не имели запаса одежды, к работе относились плохо... Многие открыто заявляли, что не желают, отбыв срок наказания, снова быть в заключении». На этом описание судьбы этих 2292 человек заканчивается. О том, что же с ними стало, автор очерка Л. Голеусова не упоминает. Только текст приказа по МВД № 001441, обнаруженный в архивах в 1998 г., показывает найденное решение. Два нуля перед номером приказа по существовавшей в НКВД и в МВД практике указывали на то, что данный приказ издан на основании резолюции Сталина.

В 1951—1953 гг. были найдены новые месторождения урановой руды в более доступных местах: в Криворожской обл. Украины, недалеко от Пятигорска на Северном Кавказе, в Читинской обл. и вблизи г. Шевченко на берегу Каспийского моря. В каждом из этих месторождений разработка руды начиналась с создания лагерей и обширных закрытых территорий. Создание ИТЛ на базе урановых рудников продолжалось еще в течение долгого времени после 1953 года. Лишь введение в 1960-е годы взрывных методов добычи урановой руды вместо забойных и общие реабилитации и амнистии хрущевского периода сократили эту практику. Но «урановые города» оставались закрытыми до начала 1991 года.

- «Атомный» ГУЛАГ существенно отличался от «уранового» по той простой причине, что для постройки атомных реакторов, радиохимических заводов и заводов по разделению изотопов урана и большого числа секретных научных институтов и лабораторий требовались рабочие, значительно более высокой квалификации, чем для добычи урановой руды. Заместитель Курчатова по Лаборатории № 2, а затем и автор первой его биографии И.Н.Головин в интервью в 1989 г. «Московским новостям» по поводу 40-летия испытания первой советской атомной бомбы на вопрос «Использовался ли при осуществлении атомного проекта труд заключенных?» ответил вполне откровенно: «В широчайших масштабах! Все стройки, рудники, «Атомграды», даже наш институт в Москве (тогда лаборатория № 2,

47

теперь Институт атомной энергии им. Курчатова. — Ред.) — на всех этих объектах работали заключенные. Вы видели наш клуб? В том здании была тюрьма, оно было огорожено высокой глухой стеной, на углах— вышки с автоматчиками. Сооружение, в котором был пущен первый атомный реактор (как тогда говорили, котел), соседние здания — все возводилось руками заключенных. А нынешний международный центр ядерных исследований в Дубне! Его первыми строителями тоже были заключенные... На наших стройках их были многие тысячи. Все специалисты это видели и обо всем знали».

Получение природного урана и его металлургического очистка — это лишь предварительный, наиболее простой этап на пути к атомной бомбе. Вторым этапом, как это было очевидно уже в 1940 г., является разделение природного урана на изотопы 238 и 235, из которых только изотоп-235, составляющий лишь 0,7% в смеси изотопов природного урана, пригоден для изготовления атомной бомбы. Разрушение ядра урана-235 ударом одного нейтрона приводит к выделению двух, а иногда и трех новых нейтронов, и весь процесс приобретает характер нарастающей цепной реакции взрыва. Но для начала такой реакции нужна определенная «критическая масса», так как в небольших количествах урана значительная часть выделяющихся при распаде ядра нейтронов улетает в окружающее пространство, не столкнувшись с новыми ядрами. Конструкция урановой бомбы поэтому сравнительно проста — нужно мгновенно с помощью взрывной волны соединить две или три «подкритические» массы урана-235, создав одну «критическую» или «суперкритическую», обеспечив в ее центре наличие источника нейтронов — инициатора.

Расчеты показывали, что «критическая масса» урана равна примерно 25—40 кг и для выделения этого количества изотопа урана-235 путем газодиффузии фтористых соединений урана, с учетом возможных потерь газов в очень сложной и многоступенчатой системе, необходимо иметь несколько тонн чистого природного урана. Критическая масса плутония намного ниже. Однако получение плутония является конечным результатом технологически очень сложного и длительного процесса регулируемой реакции распада урана-235 в особых реакторах. Выделяемые при распаде ядер урана-235 нейтроны, «внедряясь» в ядра урана-238, образуют, через промежуточную реакцию появления нептуния-239, ядра плутония-239, с примесью плутония-40. Для промышленного реактора с использованием графита как замедлителя нейтронов, требовалось, как минимум, около 150 т природного урана.

Курчатов решил начать атомную программу в СССР с создания плутониевой, а не урановой бомбы. Это казалось более экономным именно в условиях дефицита урана. Выгружаемый из реактора «выгоревший» уран после выделения плутония снижает содержание урана-235 лишь очень незначительно— с 0,71% до 0,69%. Поэтому и такой регенерированный на радиохимическом заводе уран все еще пригоден как сырье для получения урановых бомб. Завод, который строился уже в Верх-Нейвинске в Свердловской обл. для получения «бомбового» урана-235, должен был работать на регенерированном, а не на природном уране. Регенерированный уран содержит, однако, много радиоактивных примесей, и это делало работу с ним опаснее, чем операции с природным ураном.

Оба атомных центра, в Верх-Нейвинске (Свердловск-44) и возле Кыштыма (Челябинск-40) начали строить на основании подписанного Сталиным Постановления Совнаркома от 23 марта 1946 года. Хотя инициативы многих решений могли исходить от И. В. Курчатова, Б. Л. Ванникова, Л. П. Берии или других начальников атомной индустрии, была принята практика подписания всех окончательных решений лично Сталиным. Это обеспечивало возможность привлечения к реализации решений многих других министерств и ведомств. Атомные стройки имели тогда в СССР абсолютный приоритет, и это подчеркивалось подписями Сталина даже под казавшимися тривиальными решениями.

Челябинск-40 начал строиться задолго до того, как было накоплено

48

необходимое для его работы количество урана. В промышленной зоне этого центра нужно было построить в подземном варианте реактор мощностью в 100 тыс. киловатт, большой радиохимический завод по выделению плутония и регенерации урана, завод по получению металлического плутония в подкритических полусферах, хранилища отходов с высокой и средней радиоактивностью и множество других вспомогательных производств. Примерно в 10 км от промышленной зоны проектировались жилой поселок, рассчитанный в то время на 25—30 тыс. жителей, тепловая электростанция и другие объекты. Лагеря для заключенных и казармы для военных строителей проектировались почти рядом с промышленной зоной. Заключенные и военные строители вместе с охранно-конвойными войсками МВД прибывали в этот район первыми. В системе МВД Челябинск-40 имел кодовое название «Строительство 859», а реактор и радиохимический завод, строившиеся одновременно, обозначались как Комбинат № 817.

' Ближайшие резервы заключенных и спецпереселенцев находились в промышленных районах Челябинска. Именно отсюда по распоряжению Берии были в июле 1946 г. переведены в район Кыштыма первые 10 тыс. заключенных. В октябре 1946 г. лагерь заключенных Челябинска-40 получил собственный статус. К концу 1947 г. в нем находилось уже 20 376 заключенных, которыми командовал генерал инженерной службы МВД М. М. Царевский. В 1948 г., в связи с ускорением строительных работ, общее число строителей, заключенных и солдат военно-строительных полков МВД достигло 45 тыс. человек. Начальник лагеря, разделенного на 11 отделений-лагпунктов, Царевский был одновременно назначен и начальником всего строительства промышленного комплекса.

Принципиальной разницы между заключенными и военными строителями не было. И те и другие управлялись из одного главка МВД — Главпромстроя. Оба контингента формировались в основном из числа бывших советских военнопленных и репатриантов-остарбайтеров, имевших опыт горных и строительных работ в германском плену. Один из участников строительства Комбината № 817 А. Вышемирский свидетельствовал через 40 лет: «Я служил в армии в г. Свердловске в учебном танковом полку... В 1946 г. из числа курсантов был сформирован батальон и отправлен под город Кыштым, Челябинской области. В основном это были те, кто во время войны находились на оккупированной территории. Были среди них и участники войны. Если сказать точнее, то все мы были люди, так сказать, второго сорта, потому что на нас лежало несмываемое пятно немецкой оккупации... Под Кыштымом, куда мы прибыли, уже находились прибывшие ранее военностроительные батальоны из бывших военнопленных, которых не распустили по домам после освобождения из плена. Многие из них были уже не молодые, были участники боев на Хасане, Халхинголе, финской кампании и даже гражданской войны. Всех их роднило одно — они прошли все круги фашистского ада. В этом и была вся их вина... было там много и заключенных... Но и наши условия мало чем отличались от лагерных. Да мы и были все как в одном большом лагере». Эту же картину подтверждает и другой свидетель, А. С. Осипов из Калининской обл.: «13 мая 1946 г. нашу воинскую часть (346 ОПАБ) расформировали, а нас, молодых, 1925—1926 годов рождения отправили эшелоном на Урал на станцию Кыштым... Там сформировали роты и батальоны из многих эшелонов. Все воинские части были зашифрованы. Наш полх получил наименование В/часть 05/08... Мы воины-строители были первыми, кто начал рыть огромный котлован под «объект № 1» под здание неизвестного тогда сооружения. А потом это здание и начинку внутри его строили заключенные... Солдат фронтовиков, но бывших в плену, сразу рассортировали по признаку: кем, какими войсками был освобожден. Было 4 категории: освобожденные американцами, англичанами, советскими войсками и не бывшие в оккупации. Самыми неблагонадежными считались «американцы», потом «англичане», потом «русские» и наконец «чистые». Соответственно и условия в казармах и питание и одежда».

Свидетельства заключенных, которые работали на «объекте» в этот же

49

период, рисуют сходную картину. Цитирую свидетельство И. П. Самохвалова из Коми АССР: «Жил и учился я в г. Челябинске. Из 8 класса меня арестовали, мне не было еще 16 лет. Судили по ст. 58, п. 10 и дали 5 лет, так наказали за антисоветизм. Вначале привезли в «колонию смерти» в г. Карабаш. В конце 1946 нас привезли в зону Кыштыма... Я попал в лагучасток № 9 на рабочей зоне, где строились объекты А, Б и Ц... Строили корпуса, а в них ставили огромные круглые емкости... Там я и освободился... ну а в сентябре 1949 г. нас начали освободившихся увольнять, семейных и холостяков в телячие вагоны, оборудованные прожекторами и конвоем и стали отправлять на этапы... Привезли в порт Находка, там посадили весь эшелон на пароход «Советская Латвия» и через Охотское в Магадан... Нас распределили по приискам. Я попал км 600 от Сусумана на прииск «Желанный».

Другие лагеря атомного ГУЛАГа также формировались в основном в 1946 году. При КБ-11, занявшего территорию вокруг поселка и монастыря Сарово (местные жители были выселены еще во время войны, когда здесь был завод по производству ракетных снарядов для «Катюш»), первый лагерь заключенных был создан в мае 1946 года. Заключенных отбирали из близрасположенных мордовских лагерей. Здесь строился атомград, известный впоследствии как Арзамас-16, наиболее засекреченный. К концу 1947 г. число заключенных в этом лагере превысило 10 тыс. человек.

Верх-Нейвинский атомград (Свердловск-44), строившийся с 1946 г., начал промышленное разделение изотопов урана-235 и -238 лишь после успешного испытания первой советской атомной бомбы в августе 1949 года. К этому времени здесь был создан лагерь на 10 тыс. заключенных. В период активной работы предприятий этого центра в 1950—1951 годах число заключенных превысило 18 тыс. человек.

Любой реактор имеет высокую вытяжную трубу для удаления в атмосферу газообразных продуктов ядерного деления. Некоторые из них, такие, как йод-131, удается частично задерживать фильтрами. Но инертные радиоактивные газы криптон-85 и ксенон-133 невозможно фиксировать никакими адсорбентами и до настоящего времени, именно потому, что они «инертные». Через высокие вентиляционные трубы они просто рассеиваются на большие расстояния и благодаря коротким периодам полураспада не накапливаются в атмосфере.

В Челябинске-40 самую высокую вытяжную трубу, высотой в 151 м, построили для вентиляции радиохимического завода— через нее в атмосферу выбрасывались аэрозоли и пыль множества других долгоживущих радионуклидов, включая уран и плутоний. Из этой трубы почти всегда шел желтый дым от азотной кислоты, в которой на первой стадии процесса растворялись выгружаемые из реактора «выгоревшие» урановые блоки. От этого желтого дыма гибли деревья на много километров вокруг промышленной зоны. На строительстве этой самой высокой тогда в СССР трубы, имевшей диаметр у основания 11 м и 6 м наверху, использовали только труд заключенных. Уже цитировавшийся выше участник строительства Осипов объясняет, почему: «Туда посылали только «смертников», у кого сроки были по 10—15 лет. Почему «смертники»? Никакой страховки. Амплитуда качания трубы 2—3 метра, и случались срывы оттуда, разбивавшиеся насмерть были каждый день».

Но главная опасность на всех объектах Челябинска-40 была связана с радиацией. Вредное действие радиации в то время сильно недооценивалось, о ее генетическом и канцерогенном действии почти ничего не знали. Долгосрочный эффект радиации также не был известен. Не были известны и симптомы так называемой лучевой болезни. В первые месяцы работы промышленного реактора и радиохимического завода дозиметрический контроль работ практически отсутствовал. «Никто не знал, какое облучение приняли рабочие и инженеры». В последующие годы стали применять фотопленочные дозиметры — доза облучения фиксировалась по степени почернения фотопленки. Точность таких дозиметров была невысока, и определение дозы проводилось «постфактум», в конце рабочего дня или даже

50

раз в неделю. Фиксировалось только жесткое внешнее гамма-облучение. Респираторы-«лепестки» для защиты легких от радиоактивной пыли появились лишь в 1952 году. Специальное «Положение» о контроле состояния здоровья работников комбината было введено лишь в 1949 г. после нескольких случаев летального облучения. Еще в 1951 г. средние дозы работников радиохимического завода находились на уровне 113 бэр в год (бэр — это «биологический эквивалент рентгена»). Это в 30 раз выше современных предельно допустимых доз.

Переоблучениям подвергались все — и заключенные, и штатные работники, и крупные начальники. По свидетельству одного из первых врачей комбината А. К. Гуськовой, в музее Челябинска-40 хранится фотопленочная кассета И. В. Курчатова «с дозой одноразового облучения 42 р». Доза в 100 рентген уже может послужить причиной лучевой болезни.

Загрязненность всей территории вокруг радиохимического комбината была столь высока, что все даже земляные работы в этой зоне были опасными. По свидетельству Гуськовой, «в 1951 г. нам вместе с Г. Д. Байсоголовым довелось лечить в лагерном бараке 13 облучившихся заключенных, в том числе трех с тяжелыми проявлениями острой лучевой болезни, у одного завершившейся смертельным исходом. Эти люди пострадали при прокладке траншеи возле здания радиохимического завода. Основным действующим фактором было внешнее гамма-бета-излучение от загрязненной нуклидами почвы».