2346

гуманистическое» (Э.Кассирер1); «естественное-искусственное» (В.А.Кутырев) 2, «научное-вненаучное» (П.П.Гайденко3), «культураантикультура» (Л.А.Зеленов4).

В обозначенном контексте необходимо диалектическое изучение соотношения «ортодоксии» и «отступничества», а также их частного случая «официального-альтернативного». Поэтому диалектический подход находит применение в поле анализа проблематики становления, развития религиозной и, в частности, христианской культуры эпохи Вселенских соборов.

История культуры демонстрирует постоянную попытку части общества или отдельных его представителей к самореализации и самоутверждению через девиацию. Например, движения социального протеста, религиозно-мистические течения, течения в контркультуре XX века представляют собой в той или иной мере различные виды отклонений от общепризнанного или «официального». Возникновение подобных культурных феноменов взаимосвязано с плюрализмом человеческого бытия и сложно вписывается в какую-либо единую «официальную» модель общественного развития с константной системой ценностных координат. Невозможность объединить разноплановые устремления в рамках одной концепции приводит к поиску «альтернативности». Причём единичные проявления отклонений, созвучные культурному хронотопу, могут структурироваться и принимать форму такого феномена как «отступничество». В этой связи не является исключением и такой достаточно консервативный тип культуры как религиозный, в котором отступничество вступает в противоречие с ортодоксией.

Существует некая «точка возврата» к пониманию смысла, в которой стыкуется текст и автор. В этом соединении по М.Фуко возможно радикальное изменение знания, достижение своеобразного «контр-знания» способного перевернуть наше знание о предмете или о мире в целом. Если по М.Фуко пересмотр текстов З.Фрейда способен изменить психоанализ, а К.Маркса - сам марксизм, то в религиозных традициях, на наш взгляд, процесс может приобретать более глубинные и динамичные характеристики в силу специфики феномена религии.

В отличие от научных теорий, в религии всегда существует некая потенциальная возможность апелляции к более глубокому пониманию доктринального текста, получению «контр-знания» от «первоисточника» через мистические состояния и откровения, вплоть до получения самого принципиально нового доктринального текста. Только история

1 Кассирер, Э. Опыт о человеке / Э.Кассирер. - М. : Гардарика, 1998. - 784 с.

2Кутырев, В.А. Философский образ нашего времени (безжизненные миры постчеловечества) / В.А.Кутырев. - Смоленск: СмолГУ. - 300 с.

3Гайденко, П.П. Научная рациональность и философский разум / П.П.Гайденко. - М. : ПрогрессТрадиция, 2003. - 528 с.

4Зеленов, Л. А. Сумма методологии / Л.А.Зеленов. - Н.Новгород : Гладкова О.В., 2007. - 147 с.

21

христианства демонстрирует многочисленные подобные примеры: гностики, катары, лютеране, методисты, адвентисты, свидетели Иеговы, мормоны, муниты, последователи Богородичного центра и церкви Последнего Завета, а также многие другие. Все они либо создают новый религиозный текст в дополнение к существующему, либо свидетельствуют о принципиально новых пророчествах, пытаясь противопоставить собственную альтернативную концепцию официальной.

Диалектическое взаимодействие «официального» и «альтернативного», как правило, происходит на личностном уровне и только впоследствии выходит на уровень организационный. Х.Ортега-и- Гассет, развивая ницшеанское словосочетание «восстание масс» в социальном контексте, видит кризис в тотальном захвате массами общественной власти. Ортега считает, что общество аристократично по своей сути и движется меньшинством, а не массой, являющейся совокупностью средних людей, не обладающих особыми качествами. Причём Ортега допускает, что внутри каждого класса есть собственные меньшинства и массы. Чтобы возникло меньшинство необходимо отпасть от толпы во имя некого идеала или совместной цели. Подобная трактовка общественного развития вполне допустима при рассмотрении религиозной альтернативности, базирующейся на личностных противоречиях, которые впоследствии приобрели социальный характер. Так, из 27 альтернативных течений, которые обсуждаются официальным христианством в рамках I-IV Вселенских соборов, 22 названы по имени своих основателей.

Поскольку в отечественной культурологии, религиоведении и богословской традиции неоднозначно трактуются ключевые понятия, являющиеся основополагающими для настоящего диссертационного исследования, диссертант в качестве рабочих терминов для предложенного исследования самостоятельно определяет понятия "отступничество", "церковь", "ересь", "раскол", "самочинное сборище" (парасинагога), "новое религиозное движение" и другие.

Во втором параграфе «Опыт исследования религиозной альтернативности» автор рассматривает источники по истории и религиозной философии раннего христианства (до IV Вселенского собора включительно), определяет ключевые из них для дальнейшего анализа.

Вторая глава «Диалектика «ортодоксии» и «альтернативных концепций» в раннем христианстве» посвящена эпохе с момента возникновения христианства до II Вселенского собора.

В первом параграфе «Основные вероучительные положения «доникейских» альтернативных концепций» автор рассматривает значение антиеретических Апостольских правил, изучает историю возникновения и доктрину «ересей» упоминаемых в контексте Нового Завета как ключевого источника христианского вероучения, богословия и церковного права.

22

Исследует дисциплинарные подходы христианской церкви к еретикам заложенные в Апостольских правилах.

Исходя из поставленных в исследовании задач, с помощью сравнительно-исторического метода автор разделяет изучаемые ереси (актуальные для Вселенских соборов) на определенные группы. Прежде всего, это «доникейские ереси», преимущественно гностические (возникшие до I Вселенского собора в Никее): симониане, валентиниане, маркиониты, энкратиты и оригинальное вероучение манихейства, которые осуждает впервые в своих канонических посланиях Василий Великий.

Второй параграф «Формирование подходов и категориального аппарата александрийской религиозно-философской школы в процессе полемики с арианством» посвящен анализу доктрины альтернативных течений обсуждаемых на I Вселенском соборе: мелетианский и новатианский (чистые, кафары) раскол, ересь павлиан и арианство.

Третий параграф «Содержание триадологических споров в период между I и II Вселенским собором» посвящен триадологической полемике Поместных соборов Антиохийского, Гангрского, Лаодикийского, антиеретическим трудам Василия Великого. В связи с триадологической полемикой разбирается доктрина альтернативных течений евстафиан, фотиниан (первоначально осуждены как раскол), четыренадесятников (тетрадитов - осуждены как раскол), фригов (монтанистов или пепузитов), манихеев, валентиниан, маркионитов, е[э]нкратитов, включая течения энкратизмасаккофор, идропарастатов (гидропарастатов), апотактитов.

Вчетвертом параграфе «Концепции маркеллианства и аполлинаризма и их влияние на редакцию «Символа веры»» исследуется доктрина альтернативных течений, обсуждаемых на II Вселенском соборе: ариан, евномиан (аномеев), полуариан, савеллиан, маркеллиан, аполлинаристов, македониан, савватиан (раскол).

Входе изучения истории возникновения и доктрины перечисленных альтернативных течений автор прослеживает формы и этапы противостояния христианской церкви возникающим видам религиозного отступничества. Рассматривает роль Александрийской религиозно-философской школы в формировании официальной догматики христианской церкви в период I и II Вселенских соборов. Разбирая этапы принятия и редакции Символа веры, автор дает оценку этому ключевому тексту не только с религиозно-философских, церковно-правовых позиций, но и доказывает, что Символ веры в Никео-Константинопольской редакции отразил борьбу христианской церкви с альтернативными течениями, в частности, ересями маркеллианства и аполлинаризма.

Изучая историю возникновения альтернативных течений в христианстве, основные вероучительные положения ересей эпохи I и II Вселенских соборов и развитие триадологической полемики автор приходит к следующим выводам:

23

-в процессе изучения христианского отступничества доникейской эпохи критерием "еретичности" возможно считать искажение прямых нормативов Священного Писания, и, прежде всего, Нового Завета;

-первые альтернативные течения-ереси, упоминаемые в Новом Завете, в частности симониане, уже несут характерные черты вероучения, которые впоследствии подвергнутся многократному копированию со стороны более поздних альтернативных религиозных идеологий (стремление выдать свое учение за истинное христианство; самообожествление ересиарха; искажение основных догматов христианства, в частности, о Боговоплощении; проповедь ближайшего конца Света и другие);

-проблема альтернативной религиозности является актуальной для христианской церкви уже в доникейский период, о чем свидетельствуют Апостольские правила, являющиеся фиксацией устной апостольской традиции, поскольку содержат общие принципы отношения христианства

керетикам и устанавливают комплекс церковных наказаний за грех ереси (отступничества);

-несмотря на существование альтернативных религиозных течений

впериод до 325 г., необходимость принятия соборного решения всей церкви по конкретному еретическому учению впервые возникла только относительно арианства вызвавшего бурную полемику в многочисленных христианских общинах;

-исследование причин появления ереси арианства невозможно без изучения истории и специфики религиозной философии и управления Александрийской церкви. Так, на примере мелетианского раскола можно утверждать, что Александрия в развитии некоторых аспектов церковной жизни опередила другие поместные церкви (священники находились в более независимом положении от епископа, чем в других поместных церквях, могли свободно проповедовать свои экзегетические и догматические воззрения и находить последователей);

основой религиозно-философской доктрины Ария стало

отрицание единосущности Бога Отца и Бога Сына, и, как следствие утверждение, что

Иисус Христос по божественным свойствам и сущности ниже Бога Отца, так как Бог Отец предвечен, а Христос создан им. Согласно концепции Ария, Сын Божий сотворен, но не из божественной сущности, а из ничего. Сын Божий не вечен, не существовал до рождения, не был безначальным. Признать Сына "частью единосущного" для Ария, значит считать Отца сложным, разделяемым и изменяемым. Сын, по его мнению, есть "Творение, как одно из творений" и не есть истинный Бог, но в силу своего нравственного развития и с помощью благодати обожествляется;

-православные отцы I Вселенского собора для определения

соотношения Бога Сына к Богу Отцу, осознав необходимость

24

формулировки догматического определения не словами Св. Писания, предложили ввести термин "единосущный" встречающийся в творениях у Дионисия Александрийского и Дионисия Римского;

-отрицательное отношение ариан к термину "единосущный" базировалось на факте отсутствия этого понятия в Св. Писании; отождествлении термина "единосущный" с доктриной савеллианства (в савеллианстве Троица рассматривалась как Единица); опасении, что утверждение единосущности природы Сына и Отца внесет материальные представления о природе Божества;

-разница подходов православной и арианствующей «партии» по основополагающему вопросу I Вселенского собора объясняется различием подходов александрийской и антиохийской религиозно-философской школы (идеологи евсевиан, как и сам Арий, являлись представителями антиохийской богословской школы, для которой было свойственным вольное отношение к комментированию текста Св.Писания и значительно большее рационализирование богопознания, чем у александрийцев);

проводя культурно-географическое сравнение, возможно утверждать, что после I Вселенского собора именно различие философских подходов александрийской и антиохийской школы объясняет районы распространения арианства или Никейского вероопределения, поскольку южные епархии, под влиянием александрийской религиозно-философской школы, стояли на позиции Никейского символа веры, а северные, испытывая влияние антиохийской мысли, переходили в арианство;

-со временем арианство как религиозное течение теряет своих сторонников, однако, следует признать, что арианство оказало значительное влияние на христианскую философскую мысль. Именно Антиохийская и Константинопольская церковь, которые являлись центрами антиохийского течения в христианской религиозной философии, будут в дальнейшем обсуждать вопрос о необходимости согласия веры и разума. Иными словами, отрицая ересь арианства, православие вобрало в себя саму постановку проблемы, но решало её уже с позиции никейского вероопределения;

-кроме ереси арианства в период I и II Вселенского собора христианская церковь вступает в полемику с антитринитарными альтернативными течениями савеллиан, павлиан, маркеллиан и фотиниан. Основой вероучения указанных течений стало отрицание основополагающего догмата христианства - веры в Троицу и акцент на утверждении веры только в единого Бога Отца. Например, павлиане считали, что Сын, упоминаемый в Священном Писании, есть Слово и мудрость, но не является в Боге особым существом или лицом. Это просто божественный ум, соотносящийся по аналогии с разумом человека. Христос, согласно доктрине павлиан, простой человек, в котором

действовала божественная мудрость и слово, начавший свое

существование после рождения Девой Марией. Последователи Маркелла и Фотина стояли на позициях отрицания равнозначности понятий Логос и Сын. В их понимании Христос первоначально был только Логосом, а Сыном стал исключительно с момента своего воплощения, таким образом, отрицалась вера в предвечное рождение Бога-Сына.

-принципиально новым этапом феномена отступничества в раннем христианстве стала богословская система Лаодикийского епископа Аполлинария, принадлежащего к традиции александрийской богословской школы. Аполлинарий заложил в основу христологии тезис, что человек состоит из трех частей: плоти, души, духа и поставил вопрос каким образом во Христе Бог и плоть составляют единую природу. Божество и человечество, согласно Аполлинарию, составляют во Христе одну природу, но они не сливаются и не переходят друг в друга. Христос, таким образом, является иносущным и единосущным в отношении к человеку. Бог, Логос иносущен человеку, а поскольку Он пребывает во плоти человеческой, - единосущен. Согласно Аполлинарию, во Христе человечество было покровом, под которым хранилось Его Божество. Обращаясь к специфике доктрины Аполлинария, возможно предположить, что аполлинаризм подготовил возникновение монофизитства и стал отправной точкой для борьбы вокруг вопроса о природе Христа. Такое предположение подтверждают богословские споры в период между I и II Вселенским собором, в которых особое место занимает резкое отрицание арианами идей Маркелла и Аполлинария.

-применяя текстуальный подход в исследовании редакций НикеоКонстантинопольского Символа веры, возможно утверждать, что стремление отцов II Вселенского собора четко определить человеческую сущность Христа объясняется полемикой церкви с ересями Маркелла и Аполлинария.

Третья глава «Становление христологической проблематики в поле христианской религиозно-философской мысли» посвящена процессу перехода христианской философии к христологическому кругу вопросов. Автор исследует нормы и принципы раннехристианского канонического права, регламентирующие отношение к религиозным альтернативным течениям на макро и микроуровнях, проводит параллели между новыми религиозными движениями (на примере Свидетелей Иеговы) и арианством.

В первом параграфе «Процесс синтеза Александрийской и Антиохийской религиозной философии в учении о Богочеловеке» рассматривается начальный этап процесса соединения подходов Александрийской и Антиохийской религиозно-философской школы на III Вселенском соборе в решении круга христологических проблем.

Во втором параграфе «Полемика с монофизитством как завершающий этап формирования феномена христианской ортодоксии»

26

автор изучает завершающий этап оформления официальной христианской церковной догматики на IV Вселенском соборе, окончательное принятие Символа веры в Константинопольской редакции и переход ключевой роли в религиозной философии от Александрийской к Антиохийской религиозно-философской школе.

Исходя из утверждения об основополагающей роли Александрийской и Антиохийской школ в формировании догматики христианства, с помощью сравнительной методологии автор проводит исследование основных концептов Антиохийского и Александрийского богословия, специфики их взаимодействия и взаимовлияния. Учитывая ключевую роль личности Кирилла Александрийского и Иоанна Антиохийского в заключении унии, с помощью индивидуализирующего метода рассматривается значение указанных личностей в объединении Александрийской и Антиохийской религиозно-философских школ.

Принимая во внимание основополагающее значение НикеоКонстантинопольского Символа веры для христианского религиозной философии и культуры и церковно права, в контексте настоящей главы осуществляется текстуальный подход в сравнении различных редакций Символа веры. В этой связи автор определяет различную степень влияния творений отцов церкви и религиозно-философских традиций на составление Символа.

Применяя ценностный подход в исследовании идейной взаимосвязи альтернативных течений путем сопоставления и соотнесения основных догматических положений ересей, детализации и дифференциации отдельных аспектов вероучений рассматривается догматика ересей периода III-IV Вселенского собора: донатизма, пелагианства, несторианства, ереси Диоскора и Евтихия.

В третьем параграфе «Непреходящее содержание канонических принципов отношения «ортодоксии» к «альтернативным концепциям»» рассматривается процесс выработки основных принципов и норм церковного права, которые условно разделяются на два раздела - это правила, регламентирующие порядок и устройство церкви, и правила, определяющие отношение к религиозным отступникам.

Поскольку причиной созыва Вселенских соборов становилась проблема определения отношения церкви к альтернативным течениям, рассмотрение правил, регламентирующих отношение к отступничеству, позволяет установить степень трансформации официальной христианской догматики ересями и оценить значимость указанной проблемы для церкви. Решение указанной задачи возможно путем сопоставления и соотнесения основных догматических положений альтернативных течений с нормами церковного права.

Из текстов, правил, рассматриваемых в первом параграфе, становится очевидно, что позиционируясь относительно альтернативных

27

течений, церковь регламентирует в этой связи различные аспекты как богослужебной, так и внебогослужебной практики, устанавливая четкие правила о священстве, вероотступничестве, семье и браке, таинствах, включая вопрос о признании таинств, совершенных в ересях, богослужебной практике, подробно разграничивая особенности чиноприема еретиков. Естественно, что вопрос отношения к ересям не мог не затронуть процесса и повседневной жизни христиан. Так, например, правила содержат запрет принимать во внимание свидетельства еретиков по церковным вопросам. 75-ое Апостольское правило вообще запрещает еретику свидетельствовать против епископа. Согласно комментарию и 6- му правилу II Вселенского собора, исключение составляли разбирательства, не касающиеся церковных дел, когда принимались во внимание показания еретиков наряду с иными свидетельствами.

В четвёртом параграфе «Диалектика альтернативности в современной христианской религиозной культуре» автор, учитывая имеющиеся заимствования рядом новых религиозных движений отступнических идей периода раннего христианства, осуществляет диагностическое сравнение доктрин новых религиозных движений с ересями эпохи I-IV Вселенских соборов на примере доктрины «Общества Сторожевой башни» (Свидетелей Иеговы). Принимая во внимание актуальность и приоритет решений Вселенских соборов в современном церковном праве Поместных Православных церквей, автор использует сравнение по аналогии, иллюстрирует в случае повторения догматических отступлений новыми религиозными движениями возможное отношение к подобному явлению с точки зрения церковного права.

Входе рассмотрения основных задач третьей главы автор приходит

квыводам, что впервые на Карфагенском поместном, а затем на III Вселенском соборе было рассмотрено вероучение одного из идеологов пелагианства - К[Ц]елестия. Причем только Карфагенский Поместный собор из всего корпуса канонов, вошедших в книгу правил, осуждает сторонников Пелагия и еще одну схизмудонатистов.

Основными положениями пелагианства (и Целестия), попавшими под осуждение на Карфагенском соборе, стали следующие: Адам умер бы, если бы и не согрешил; грех Адама причинил зло ему одному, а вовсе не всему человечеству; новорожденное дитя находится в том же состоянии, в каком находился Адам до своего грехопадения; неверно, что все человечество подлежит смерти потому, что согрешил и умер Адам, так же, как неверно и то, что все человечество воскреснет потому, что воскрес Христос; закон может привести к небу каждого так же, как и Евангелие; до пришествия Христова также были люди совершенно безгрешные. Таким образом, в гносеологии единственным источником религиозного сознания Пелагий считал рациональный метод, а в сотериологии пелагианство отрицало Божественную благодать как средство спасения человека.

28

Очередной вехой в истории и культуре церкви, определившей отношение к комплексу христологических проблем, стал III Вселенский собор, рассмотревший вероисповедание представителя антиохийского богословия Константинопольского архиепископа Нестория.

Христология Нестория сводилась к следующим основным положениям: земная жизнь Христа - это человеческое естество Спасителя, следовательно, две ипостаси в Христе являются разделенными. Причем, Божественная сущность Христа не принимала участия в деяниях, выражавших уничижительное состояние Спасителя. Подобные взгляды являются явно еретическими, поскольку, если Христос страдал человеческой сущностью без участия сущности Божественной, то под сомнение ставится один из центральных догматов христианства - вера в искупление.

Сравнивая арианство и несторианство, следует отметить общие черты в подходе к решению основных вопросов этих двух наиболее распространенных ересей. Если ариане стремились раздельно и неслиянно представить ипостаси Св. Троицы, то несториане аналогично поступали в вопросе о естествах Богочеловека.

Факт осуждения Нестория на III Вселенском соборе невозможно рассматривать вне контекста христологических споров V в. между представителями антиохийской и александрийской религиознофилософской мысли, так как к V в. философская мысль христианского мира постепенно переходит вообще от споров арианских к спорным вопросам несторианства о лице Богочеловека.

Перед созывом III Вселенского собора церковь уже была разделена на два больших течения - сторонников вероисповедания, признанного впоследствии как православного, и несторианства.

На основании культурно-географического сравнения следует отметить, что если рассматривать территории, которые наиболее подверглись влиянию несторианства, то это были те же епархии, которые поддерживали в IV в. ересь Ария. Напротив, епархии, выступавшие против арианства, критиковали и несторианство - прежде всего, это Александрийская церковь во главе с Кириллом архиепископом Александрийским. Подобное отношение к движениям христианского отступничества, на наш взгляд, объясняется тем, что последователи александрийского направления являлись продолжателями традиции Афанасия Великого, Василия Великого и Григория Богослова, считая, что разум должен быть подчинен вере, причем разум должен иметь границы в исследовании веры. Напротив, антиохийское богословское направление стремилось, как и в IV в., к более вольному соотношению разума и веры.

Принципиально новым этапом развития христианской философской мысли стала уния 433 г. Уния позволила соединить доктрины антиохийских и александрийских религиозных философов и

29