Kirsanova
.docЭнергия телесности будет направлена не в гимнастический зал, не на стадионы, клубы воздухоплавания, а на участие в собраниях по проработке «врагов народа», что скроет не только тело, но изменит и лицо: всякая индивидуальность, особенность поспешит укрыться в общественной маске.
…Про-го-ва-ри-ва-ние бессознательного, тайного не явилось изобретением Нового или Новейшего времени;
Средневековье, объявив телесное греховным, сублимировало энергию телесности в Слове молитвы. Слово, обращенное к. Богу, было мирской, земной жалобой или просьбой о вполне личных, частных благах. Тайна исповеди не допускала прямого контроля светской власти над бессознательным, что принуждало ее идти на компромисс с духовной властью — церковью. Король в царстве Кесаря и Кардинал в царстве Бога держали в руках души людей в форме религиозного покаяния, исповеди, молитвы.
...Переключению энергии бессознательного на управляемый объект способствует мода. Если прежде одежда выполняла функцию защиты тела, была средством скрыть уязвимые части тела, то теперь она существует для того, чтобы открыть, подчеркнуть определенные подробности тела. Причем психоанализ подтверждает, что эротическая эмоция возникает не в случаях, когда известная часть тела обнажена или, напротив, скрыта, но напряжение производит мерцание обнаженного кусочка тела: между рубашкой и поясом брюк, кромкой рукава и краем перчатки, распахивающийся от движения ворот рубашки. (Р. Барт). Общественная норма (мода) поощряет определенные эксперименты, поиски в области чувственной основы одежды. Сама по себе декольтированная спина в дамском туалете или юбка-мини содержат нечто неудобное и даже неприятное для отдельного человека, но мода поощряет к преодолению неловкости и становится стыдно не делать, не принимать таких же бесстыдных форм, как другие. Контроль общественной нормы в одежде достигает такого глубоко интимного, частного объекта, как тело, делает его более общим, представленным, просматриваемым. Мода — это уже сублимированное чувственное отношение к миру, но если бессознательным нельзя управлять непосредственно ввиду неуловимости объекта, то моду можно контролировать, дозировать и т. п. Преображенная ею чувственность утрачивает в выражении своей силы и непосредственности, но выигрывает в изображении, представленности телесности.
Модная одежда — это телесность, препариванная до такой степени, что она не может ни на минуту ускользнуть из глаз сторожа общественной нормы. Многочисленные фильмы, видеоклипы, демонстрации мод, конкурсы красоты представляют, проясняют, преображают многообразные проявления чувственности, стандартизируя, нивелируя и упорядочивая их. Совершенно понятен молодой человек, одетый в стиле «металл», ясен человек с его склонностью к общему порядку в костюме и галстуке. Наряд проститутки — совершенно открытая система, где отсутствует какая бы то ни было тайна телесности. Человек, следующий моде, несет себя в мире, как визитная карточка, своей возрастной, профессиональной, личностной ориентированности. Что принуждает человека принимать требования моды, может ли он вести автономное существование? Следование определенной системе ориентации, которая позволяет раскрыть человеческие силы, ответить на его потребности, но может и угнетать его, внутренне присуще человеческому существованию.
Идеология репрессивна во всех своих формах: общественных масках, языке, моде, порнографии, а потому перед каждым человеком, желающим сохранить свою индивидуальность, особенность, возникает проблема, отыскать свою меру доверия и скепсиса в отношении к норме социума. Необходимо овладеть нормами, масками общественного, выработать свой язык, свой шифр, чтобы сохранить свое ценностно-смысловбе отношение к миру. Первым шагом в этом направлении была бы попытка понять устройство этого репрессивного механизма. Вторым — изменить статус, свой собственный, по крайней мере, и перестать быть объектом воздействия подавляющей системы, сделаться настоящим субъектом языка, моды, профессиональной нормы и т. п.
Обычно не мы являемся пользователями языка, литературы, моды, а это они разыгрывают наши эмоции, представляют их как игру на сцене, подчиняя нас их ненавязчивому, но властному сценарию. Мода или порнография не выражают нашу эмоцию, они лишь указывают на наше чувственное отношение, подводя его под общие нормы, правила его представленности. Выразительность эмоции и ее наименование имеют такое же соотношение, как живой человек и пиктограмма. Маска общего делает нас знаком системы, ее этикеткой (советский стиль, западный образ жизни и т.п.). «Подобно тому, как в обыденной комуникации индивид лишь «изображает» на языковой сцене свою субъективность, так и искусство разыгрывает это мировидение в декорациях, костюмах, сюжетах и амплуа, предложенных социальным порядком».
Выход видится не в конструировании еще одной социальной утопии об абсолютной свободе от сторожа общего порядка, а в реальном овладении общественными масками, в способности присвоить их «здесь и теперь», подчиниться правилам, но попытаться обойти их, не утратив представления о достоинстве человека. Индивиду необходимо выбрать не между молчанием и словом, не между наготой и одеждой, не между увлечением порнографией и сексуальным аскетизмом, а свободно избрать уравновешенное слово в сравнении с репрессивной публицистикой, принять детали, частности моды, но без ее тотальности.
Именно такое уравновешенное овладение нормами надзора, а не полный отказ от них или жесткие ограничения увеличивает пространство свободы. Лишь в таком случае ими можно как угодно варьировать, комбинировать определенные разрешения и ограничения. Оригинальность, которая является необходимой принадлежностью индивидуальности, состоит в отыскании меры между порядком и свободой, а маски можно пародировать, превращая их в собственную противоположность: похвала глупости есть высшая мудрость.
Едва ли цивилизация нуждается в непосредственности: это снова было бы манифестацией бессознательного с его эффектами мстительности, страха, ужаса, хотя она и сохранила такие оазисы непосредственности: спорт, азартные игры, проституция и т. п.
Проблемой современности является овладение масками изнутри, разрушение их же собственными средствами. Сохранение островков настоящей жизни, навыки немногословия, краткого молчания, культивирования тайны, доверия к сокрытому — таков путь индивидуальности в узком коридоре, образуемом нормами, правилами, общественными предписаниями. Поясню примером: молчание следует рассматривать как опыт против поспешного согласия с общим мнением, оно не есть расслабленное состояние, а уравновешенное напряжение в попытке удержать противоречие во всей его полноте, не искаженное у-силием (насилием) решения — скорого, но одностороннего...
Примечание
Р. Барт. Избранные работы. М., Прогресс, 1989, с. 77.